Камень на камне
Шрифт:
– Как же их тогда побеждали? – спросила я.
– Обычно все происходило очень быстро. Он появлялся из неоткуда и принимался жечь и топтать все на своем пути. При этом он не занимался никакой разведкой, он словно пренебрегал всеми нашими технологиями, многие из которых были для него не страшнее комариного укуса. Это сыграло нам на руку. Как оказалось, он даже не был снабжен щитом, который был у многих стационарных машин, и из-за которого мы были бессильны там. Один такой страж напал на лагерь новобранцев в пустоши между двумя городами. Там было две или три тысячи солдат. Пока он выжигал молодых парней, один из бойцов запрыгнул в танк и расстрелял его. Обычно такие фокусы не проходили, так как тяжелая техника охраняла лишь большие лагеря из-за своей низкой маневренности. Но, что бы вы поняли, перевернуть самый тяжелый танк для стража не составляло проблем. Здесь же все сложилось так, что он просто не обратил на технику внимания, увлекшись топтанием ненавистных людей.
– Вы так рассказываете о нем, будто он разумный живой человек, – прервала я.
– Живой человек – конечно нет, но то, что они были разумными, это абсолютно точно. Когда он был сосредоточен, когда он понимал, что ему грозит опасность, его действия нельзя было предугадать. Он обманывал самых умных командиров, меняя тактику и стратегию. Это сложно описать тому, кто его не видел. Но, в конце концов, он настолько разочаровался в нашей боеспособности, что сам предоставил
– Это был перелом в войне?
– Это был его предвестник, – ответил он, с задумчивым видом раскачиваясь на стуле, – теперь мы могли действовать. Это означало, что теперь не нужно посылать группу смертников, чтобы отвлечь стража от основных сил. Конец первобытной войне, в которой все наши разработки и научные достижения не значили ровным счетом ничего. Это означало свободу в выборе стратегии. Конечно только условно, потому что силы были по-прежнему не равны, и для того, чтобы совладать с одной такой машиной, нужна была целая дивизия бойцов. Но время шло, а мы лишь сумели снизить число жертв в наших рядах, речи о победе не было. Плюс, чем дальше, тем они становились умнее. Один приходил на помощь другому, прикрывая спину. То есть, если столкнулся с одним стражем, можно было быть уверенным, что где-то неподалеку бродит второй, а это уже безвыигрышный вариант. Благодаря этим локальным успехам мы развернули какую-никакую разведдеятельность. Беспилотники и роботы были все так же бесполезны, но зато люди теперь могли пробраться немного дальше. И вот однажды это принесло свои плоды. Разведка нашла центр управления. Поразительно, но мы даже не имели представления, что весь их щит сконцентрирован в паре генераторов, расположенных каждый в своем полушарии этой треклятой планеты.
– Я читала об этом в хрониках, – поддержала я, услышав знакомую информацию, – операция «Блицкриг».
Он улыбнулся, отпив из стакана какой-то мутной жижи и утерев рот рукавом куртки.
– Да, это была именно она. Малая часть событий той войны, нашедших отражение в хрониках. Еще бы, ведь это был тот самый перелом, которым можно было гордиться, которым можно было прикрываться. Я вместе с братом вошел в одну из тех двух групп, которые должны были синхронно атаковать центры управления за десятки тысяч километров друг от друга. Двадцать три человека. Все – заслуженные бойцы, герои войны, прошедшие всю ее на своих ногах. Двадцать три самых везучих парня во вселенной. Мы подобрались максимально близко к городу. Нас отделяло одно плато, примерно пять-шесть километров. Решено было выступать ночью. Уж не знаю, есть ли это в хрониках, но стратегия казалась идеальной. Идеально возможной. Первая из целей находилась в полушарии, где наша активность была очень низкой, поэтому было решено атаковать ее в первую очередь. В таком случае, враг, застигнутый врасплох, начал бы переброску сил, и тут мы смогли бы выполнить свою функцию. Так и произошло. Приблизительно в полночь мы получили сообщение, что первый центр взорван. Это был сигнал к наступлению. Мы побежали. Сначала строем, потом, когда под ногами почувствовался метал, рассредоточились. Где-то на полпути мы услышали его. Именно услышали, так как кромешная тьма не позволяла ничего разглядеть, а грохот ударов механических лап по металлическому полу города разносился на десятки километров в этой неестественной тишине. Вы слышали о том, как там тихо?
