Камень власти
Шрифт:
– Будет тебе, Лушка, напраслину возводить! Матвей парень серьезный, в дела государевы посвящен. Время то сейчас какое сложное, обязательно надо в столице знатцев иметь.
Как только Фома объявился на пороге, Лукерья бросилась к нему и стала трогать его лицо своими руками. Видать, не верила в счастье, думала видение какое. Потом начала искать ранения, осматривать одежду, засовывать пальцы в рваные места кафтана.
При первой возможности Фома спросил у Матвея про то, намерен ли он московским начальникам докладывать о Княжиче?
– Зря спрашиваешь! Могу на тебя обидеться! Я ведь слово дал!
– Может
– Кабы не твоя медовуха, сидел бы я уже дома или в Приказе. Конечно, и про камень ничего и никому не скажу.
– Ты настоящий друг, – сказал Фома.
– Ты тоже, – вторил ему Матвей.
Москва жила своей жизнью. Казалось, про Матвея все забыли, по крайней мере о нем никто не вспомнил за последние несколько месяцев отсутствия. Газы Гирей подступил к Москве и был нещадно бит, усыпил бдительность двора и вторично сходил на Русь с захватом полона и добра. Меры дознания по убийству царевича Дмитрия переместились в Москву.
Единственно, кто был рад возвращению Матвея, так это его тесть. Степан Владимирович обнял зятя и поинтересовался поисками камня. Про семью не задал ни одного вопроса. Матвей догадался, что батюшка нашел возможность и известил о благополучном устройстве в Чернопенье. Про камень Матвей соврал, чем успокоил тестя, и тот к этой теме более не возвращался. По службе скопилось много бумаг, которые требовали прочтения и ответа. Но у Матвея из головы не выходил остров Княжич и его люди. По сути он и его друг Фома – обладатели великой тайны про устройство благополучной жизни вдали от людей.
Вечером по обыкновению в гости зашел Степан Владимирович. Видимо хотелось откровенной беседы про дела, более подробных новостей про жену и дочь. Так думал Матвей, но он ошибся.
Тесть принес штоф крепкого напитка и намекнул, что разговор будет серьезный, не для посторонних ушей.
– Государь Федор Иоаннович совсем отошел от дел и стал еще более плох здоровьем. Он и до того не сильно радел за дела, а теперь и подавно.
– Не секрет, что за спиной государя всегда маячит тень Годунова. Помнишь тот случай, при венчании Федора Иоанновича на царство? Не выдержал государь долгой службы, чуть в падучей не свалился, ослабевшей рукой символ власти передал Годунову. Мне один раз про этот случай рассказали, и я до сих пор его помню.
– Ты никогда не задумывался, как простой боярин оказался рядом с будущим царем?
– Все просто. Его родная сестра Ирина уже была венчана на Федоре, была его законной женой.
– А как она стала женой? – не унимался тесть.
– Не знаю, для меня и того объяснения в достатке.
– Ирина красивая, образованная девушка справедливо могла надеяться на партию с молодцом во всех отношениях. Федор с детства болезненный. Кроме молитвы, других интересов в жизни не испытывал.
– Получается ее насильно в жены отдали?
– Брат и сестра Годуновы, Ирина и Борис, рано осиротели, заботу о них проявил дядя Дмитрий Иванович, приближенный к царю Ивану IV. Именно ему племянники обязаны волепозволением жить в Кремле за государев счет. Борис сообразительностью сильно отличался от боярских отроков. В восемнадцать лет получил должность постельничего взамен предыдущего, казненного
– Ирина вступилась и пообещала Федору выйти за него, ежели тот спасет брата?
– Не т рудно догадаться! Наш разговор о неприятии боярами Годунова, как родственника царя и претендента на престол. По сути наследников по линии Рюриковичей не осталось.
– Твоя сторона какая, Степан Владимирович?
– Понимаю и тех, и других. Бояре считают Годунова выскочкой, без рода, без племени. Годунов хочет увековечить себя правителем добрым и великим. Но ежели о деле, то я на стороне Годунова. Благодаря его стараниям развернули на Руси градостроительство, подготовку собственных мастеров, в Кремле водопровод построили. Годунов понимает значение деятельности Посольского приказа, повысил ставки, добавил высоких должностей, особо проявившимся дарует дворянские звания. Школе при Приказе дает деньги, обучение толмачей наладил.
– Делаем, что должно и будет, что будет. Плетью обуха не перешибешь!
– Поделился с тобой и легче на душе стало. Ну, что там у наших? Как батюшка себя чувствует?
– И супруга ваша, и жена моя в полной заботе о них со стороны ближних. Живут в полном спокойствии, войны и замятни туда не доходят. Только Дарье дорога назад пока не потребна. В ее положении лучше не рисковать, пусть уж в Чернопенье рожает.
– Мне тоже спокойней, ежели они живут у твоего батюшки. Мы тут как-нибудь сами управимся.
– Все-таки в Приказе чей верх будет?
– Кто кого пересилит. Ты сам прежде, чем волю кого-то исполнять, подходи ко мне, посоветуемся, подумаем.
– Кто мне, кроме вас, может поручение дать?
– В том то и дело в моду вошло, кто во что горазд. Порой такая сумятица творится, диву даешься.
– Дело к зиме, жизнь как правило замирает, послов меньше, и мы особо никуда не стремимся.
Глава седьмая
На Руси давно укоренилась житейская мудрость – сын во многом повторяет отца своего. Может быть не всякий раз, но применительно к Матвею таковое случилось.
Тайный лазутчик Степана Владимировича вернулся из польских земель, где пребывал в качестве учителя английского языка долгих четыре года. Он добыл сведения о подготовке поляками наследника царского престола под личиной спасшегося царевича Дмитрия. Лазутчик приложил невероятные усилия и узнал, что в личину рядится беглец русич из Костромского края. Узнал, что мать его полька, а отец, непонятных кровей, сгинул еще до рождения сына. Степан Владимирович сразу уловил два признака: выходец из Костромского края и мать полька. Все сошлось на Александре, который убежал в Польшу искать своих родственников-дворян.