Камень духов
Шрифт:
Недовольство лейтенанта как рукой сняло:
– Ежели правда, получишь целковый! – сказал он просиявшему матросу и снова обратился к своим собеседникам: – Извините, господа, мы вернемся к разговору позже, а теперь позвольте мне пройти к моим людям…
– Я пойду с вами, если вы не станете возражать… – произнес Хлебников.
– Отчего же, Кирила Тимофеевич… Как вам будет угодно.
Следом за Степановым они двинулись по коридору, стены которого едва освещались свечой матроса. Шли долго. По крайней мере, Хлебникову, то и дело спотыкавшемуся о кучи принесенной от завала земли, так показалось. Наконец замаячил свет и послышались голоса. Работающие у завала матросы и рейтары расступились, пропуская подошедших.
Нахимов, находящийся в конце прорытого
– Дмитрий, ты слышишь? Похоже, нас пытаются откопать…
– Нет, пока ничего не могу разобрать…
– Да вот же, здесь!
Завалишин, а вслед за ним и Хлебников припали к земляной стене. Из-за толщи завала до их слуха действительно донесся шум, похожий на удары заступа о твердь.
– Слава Богу, – перекрестился Хлебников. – Кажется, мы спасены…
– Еще нет, – уступая место у завала своим подчиненным, не согласился с купцом лейтенант. – А ну-ка, братушки, – обратился он к матросам, – навались! Дружнее! Выберемся на волю, выставлю ведро «казенки»!
– Да смотри, поосторожнее, – предостерег мичман, – чаще ставь опоры да друг за дружкой поглядывай! А то знаю я вас, за чарку и себя не пожалеете…
Впрочем, уговаривать кого-то не было нужды. Понимая, что дело касается жизни или смерти, и русские, и испанцы работали рьяно. И все же прошло не менее полутора часов, прежде чем в завале был прорыт лаз шириною в половину сажени и шум за земляной перегородкой стал слышен совсем близко.
Лейтенант забрался в лаз и громко по-испански спросил:
– Эй, отзовитесь! Кто там?
Удары прекратились, но ответа не последовало.
– Вы слышите меня? – уже на своем родном языке обратился Завалишин к тем или к тому, кто был отделен от него остатками завала.
В ответ – снова молчание. Только удары заступа стали чаще и явственней.
– Ну и черт с вами! Не желаете отвечать, и не надо! – в сердцах ругнулся русский.
Он уже собрался выбраться из лаза, чтобы дать возможность матросам закончить работу, когда земля впереди него вдруг осыпалась и в щель проник свет и свежий воздух.
Огарок в руках лейтенанта погас. Лейтенант отбросил его и принялся руками расширять отверстие. Кто-то, еще невидимый, делал то же самое снаружи.
– Что там, Дмитрий Иринархович? – из-за спины раздался обеспокоенный голос Хлебникова. Но Завалишин, только что ругавший неведомых спасителей за ответное молчание, на сей раз сам не проронил ни звука. Слова попросту застряли у него в горле – из расширенного до размера человечьей головы проема глядело свирепое лицо в индейской боевой раскраске…
Глава третья
В то время как индейцы восточного побережья мужественно сражались против «длинных ножей» под началом мудрого Понтиака и когда легендарный вождь шони Текумсе воевал с бледнолицыми, объединив под своим началом все племена прерий, а во Флориде с отчаянием обреченных сопротивлялись вторжению иноземцев семинолы, сородичи Валенилы и другие краснокожие западного побережья почти безропотно подчинились кучке конкистадоров.
