Камень, жнец и мандрагора
Шрифт:
— Успею ещё переодеться, — отмахнулась я, плюхаясь за стол. — Лучше давай сюда кофе.
К счастью, господин Добродетель в балахоне не мешал почти что медитативному неспешному распитию чашечки горячего, чуть подслащенного чёрного кофе.
— Завтрак? — наконец уточнил Алессандро.
— Пожалуй, чуть попозже, — отказалась я.
Первый мужчина, варящий мне кофе и даже готовый завтрак сделать, при том, что сей перечень услуг явно не проистекает из прямых обязанностей жнецов, да и вообще мало в чьи входит… не в моём вкусе, но в целом привлекательный, а вкусы вещь субъективная, спорная… и фактически всего лишь наниматель, которому
Нет в этой жизни справедливости, точно нет.
После я переоделась и присоединилась к Алессандро в гостиной, ждать курьера. И вновь отметила, что жнец в перчатках.
Вчера в них был.
Сегодня.
И руку мою держал, тоже будучи в перчатках. То ли брезговал, то ли это неотъемлемая часть жнеческой униформы.
— Где мы познакомились? — решила я скоротать время за приятной и, что немаловажно, полезной беседой.
— Здесь, в Алансонском королевстве.
То есть за пределы страны меня не увели. Впрочем, я об этом подозревала и так, да и дикая флора наводила на мысли, что мы где-то на юге Алансонии.
— Давно?
— Три года назад. И два живём вместе.
— Мы даже живём вместе? — удивилась я.
— Ты не юная леди на выданье, чтобы я долго и обстоятельно за тобой ухаживал, а я не молодой застенчивый лорд, чтобы опасаться коснуться твоей руки без одобрения твоих родителей, — Алессандро одарил меня снисходительным взглядом. — Ты работаешь в лавке травника в столице…
— В лавке? — а теперь, похоже, я узнаю много нового о себе.
— Да, — терпеливо подтвердил жнец. — Там мы встретились впервые, познакомились и вскоре начали встречаться. Я дипломированный некромант, работаю в частной конторе по оказанию услуг магического характера. И я был бы счастлив получить благословение твоих родителей, прежде чем жениться на тебе…
А мои родители были бы куда счастливее, если бы я вступила в нормальный союз с сородичем.
— И когда мы впервые поцеловались? — продолжила я допрос.
— Поцеловались? — вероятно, настала очередь Алессандро повторять за мной.
— Мы уже живём вместе. Целоваться-то мы точно должны были и неоднократно.
— На твоё усмотрение. Мне вряд ли кто-то задаст вопрос подобного рода, так что не имеет большого значения, что ты скажешь, лишь бы не противоречило канве легенды.
— Хорошо. А первый секс у нас когда был и при каких обстоятельствах?
Интересно, почему он начинает хмуриться с такой откровенной досадой, стоит мне заговорить об интиме? Неужели у жнецов и впрямь… накладки по этой части?
— Да кого волнует, когда был или не был у нас секс? — возмутился Алессандро.
— Эх, Саня-Саня! — я улыбнулась широко и искренне. — У меня два брата, младший и старший. И ещё две сестры, обе младше меня: Лита на два года, а Киана на три. И это если в моё отсутствие ма и па не решили сделать шестого, а то и седьмого. Как видишь, детей у нас заводят в большом количестве, благо что детская смертность низкая и регенерация хорошая. О тычинках и пестиках мы узнаём довольно рано, мой народ полагает секс естественным, важным процессом и потому не стесняется говорить о нём открыто. И сёстры мои нынче как раз в том возрасте, чтобы засыпать меня вопросами… на тему, что у нас с тобой в постели да как.
Алессандро мрачно на меня посмотрел и отвернулся.
— Придумай что-нибудь.
— Я хочу предварительно уточнить у тебя. Мало ли, вдруг совру, что ты экстрим прямо-таки обожаешь, зажимаешь меня везде при каждом удобном случае, а на самом деле ты предпочитаешь только ночью в заранее оговорённый час, исключительно в постели, традиционную позу и строго один раз…
— Держись золотой середины.
— Так она для всех разная. Кстати, ты сам-то переодеваться будешь? Или достойный гардероб требуется только мне, а тебе и жнеческий балахон сойдёт?
— Переоденусь, конечно.
И тут, памятуя о поцелуях и прочих романтических радостях, я решила провести следственный эксперимент. Чья, в конце концов, идея изобразить счастливую парочку?
Правильно, не моя.
Однако участвовать придётся и мне, а я не могу долго находиться в прямом физическом контакте с тем, чьи прикосновения мне категорически не нравятся. Собственно, мы вообще ещё не прикасались друг к другу без преград…
Медленно, осторожно встала с дивана, шагнула к креслу, где сидел Алессандро, и потянулась к его щеке. Дотронуться не успела — на запястье сомкнулись жёсткие пальцы, удерживая мою руку от дальнейшего продвижения к мужскому лицу.
— Что ты делаешь? — сухо полюбопытствовал жнец.
— Хочу тебя пощупать, — не стала я юлить.
— Зачем?
— Чтобы понять, приятно будет тебя касаться или придётся потерпеть, — я вскинула свободную руку ладонью вверх. — Можешь и ты меня потрогать… за подходящую для приличного общества часть тела. И без перчаток, разумеется, а то в них как-то не так всё.
— Лучше не нужно, — пальцы на запястье разжались.
— Почему?
— Потому что нам нельзя касаться живых людей.
Руки я отдёрнула.
Отступила.
И на диван села, хотя, признаться, на мгновение захотелось, плюнув на сохранность платья, броситься к окну, сменить ипостась и улететь отсюда без оглядки. Вот прямо очень-очень захотелось.
— Убоялась наконец? — на меня Алессандро не смотрел.
Я же, будто заново, отметила, что открыто у жнеца только лицо, даже шея защищена воротничком-стойкой. Балахон балахоном, но под свободным одеянием скрывались высокие сапоги, похожие на военные, брюки, особенно видные сейчас, когда Алессандро сидел и широкие полы немного приподнялись и разошлись, и то ли рубашка, то ли лёгкая куртка под горло.
— Нет, но…
— Нехорошо врать тем, кто куда старше тебя, — меланхолично укорил жнец.
— Я не боюсь, — возразила я упрямо. — Просто о… таких нюансах надо заранее предупреждать. И что будет, если вдруг вы случайно коснётесь кого-то… или кто-то… тоже случайно… заденет вас? Он… умрёт?
— Мы не забираем жизни таким образом. Более того, нам запрещено убивать живых людей и нелюдей. Никогда, ни под каким видом жнец не должен отнимать жизнь, его предназначение в ином, его не для того вернули, чтобы он убивал. Если подобное всё-таки случается, то жнец обречён. Волею Смерти он умирает снова, ощущая в троекратном размере всю боль своей жертвы. Наше же прикосновение может вызвать у человека нечто сродни несильному ожогу… не смертельно, но неприятно, — Алессандро задумчиво глянул на собственную ладонь, словно мог прочитать её линии сквозь непроницаемую кожу перчатки. — Её мы тоже чувствуем — это предостережение, напоминание о границах, пересекать которые не следует, и о том, что, кем бы мы ни были при жизни, теперь мы другие и прежними уже не станем.