– Где? На Орионе? Нет, не слышала, – ответила я, увлеченно делая зарисовки в блокноте.
– О, это самое невыносимое. Здесь, на Земле люди уже позабыли, что такое тишина. Там так тихо, что слышно собственное сердцебиение. Поэтому любой шум разносится на огромные расстояния, не искажаемый ни ветром, ни любым другим способным на это явлением. Нам оставалось около километра, когда он показался впереди. Глупо было предполагать, что мы не встретим его у входа в город, однако я помню, как страх и отчаяние буквально сковали ноги. Я пытался тогда гнать от себя эти мысли, как наверно делали и все остальные. Но если один из стражей увидел нас на пути к городу, то эта девчонка должна была довольно быстро разгадать наш замысел. Наш командир, Клинт Доусон, скомандовал разделиться на две группы. Одна должна была отвлечь стража, пока другая пробиралась в город. Я с братом попал в первую группу, и мне было поручено командование. Маневр удался, и страж направился в нашу сторону. Но далеко мы отбежать не успели. Я только увидел краем глаза, как Доусон с остальными слились с поблескивавшими стенами где-то в стороне. Тактика борьбы со стражем была отработана до автоматизма. Он догнал нас через пару минут и уже на подходе начал жечь металл под ногами. Мы рассредоточились, стараясь запутать его. Иногда это получалось, и он мог впасть во временный ступор, видно из пробелов в программе, но чаще всего он моментально перестраивался и продолжал преследование кого-то одного. Так и произошло в тот раз. Он направился в сторону одного из бойцов. Это был Йоши, отличный солдат, пилот, такой же как и я, бесстрашный и чертовски гордый. Жаль, но все понимали, что ему конец. Он и сам это понимал и постарался выкроить для нас пару лишних секунд. Я помню это чувство, когда даешь команду разделиться, и несколько мгновений ждешь его вердикта, за кем он побежит. Мне было стыдно и стыдно сейчас, но когда он побежал за Йоши, я испытал своего рода облегчение. Парень пал спустя несколько долгих секунд, тварь не стала жечь его, она просто догнала и раздавила его своей многотонной ногой, как мы давим тараканов тапком. При этом треск его костей отозвался глубоко внутри моего черепа. Тех нескольких секунд, которые страж потратил на Йоши, нам хватило, чтобы перегруппироваться и подступить к нему сзади на расстояние удара. Он чуть было не опередил нас, попытался прорвать окружение, побежав прямиком в центр полукруга, но не успел. Мы выстрелили импульсом, десять залпов одновременно. Это обездвиживало его на несколько десятков секунд, так что можно было подобраться вплотную. Один из бойцов взобрался на спину и прилепил взрывчатку на уязвимый люк. Тот страж так и не пришел в себя после импульса, его разорвало на две части, и грохот от падения наверно был слышен за десятки километров.
– Ух ты, впечатляет, – вымолвила я, вдохновляясь услышанным.
– Нет, не впечатляет. Я бы описал это чувство, как сладость мести. Каждый раз, когда я участвовал в уничтожении одной из машин Ориона, я испытывал это чувство. Я чувствовал…, даже не знаю, благодарность тех, кто не дожил до этого момента, чувствовал облегчение, чувство исполненного долга, – он некоторое время молчал, глядя в практически опустевший стакан, будто завороженный.
– Расскажите, как вы сумели отключить щит.