Племена, живущие здесь, были малочисленны и разобщены. Майду, мивок, хупа, шаста, помо говорили на разных языках, кочевали в пределах своих охотничьих угодий, занимались собирательством зерен дикой пшеницы и ягод, охотой и рыбной ловлей. В отличие от индейцев прерий, изобретших вигвамы-типи – разборные палатки из бизоньих шкур, местные краснокожие жили в шалашах из древесной коры и землянках. У них не было ни легких каноэ, без которых не мыслили себя краснокожие Великих озер, ни лодок-однодеревок – испытанного средства передвижения индейцев-тлинкитов. Для переправы через небольшие реки индейцы помо и других племен побережья использовали два пучка тростника, связанных между собой, а в океан – Большую Соленую Воду – они выходить боялись. И в военном отношении эти племена сильно отстали от своих сородичей. У них не было томагавков и особых дальнобойных луков, усиленных оленьими жилами. Не они придумали
И все же испанцы, установившие над ними владычество и считавшие их примитивными дикарями, ошибались. Индейцы не были обделены ни умом, ни талантами и вдобавок оказались хорошими учениками. Уже через несколько лет после испанского вторжения они научились приручать лошадей и управляться с ними. Многие выучили язык чужеземцев и обучились их ремеслам. Но главное: развеялся миф о божественном происхождении бледнолицых и их непобедимости. Краснокожие перестали пугаться громов и молний, извергаемых «стреляющими палками», сделались превосходными стрелками и воинами.
Хойбу Валенила – старшина племени помо, уже не молодой, но еще сильный и статный индеец, был одним из таких. Став вождем после смерти своего отца Соббикаши, он сохранял этот титул и в дни, когда племя вступило на тропу войны. Обычно у индейцев два хойбу – военный и тот, который руководит в мирное время. Совмещение двух этих постов одним лицом – знак высшего доверия соплеменников.
Выводить мужчин племени на военную тропу Валениле доводилось дважды. Один раз несколько весен назад, когда на помо напали «твердогрудые». Они увели с собой многих людей племени, в том числе и жену Валенилы – черноглазую красавицу Умугу. И хотя в тот страшный день воинам помо не удалось убить ни одного врага, они, бросившись врассыпную, увлекли всадников за собой и тем самым дали возможность спастись оставшимся женщинам и детям… А вот второй случай, когда помо взяли в руки оружие. Остатки племени Валенилы кочевали тогда к северу от места слияния Бурной реки с Большой Соленой Водой и столкнулись с племенем шошонов, которые не хотели дать помо пройти через их землю. Окруженные превосходящим числом шошонов, миролюбивые помо не отступили и сражались яростно и смело, обратив в конце концов врага в бегство.
Потом, когда племя обосновалось на новых землях, Валенила послал вождю шошонов вампумовый пояс и заключил с ним мир. Мир, даже плохой, лучше хорошей войны. Эти слова своего отца Соббикаши Валенила запомнил на всю жизнь. Став вождем, он всегда старался следовать им. Потому, когда однажды на земли помо пришли «длиннобородые» – добрые бледнолицые с севера – и предложили хойбу свою дружбу, Валенила заключил с ними союз и разрешил жить и охотиться в угодьях племени. «Длиннобородые» оказались хорошими соседями. Они не чинили индейцам обид, торговали с ними, защищали помо от нападения «твердогрудых». Помо тоже соблюдали договор. Они приносили «длиннобородым» шкуры зверей и желтые камни, которых много встречается в окрестных горах. Взамен получали рубахи и одеяла, ружья и порох. Многие пришельцы взяли себе в жены дочерей помо и скрепили с индейцами дружбу братанием.
Так продолжалось, пока великий Маниту – верховный бог всех живущих – снова не отвернулся от соплеменников Валенилы. «Твердогрудые» пришли на земли помо и похитили несколько семей, стороживших место у Большой Соленой Воды, куда приплывают крылатые пироги «длиннобородых».
Новость об этом взбудоражила все племя. Молодые воины требовали зажечь ритуальный костер и после военного танца послать злым бледнолицым красную стрелу – знак вступления на тропу войны. Валенила охладил пыл соплеменников. Мудрость вождя в том и заключается, чтобы видеть дальше простых воинов и думать больше, чем они. Хойбу понимал: жажда мщения, этот вековой завет предков, может стать губительной для его народа. Племя еще не восстановило силы после давней облавы «твердогрудых». Да и не всегда сила решает исход дела. Хойбу отправился за помощью к «длиннобородым», про себя решив, что бледнолицым с бледнолицыми договориться легче, а там, где можно избежать кровопролития, его надо избегать.