Камень. Книга 4
Шрифт:
— Дамы! — начал я, и не подумав менять выражение своего лица. — Вы не бойтесь, я действительно шуткую. Проходите в дом, я давно вашего визита жду.
Валькирии же не сдвинулись с места, продолжая пялиться на моего отца, который вздохнул и показал им жестом, чтобы они шли впереди него. Дорогу «дамам» показывал Прохор, в чьих покоях мы и разместились для «разговора».
Отец затягивать не стал и сходу начал задавать Валькириям интересующие меня вопросы:
— С Петровыми вы действовали по собственной инициативе или выполняли чей-то приказ? — его тон был достаточно жестким.
— Выполняли приказ. — ответила одна из них, та, что постарше.
— Чей это был приказ?
— Государыни.
— Что конкретно она вам приказала?
— Александр Николаевич, — всхлипнула та, — вы сами прекрасно знаете, в какой форме Государыня отдает подобные приказы! Не было никакой конкретики, одни полунамеки! Которые двусмысленно ну не как не истолкуешь!
— Издеваться над Петровым, провоцируя его на применение стихий, тоже Государыня вам приказала? — Валькирии молчали. — Повторяю вопрос. — в голосе отца отчетливо послышался металл. — Издеваться над Петровым, провоцируя его на применение стихий, тоже Государыня вам приказала?
Валькирии совсем потерялись — если до этого они понуро сидели на краешках стульев, то теперь, такое ощущение, им хотелось сжаться в комочек, так низко они опустили головы и ссутулились.
Молчание затянулось, отец встал с кресла и сжал кулаки, а я подумал: «Государыню эти две твари явно боятся больше, чем Цесаревича. Вот и повод мне вмешаться…»
— Александр Николаевич задал вам конкретный вопрос. — я начал добавлять гнев. — Потрудитесь на него ответить. — и еще немного гнева.
Валькирии распрямились, побледнели, уставились теперь уже на меня, а на их лицах все отчетливее стало проступать выражение ужаса. Вот они вскочили, с дивана поднялся Прохор, явно контролируя «дам», этим же самым занимался и отец, который на меня даже не взглянул. Один я продолжал сидеть.
Еще чуть-чуть гнева, и Валькирии сломались:
— Да! Да! Это Государыня нам приказала! — заорали они одновременно, продолжая смотреть только на меня. — Мы бы сами никогда такое себе не позволили в отношении вашего друга! Не убивайте, Алексей Александрович!
— Алексей… — глянул на меня отец. — Думаю, достаточно. Мы выяснили, что ты хотел?
— Да. — кивнул я, и убрал гнев.
Он повернулся к Валькириям и презрительно кинул:
— Свободны.
— До новых встреч, красавицы. — не удержался я.
Те судорожно поклонились и, крадучись по максимально удаленной от меня траектории, задевая шкафы и стулья, вышли из Прохоровской гостиной. Одно меня опечалило — на брюках Валькирий не было темных пятен, да и запашка характерного я так и не учуял.
С минуту мы молчали, пока мой воспитатель не хмыкнул:
— И зачем я вас к себе повел? Надо будет Трегубову задание дать, пусть в доме сразу нормальную пытошную оборудует, как в Бутырке. Будет куда нужных гостей приглашать… А то кобениться начинают, запираются, врут как дышат…
— Вон тебе пытошная. — отец мотнул головой в мою сторону. — И он же палач. И что самое характерное, Прохор, твоему воспитаннику и моему сыну, похоже, вообще плевать на то, с кого и что спрашивать!
Опять начинаются эти душные разговоры про мой моральный облик! Бесят!
— Папенька, так воспитывать надо было сынку в перерывах между серьезными государственными делами. — зевнул я. — Сейчас-то уже поздно, личность фактически сформировалась… Со всеми этими отклонениями от нормы, которые характерны для безотцовщины. Так что давайте лучше общаться по делу.
— Хорошо, личность, давай по делу. — он улыбался, как и Прохор. — Как тренировка с Дворцовыми прошла?
Отчитался, после меня отчитался и воспитатель.
— Понял. Что с Волкодавами?
Тут уж отчитывался только Прохор.
— Что мне еще нужно знать?
Рассказал отцу про события в Университете, сразу отметив, что просто ставлю его в известность, а ситуацию буду разруливать самостоятельно.
— Держи меня в курсе. — попросил он меня. — Сам понимаешь, это не рядовые Рода, а Юсуповы и Долгорукие.
— Именно по этой причине я вообще тебе про все это рассказал.
— Молодец. — кивнул он и задумался на пару мгновений. — Слушай, Алексей, а как тебе Инга Юсупова? Мы с твоим дедом ее в качестве твоей потенциальной супруги тоже рассматривали. Да и бабушка твоя, насколько я в курсе, склоняется именно к кандидатуре Инги… — отец мне ослепительно улыбался.
Я глянул на Прохора, который старательно делал вид, что его тут вообще нет и в беседе он никакого участия не принимает, и снова посмотрел на улыбающегося отца.
— Очень смешно, папа. Ха-ха. Может мне в среду на ужине у Юсуповых что-нибудь очередное вытворить? Ну очень страшное? Это же вполне в моем духе, папа, а мой геройский имидж, который вы мне создали, не сильно-то при этом и пострадает. — я тоже заулыбался. — И кандидатура Инги отпадет сама собой, да и другие Рода задумаются о том, нужен ли им вообще такой родственничек? И вообще, папа, будете доставать меня с вашими невестами… Вспомни Дашковых.
— Сынок, — он продолжал улыбаться, — меня пугать бесполезно. Своими выходками ты себе же хуже делаешь. Я, прежде всего, о твоем будущем переживаю, и о своих внуках. Так что, ты подумай, привыкни к этим мыслям, никто тебя никуда не гонит. А Анна Шереметьева пусть пока у тебя будет в приоритете. Ингу же Юсупову рассматривай как запасной вариант. — он поднялся. — Пора мне уже, важные государственные дела надо доделывать. Пойдемте, проводите меня.
Когда отец уехал, подлый Прохор не удержался и заявил мне:
— Я б тебя, лично, на Юсуповой женил, Лешка! Вот уж точно тогда отлились бы кошке мышкины слезки! Без вариантов!
Отвечать я ничего не стал, но с воспитателем мысленно согласился — Инга, с ее характером, мне такую семейную жизнь способна устроить, от которой я не только плакать, я в голос рыдать буду!
— Ну, как прошло? — поинтересовался Император у вошедшего в кабинет сына.
— Нормально прошло. — Цесаревич сел в кресло и потянулся к графину с водой. — Эти две дуры, как ты меня и предупреждал, до последнего молчали. Вот они как маму бояться! Я уже к угрозам собрался переходить, да Лешка вмешался со своим гневом.