– Мы сумели, – практически спросил у меня Манува, очнувшись от кратковременного забытья, – что тут рассказывать? Прорвались в город, нашли установку и взорвали ее ко всем чертям. В городе мы встретили еще одного стража, который раздавил всех. Остались только мы вдвоем с братом. На уничтожение потребовалась сотня-другая миллионов жизней, но это ведь пустяки, верно? Что это в сравнении с гармонией и процветанием, которое у нас есть сегодня? А безопасность? Да за нее можно все отдать! Я отдал за эту безопасность жизнь своего брата. Это был один из последних дней там, на этой проклятой планете. Все уже закончилось. Без щита мы поменялись местами, теперь уже машины прятались везде, где только можно, а мы лишь пытались удовлетворить свою жажду, желание мести, желание крови. Я видел, как моего брата сожрала тварь, вылезшая из-под земли. Это произошло у меня на глазах, после стольких месяцев везения. Скажите, как по-вашему, мне не плевать на гармонию? Верно, это риторический вопрос. Я вернулся на Землю героем, обо мне говорили, складывали легенды… до сих пор складывают. Здорово. Помню, как мы с Роджером мечтали о том, как станем знаменитыми, как будем в каком-нибудь миротворческом корпусе, как будем читать лекции молодежи. Я даже помню тот день, когда мы пришли записываться добровольцами в призывной пункт. Мы были счастливы. Мы были глупы.
Он осушил стакан и со звоном поставил его на крышку стола.
– Итак, продолжим, – сказал он, видимо, поборов нахлынувшие вместе с неприятными воспоминаниями эмоции, – первое время после возвращения все было отлично. Но, хоть вам этого и не понять, никто из нас не вернулся оттуда прежним. Даже те, кто не принял участия ни в одной стычке, даже на них война наложила отпечаток. Скажу вам по секрету, я до сих пор не могу нормально спать. Наверно это останется со мной навсегда, – тут он как-то странно осекся и с трудом сдержал истерический смешок, – и дело вовсе не в кошмарах. Я просто слишком привык ждать, когда наступает ночь. Ждать их, понимаете? Там, на Орионе это был единственный способ выжить – всегда ждать. С нами в отряде служил паренек, француз, Жиль Готье. Мы называли его «Туз». Вероятно, вы читали о нем в хрониках. Он вместе со мной прошел большую часть той войны. Молодой парень, ему не было еще и тридцати лет. Он сошел с ума уже дома, на Земле. Его заперли в психушку, и там закончил свой яркий путь. И таких примеров я могу привести сотни. Мне повезло чуть больше, хотя, признаюсь, я и сам частенько подумывал свести счеты с этой жизнью. Но для того, чтобы решиться, нужно иметь нечто большее, чем смелость. Я тоже не стал исключением из «сынов войны». Утешение нашлось очень скоро, на дне бутылки. И чем дальше, тем глубже находилось это дно. Все складывалось вполне гармонично и, главное, безопасно, верно? Но тут появился он, наш герой. Монро, черт его побери. Сколько раз этот парень менял мою жизнь?! Сначала я поступил в академию только потому, что туда поступил он. Потом я преисполнился решимости записаться добровольцем, потому что он струсил. Ну и, как итог, именно из-за него я не закончил жизнь, как рядовой бродяга с Сириуса. Нэйт Монро – мой ангел-хранитель. Апатичный ангел. Знаете, хоть он никогда бы мне об этом не сказал, но у него были серьезные проблемы с головой. В общем, у нас было много общего. Он наполнил мою жизнь смыслом, снова, как прежде. Я тогда и не догадывался, что именно произошло после возвращения на Землю. Позже я понял это. Просто война закончилась. Я часто думаю – зачем ему это было нужно? Зачем вся эта нескончаемая бойня с угрозой для жизни? Я пару раз спрашивал его, но, похоже, он не очень любил касаться этой темы. Я знаю, что он был гражданским пилотом, вполне неплохая должность. Он вроде даже был женат… ну и зачем было таскаться со мной, нянчиться, терпеть меня? Я не такой уж особенный, просто мне часто везло в жизни. Он же был совсем другой: умный, хитрый, талантливый, особенный. С самого детства я всегда завидовал ему, пытался подражать, пытался угнаться…
Тут он снова замолчал, доливая в стакан очередную порцию устрашающего на вид напитка.
