Камень власти
Шрифт:
– Пойду похожу вдоль болота, может объявится. Без нее обратного хода все одно, не существует.
– Даже, если наши сопроводы поднимут тревогу, сюда никто дойти не сподобится.
Фома встал и пошел сначала в одну сторону по края берега, потом в другую. Вернулся и прилег рядом с Матвеем.
– Можешь утопить меня в Волге, но за нами наблюдают.
– Кто тут может быть? Может волчица твоя оборотень? Заманила и рада, что едой запаслась.
– За нами наблюдает не оборотень, а человек в лахмотьях. Мелькнул между деревьев и исчез. Потом еще раз и еще.
– Ежели не волчица, то может видение. Дурманом надышались в волю.
– Даже и не знаю. Думаю, по любому надобно идти вглубь и глядеть, что там дальше.
– Может грибы или ягоды. Жрать охото. Мясо добыть теперь нечем.
Шли недолго, увидели родник. Вокруг ключа были искусно выложены камни и стояла глиняная крынка. На сосуде имелся диковинный орнамент, нанесенный яркими красками. Напились водицы и стали рассуждать. Кто мог привести в такой порядок источник с водой? Как смогли крынку сюда донести? Где взяли яркие краски? Как всегда, ожидание гибели или сплошных неудобств сменились надеждой. Уж если не возвращение домой, то хотя бы поесть в волю и почувствовать себя в спокойствии. Фома завертел головой и схватил за рукав Матвея:
– Смотри, смотри, вон там за деревьями.
– Не вижу, но теперь тебе верю. Скорее всего тут живут люди.
Фома развернулся к деревьям и прокричал:
– Выходи, не бойся! Мы без оружия! У нас даже ножа нет!
Но стояла тишина, никто не вышел и не отозвался. Фома и Матвей пошли дальше. Кончился лес и их взгляду открылся частокол из толстенных бревен.
– Фома, вижу ворота, давай постучимся в них.
Стучаться не пришлось, чуть ткнули в ворота рукой, и они сами отворились. Дальше шла накатанная телегой дорога.
Глава шестая
Дорога от ворот привела Фому и Матвея к православному храму. Церковь стояла на взгорке, имела один купол. Ни колокола, ни колокольни. Подошли ближе и услышали дивное пение. Поднялись по ступеням и присоединились к молящимся. Это были православные люди. Перед взором предстал громадный иконостас, священник в рясе и с большим крестом на груди. Между алтарем и входом в храм пестрели женские платки, раскачивались мужские головы. Когда началось целование креста, Фома и Матвей вышли наружу. Неизвестно как к ним, непрошенным гостям, отнесется священник и вся паства. Выходящий народ таращился на незнакомых мужиков и смотрины продолжались до появления на ступенях высокого крепкого мужика лет пятидесяти. Его борода была длинной и седой, брови насупленные, но глаза добрые.
– Я здешний воевода Александр Васильевич. О вас мне уже донесли. Идемте со мной, – Александр Васильевич подвел гостей к одноэтажному терему, открыл дверь и пропустил гостей вперед.
В сенях стояли молодые ребята одного роста и примерно одного возраста. В избе, где кроме стола и скамеек ничего не было, гостей усадили с одной стороны, с другой напротив сел воевода. В избу вошли еще несколько человек чем-то похожие друг на друга и сели по обе руки от воеводы.
– Знаю, пришли из города. Ты, – сказал воевода, указав на Фому, – купеческие человек, в Углич пришел недавно, второе хозяйство завел, в жены взял Лукерью, дочь Домиана. Правильно?
– Все верно, Александр Васильевич.
– Ты из самой Москвы, – указал воевода на Матвея, – про тебя ничего не известно. Про отца твоего слышал. Его зовут Еремей?
– Верно, Александр Васильевич.
– Железный мужик. Жив ли?
– Жив, ноги подвели, ходить трудно.
– Жаль Еремея! А чего сюда пожаловали, чего ищите здесь?
Матвей поведал про тайное письмо шведа Лунгрена, про описание пути к острову, про золото, которое хранится в избытке.
– Как по болоту дорогу нашли? – спросил боярин, сидящий по правую руку.
Фома поведал про волчицу и получил неожиданную отгадку поведения зверя.
– Похоже на наших волков. Избаловал их народ. Особенно зимой полный прокорм и дают.
Другой боярин с левой стороны добавил:
– Собак не держим. Лай раздается далеко. А волки добрые, своих и чужих различают. Петухов тоже не держим. Для порядка есть парочка, но они безголосые. Придет пора издохнут, где таких же возьмем, ума не приложу.
– Потому и колокольни у церкви нет и колокола тоже? – задал вопрос Фома.
– Верно подметил, – сказал воевода.
Стали подавать еду. Тарели и чугунки ставили сразу на доски стола, так в старину было заведено. А тут еще может испытывали трудности со скатертями. В боярских домах вошли в моду расписные с цветами, ягодами. Дымилась каша, излучающая необыкновенный аромат, лежали куски мяса, нарезанный гороховый кисель, пареная репа.
Фома и Матвей, посмотрев на еду, вспомнили о своих людях, оставленных на берегу.
– У нас там трое остались, начнут беспокоиться, еще людей назовут.
– Анисим, Серафим и Порфирий? Эти трое? – спросил воевода.
У гостей отвисла челюсть и оба, не сговариваясь дружно закивали головами.
– Не бойтесь, они живы-здоровы. Их отвели в сторожку там же на берегу. Накормили и уложили спать.
Знания сидевших за столом островитян о жизни на Руси удивила не меньше, чем появление волчицы, в частности о нашествии хана Газы Гирея, про убийство царевича Дмитрия, про участие Бориса Годунова в дознании. Именно по Годунову они задали больше всего вопросов. Фома лишь уточнил, что сестра Бориса Ирина за мужем за царем Федором Иоанновичем. А жена Годунова, дочь блаженной памяти Григория Лукьяновича, то есть Малюты Скуратова.
По кругу пошла братина с медовухой, и каждый питок произносил что-либо по случаю появления нежданных гостей.
– Пусть наше знакомство не принесет никому зла! – сказал воевода.
Матвей заявил:
– В наших головах и сердцах одно пожелание, чтобы враг никогда не пришел на ваш остров.
Присутствующие ели с удовольствием, разговоры вели откровенно без подвохов и намеков.
– Поди не дождетесь, когда отправлю вас домой? Сразу скажу, что вы для меня здесь обуза. Что интересно и так скажу, но сперва дайте честное слово, что никому про нас болтать не станете. Клятвы и побожения ваши мне без надобности. Коли вы люди нечестные, так через любую договоренность обет нарушите.