Камень погибели
Шрифт:
Некоторые пекинцы брились и стриглись прямо на улице у бродячих цирюльников, которые при необходимости выступают и как врачи: могут, например, пустить больному дурную кровь.
Ревнивое соперничество вездесущим рикшам составляли всадники на мулах и ослах, украшенных бубенчиками, а также носильщики, несущие паланкин с богатым купцом или чиновником.
Торговцы кричали и стучали в дощечки, заманивая покупателей в стоявшие по обеим сторонам улицы лавки и харчевни. Продавцы уличной еды надрывались, выкрикивая ужасными голосами названия закусок и устрашающе вопя «Тр-р-р-р-р-р!» – все только для того, чтобы клиент хотя бы бросил взгляд на
Герои наши реагировали на происходящее по-разному. Загорский глядел на окружающую жизнь с интересом и чуть ли не умилением, Ганцзалин – безразлично, карлик – с нескрываемым презрением.
Путь до Юнхэгуна занял минут пятнадцать. Загорский расплатился с рикшами и вместе со своими спутниками вошел на территорию монастыря. Проходя по императорской дороге, усаженной серебристыми абрикосами, Ганцзалин не преминул подхватить пару упавших еще осенью плодов, понюхать и объявить, что они воняют, чем вызвал небывалый гнев карлика. Загорский призвал помощника к цивилизованности и уважению чужих святынь, Ганцзалин в ответ только рожу скорчил.
Вероятно, в монастыре был какой-то впередсмотрящий, вроде юнги на корабельной мачте, потому что уже у ворот Чжаотаймэнь [21] их встречал кхэнпо-лама или, проще говоря, настоятель, одетый в официальное красно-желтое одеяние. Лама был человек невысокий, бритый наголо, с короткими квадратными бровками и слегка лукавым выражением лица.
– Приветствую вас, почтенные старцы, – сказал настоятель с легким поклоном.
При этих словах Ганцзалина перекосило: это кто тут старец? Загорский едва удержался от смеха, наблюдая за праведным гневом своего помощника, который, похоже, был готов наброситься на ламу с кулаками.
21
Чжаотаймэнь (кит.) – Врата Безмятежного спокойствия.
Загорский учтиво поклонился настоятелю, а Ганцзалину шепнул.
– Ты же помнишь долгожителей при Цинах?
Разумеется, Ганцзалин помнил. Даже во времена последней китайской династии люди, достигшие семидесяти лет, уже считались долгожителями. Каждому такому старцу выдавался особый посох, как знак его долгожительских заслуг перед империей. Загорскому с Ганцзалином до семидесяти было еще далеко, но оба уже перевалили за шестьдесят.
– Смирись, друг: отныне ты – не гроза барышень, а почтенный старец, – заметил Нестор Васильевич своему верному помощнику.
– Карлик поднимается по лестнице – шаг от шага выше, – пробурчал Ганцзалин, припомнив известную пекинскую недоговорку [22] .
Кхэнпо-лама провел их в зал для приемов, предложил чаю и сладостей.
– Вы прекрасно говорите по-китайски, – заметил он Загорскому.
– Вы тоже, – отвечал тот, приведя ламу в некоторое замешательство.
Сначала, как и положено ритуалом, поговорили они о разных разностях, в частности, о старых и новых переводах на китайский тибетского канона Ганджур. Наконец Загорский решил перейти
22
Недоговорка – иносказание, имеющее двучленную форму, где вторая часть нередко опускается.
– Почтенный лама, разумеется, знает, зачем я здесь, и ему известны мои полномочия, – торжественно объявил он.
Настоятель склонил голову. Конечно, он знал, иначе стал бы он тратить столько времени на заморских чертей. Ничего такого кхэнпо-лама, разумеется, не сказал, но Загорский легко прочел это в его глазах, на миг ставших насмешливыми. Эге, подумал детектив, а дело-то будет посложнее, чем могло показаться.
– Я хотел бы увидеть то место, где хранился алмаз, – сказал Нестор Васильевич.
В глазах настоятеля мелькнуло какое-то странное выражение: что-то среднее между страхом и облегчением.
– Прошу простить вашего слугу, – отвечал он, – но это тайна, в которую посвящены только два человека: я и Далай-лама.
– Да-да, – сказал Нестор Васильевич с легким нетерпением, – но ведь алмаза там уже нет. Следовательно, нет и тайника.
– Это не совсем так. – возразил лама. – Мы верим, что святыня вернется на положенное ей место, и будет помещена в тот же тайник.
Нестор Васильевич поглядел на собеседника с легким раздражением: он не любил, когда его держали за дурака. Впрочем, поймав себя на этом, Загорский постарался успокоиться. Похоже, он и в самом деле стареет, если его выводит из равновесия такая мелочь, как лукавство монаха.
– Но какой же в этом смысл? – спросил он. – Если алмаз уже украли из тайника, значит, он перестал быть тайником. И если алмаз вернется – а я сделаю для этого все возможное и невозможное – то прятать его придется уже в другом месте, не так ли?
Лама в ответ на это только промолчал. Ничего, подумал Загорский, я тебя сейчас расшевелю.
– Юань Шикай выразил свое недовольство тем, что национальная святыня хранилась не в императорской сокровищнице, а в плохо охраняемом монастыре, – сказал он холодно. – Еще больше он недоволен тем, что монахи не уберегли эту великую драгоценность. Боюсь, у него появятся поводы для нового недовольства, когда он узнает, что моему расследованию чинят препятствия.
Однако запугать ламу не удалось, он сохранял все то же безмятежное и одновременно лукавое выражение лица. Да, это не ханец, это настоящий горец, с невольным уважением подумал Загорский и тут же нанес новый удар.
– Неужели вы хотите, чтобы тут все перевернули вверх дном только затем, чтобы найти пустой тайник? – напрямик спросил он у ламы.
Настоятель заколебался. В стране после революции царил бедлам, не хватало ему еще бедлама в монастыре.
– Тайника я вам показать не могу, даже если вы меня убьете, – наконец выговорил он. – Но я готов провести вас по тем местам, где мог быть спрятан камень.
Загорский, поразмыслив, согласился. Он собирался использовать старый трюк фокусников и магнетизеров. Сначала зрителю предлагают незаметно спрятать что-нибудь, а потом ведут его, держа за руку, и по мельчайшим реакциям понимают, где именно спрятан предмет. Правда, задача несколько усложнялась тем, что держать ламу за руку было нельзя, да и сам лама демонстрировал большое самообладание. Тем не менее предложение настоятеля давало Нестору Васильевичу некоторую надежду, так что они незамедлительно пустились в обход монастыря.