– Чуть позже я встретил еще одну старую знакомую, Джину Гарсия. Она училась вместе с нами. Там, в академии, они с Нэйтом были довольно близки, а когда мы встретились вновь, они почему-то совсем не общались. Уж не знаю, что там у них произошло, но моя жизнь определенно стала лучше с этого дня, надеюсь, вы понимаете, о чем я. Она будто бы ждала меня все это время, хоть такими словами она это и не выражала, но все было понятно даже без всяких слов. Не отходила от меня ни на минуту, всегда ждала и… не могу сказать, что отвечал ей взаимностью, но, в конце концов, главное ведь, чтобы женщине было хорошо, верно? А свою способность любить или чувствовать что-то в этом роде я, очевидно, оставил на другом конце галактики. Понимаю, немного странно слышать это от такого типа как я, но тем не менее. Я снова жил, каждым новым днем, не заглядывая далеко вперед и не планируя. К тому моменту я твердо уверился в абсурдности любого планирования. Вот даже сейчас, казалось бы, я действую по оговоренному заранее плану, но все прекрасно понимали, что это лишь небольшая таблетка успокоительного, призванная утихомирить разум разгневанной толпы. Даже этот план – обычный миф. Так вот, моя жизнь стала налаживаться после встречи старых друзей. Монро же, как будто покатился по наклонной. Все новые и новые заказы, и он брался за них, не давая себе передышки. И этот взгляд… У него стал совершенно невменяемый взгляд. Как будто он был постоянно зол, хоть и не подавал виду в разговоре. У парня были очень серьезные проблемы с головой. Откровенно говоря, до нашего отлета на Сириус я каждое утро приходил к нему в комнату, ожидая увидеть его, подвешенного к балке за шею. Но стоило ему взяться за это дело, как он будто снова изменился. Как если бы он знал, куда это всех нас приведет, знал, что конец близок, что его уже видно.
В очередной раз Манува сделал паузу, приложился к стакану, а затем уставился внутрь него замерзшим взглядом.
– Это было как будто вчера. Мы прилетели на Сириус, прошел час, и мы уже ехали с мешками на голове в каком-то грузовике. Это все частности, важно лишь то, что я увидел потом, что услышал, и чему поверил. Эстебан Фероуз, тот самый опасный преступник, религиозный фанатик и пропагандист. Ради этой нашей встречи стоило выжить там, на Орионе. Знаете, а ведь он предсказывал все это, все, с самой первой минуты. И про вас он говорил, и про меня. Мы много говорили за эти несколько дней, я многое увидел. Вам не будут интересны подробности, но я видел, как этот человек оживляет мертвецов, как дает им второй шанс, шанс, которого не было у тех миллионов солдат, сожженных во имя нашей с вами гармонии. Он открыл мне глаза, сказал то, что я и так знал, но во что боялся поверить. Про правительство, про заговор, про миллионы смертей, про моего погибшего брата… Он сказал, что войну развязали мы, что все это было частью одного зловещего страшного плана, что наверху знали о том, чего это будет стоить, и знали, какую выгоду это принесет. С его словами весь пазл в моей голове сам собой сложился, как будто я ждал все это время именно этих вот слов. Если это фанатизм, то я, так же как и он, самый что ни на есть долбанный фанатик. А главное – он дал мне способность исправить человеческие ошибки. Информация, с помощью которой люди могли бы взглянуть на произошедшее слегка под другим углом. Доказательства, за которые Нэйт Монро, вероятно, отдал свою жизнь. Можно сколько угодно рассуждать на тему того, что он просто, наконец, нашел возможность сделать это, но факт остается фактом, человек пошел на неминуемую смерть ради того, что бы у нас с вами был шанс изменить мир. Чем ни заголовок для вашей статьи, верно?