Камень власти
Шрифт:
– Так примерно, туда – сюда. Мы расстаемся? Я ухожу? Мне очень нравится наша беседа, жаль, что не можем выпить вина!
Матвей улыбнулся и скороговоркой произнес выученную фразу на итальянском языке. Стражник буркнул «понял». Матвей повторил ту же фразу, но медленно, почти нараспев. Опять прозвучало «понял».
– Знаешь, что я сказал? Не знаешь?
Матвей повторил то же самое по-русски. Улыбка сошла с лица фрязина. Он посмотрел на стражника и спросил:
– За что? Я же ничего не сделал?
– Какой же ты фрязин, ежели родного языка не знаешь? То же мне, Ваня. Поди уж хватит Ваньку валять, Джованни.
Оказалось,
– Вези меня в Москву. Знаю очень важные сведениях. Твое положение низкое, чтобы говорить на эту важную тему.
– Моего положения в достатке, чтобы тебе завтра отрубили голову. Положим, повезу тебя в Москву, а там ты скажешь, что пошутил. Тогда голову будут рубить мне.
– Я подданный крымского хана, Джамиль Карган. Газы Гирей собрал громадное войско и этим летом нападет на Русь. Как только трава поднимется, чтобы наши лошади не голодали, так и зайдут с юга.
– Сколько таких как ты к нам заслали?
– Еще двоих. Собираемся в Алексине 30 июня.
– Кто они такие?
– Вези в Москву.
Глава пятая
Вернулись в Москву все вместе. Пленника доставили в острог, и Матвей помчался в Приказ. После доклада дьяк принял решение, что будет лично вести допросы задержанного. Через три дня вызвал к себе Матвея.
– Когда Дарье рожать? – спросил, не глядя в глаза.
– По всему в декабре положено.
– Бери ее и вези в Чернопенье. Похоже в Москве скоро станет жарко.
– Как же служба, чай у нас не частная лавочка?
– Оставь перевод того письма шведа Амадея Лунгрена. Начальным доложу будто послал тебя искать камень с отпечатком куриной лапы. Ты уж не подведи, загляни в Углич.
– Неужели затевается большая бойня?
– Не задавай вопросов, делай, что говорю!
– При таком раскладе нам бы с Дарьей вашу жену, ее матушку, с собой взять. Пускай там поживут. Батюшка будет рад и нам тут спокойнее.
– Все имеет свойство повторяться. Помнится, подобное уже случалось. Вечером загляну к вам домой и сообщу. Ты сегодня подбери купеческий обоз хотя бы до Ярославля. Купцов много передвигается в ту сторону. Охрану дать не могу. Сразу сообразят о какой куриной лапе идет речь.
Приезд младшего боярина с женой и тещей всполошил Чернопенье. Забегали люди, захлопали двери, закудахтали куры. Еремея внесли в гостевую на стульчике. Барбара распорядилась накрывать на стол. Жизнь закипела.
– Кабы не ноги, бегал бы от радости, хвост задрав. А так сижу как истукан из языческих времен. Вы уж простите старика.
– Будет, батюшка, в твои годы ты совсем молодец. Учил меня, что главное в жизни – голова, а головы у нас с тобой на плечах, да еще в полном порядке.
Выдумывать ничего не пришлось. Молодым отвели ту же светелку, в которой рос Матвей. А мать Дарьи, Прасковью Филипповну, поселили в комнате Александра. Тут же зашел разговор о нем, но Еремей и Барбара в один голос перенесли на «после, после».
Когда отец с сыном остались вдвоем, Еремей спросил про реальные причины их появления в Чернопенье. Матвей подробно рассказал о Джамиле Каргане, о полученных от него сведениях, об опасениях Румянцева в связи с решением дать основную битву возле стен Москвы.
– Степан
Еремей поведал про крымский поход в команде семи своих молодцов. В повествовании отвел каждому свое место и помянул добрыми словами.
– Виноватым до сих пор себя ощущаю и не могу простить ту сложившуюся безысходность. Видать каждая победа имеет свою цену.
– Такова наша доля. Вон на Русь со всех сторон прут. Не дает им покоя наша сторонушка. Мы как бы между двумя мирами: Западом и Востоком, между молотом и наковальней. Но уверен, с Божьей помощью одолеем и тех, и других.
– По душе мне твой расклад. Не зря Людмила Матвеевна жизнь свою отдала. Дед Брюханов тоже свой камушек в тебя заложил.
– Что сталось с Александром? Показалось, будто вы с Барбарой осведомлены. Говорить о нем при всех не желаете.
– Упустил я Александра, когда тот еще в мальцах бегал. Барбара тоже помогла своей придумкой будто дед Александра польский дворянин. Все вместе сложилось в его бегство. Ладно бы из Чернопенья, так он из страны убег. Пошел искать свои дворянские корни. Не забыл при этом выгрести все маманины накопления.
– Получается, обокрал мать свою?
– Взял все до последней крупинки золота.
– Дошел до Польши ли? Может сгинул где, к ватаге какой прибился?
– Посыльный был у Барбары, записку принес на польском. Я то не знал, а то курьера наизнанку вывернул бы. Мне после о том Фотий сказал, потом Барбаре дознание учинил. Ей-то радостно, что сын жив, а что сотворить может, она о том не думает.
– Что в той записке значилось?
– Она не показала, а я не стал настаивать.
– Долго с тобой пребывать не смогу, дело мне поручил Румянцев, по-другому не вышло бы жену и тещу сопроводить. Еду в Углич, а домашних на тебя оставляю, не взыщи!
– Бог с тобой, Матвей, мне их житие тут в радость. О том даже не беспокойся. Когда назад тебя ждать?
– Все от Москвы зависит. Ты шли в Кострому на вымол за новостями людей. Поди уж скоро начнется.
Многотысячную армию крымского хана Газы Гирея первыми увидели головы окраинных земель Руси. Отправили в Москву курьеров. 2 июля крымчаки переправились через Оку между Серпуховым и Каширой. Двинулись на Москву. 4 июля Газы Гирей поставил свой шатер в селе Котлы и в этот же день двинул силы на Москву. Русское войско под командованием боярина князя Мстиславского Федора Ивановича и конюшенного боярина Годунова Бориса Федоровича сосредоточили у границ города. Соорудили полевые укрепления по принципу «гуляй города». Дворянская конница встала на пути татарского наступления и, раззадорив врага, отступила. Силы татар подставились под ружейно-пушечный обстрел. Бой продолжался с переменным успехом до заката солнца. В ночь на 6 июля наша конница напала на татарский лагерь близ села Коломенское. Газы Гирей понял, что без тайных проходов он проиграл и начал отступать. В районе Серпухова крымчаков настигли русские воины и стали уничтожать, гнали до Тулы. В одном из боев хан Газы Гирей был ранен, два его племянника Сафа Гирей и Бахти Гирей тоже получили ранения. Из них двоих Сафа Гирей вскорости умер. Татары потеряли обоз, все свое имущество и бежали восвояси под постоянным огнем русских воинов. 2 августа Газы Гирей вернулся в Бахчисарай и от его армии осталась всего одна треть.