Камень. Книга 4
Шрифт:
Мой воспитатель не спешил начинать «разбор полетов». Он спустился с крыльца и начал медленно прохаживаться вдоль строя. Наконец, Прохор остановился:
— М-да… — и долгая пауза.
А мне стало искренне жаль побледневшего Михеева.
— Ну, орлы, — продолжил Прохор, — что вам сказать?.. Хреновенько наши дела, хреновенько… Но не совсем уж хреново, как могло бы показаться на первый взгляд. Честно вам скажу, думал будет хуже. — после этих слов строй заметно расслабился. — Будем работать над повышением уровня вашей боевой подготовки. Короче, орлы, сладкой службы не ждите, мы с Алексеем Александровичем с вас семь шкур спустим, но сделаем из вас людей. Разойтись!
Дворцовым второй раз повторять было не надо, и очень скоро мы остались втроем. Михеев вздохнул и осторожно спросил у Прохора:
— Неужели все настолько грустно?
— Нормально все, Иваныч. — отмахнулся тот. — У твоих бойцов не было никаких шансов. Особенно, находясь под воздействием Алексея Александровича и при отсутствии возможности применения стихий.
Михеева, однако, слова моего воспитателя не сильно-то и успокоили:
— Но один против восемнадцати… — он вытянулся и уставился на меня. — Алексей Александрович, ставлю вас в известность о том, что буду вынужден доложить о неутешительных результатах сегодняшней тренировки Начальнику Дворцовой полиции. Одновременно с этим я подам рапорт о моем переводе на должность, более соответствующую моей квалификации.
Ответить на эту эскападу ротмистра я ничего не успел, за меня это сделал Прохор:
— Равняйсь! Смирно! — рявкнул он, а Михеев, деревянной куклой, выполнил команды. — Отставить истерику, ротмистр! А теперь слушай меня, Вова. Никому ты ничего докладывать не будешь, как и рапортину о переводе писать. Ты и без меня прекрасно знаешь, что фактически подчиняешься напрямую Алексею Александровичу и мне, а значит информация за границы особняка уходить не должна. Следующее, Вова. Я абсолют, а не воевода, как тебе меня представляли. — Михеев дернулся. — И у вас действительно было не очень много шансов. А учитывая мой богатый жизненный опыт, заточенный именно на проведение подобных операций, и того меньше. Что надо дяде Прохору на это ответить, Вова?
— Есть никому не докладывать и рапорт не писать! — ротмистр вытянулся еще больше.
— Рад, что ты начал приходить в себя, Владимир Иванович. — кивнул Прохор, ухмыльнулся и подмигнул мне. — А теперь предлагаю предоставить слово для поздравлений Алексею Александровичу.
— Пойдемте в гостиную. — хмыкнул я. — Там и продолжим.
Когда мы расположились на диванах в гостиной, я попросил начальника моей охраны:
— Владимир Иванович, для начала опишите свои ощущения от моего воздействия. Желательно, в сравнении с вашим предыдущим опытом… общения с колдунами.
— Хорошо, Алексей Александрович. — кивнул он и задумался на пару мгновений. — Сразу хочу отметить, и это совсем не лесть, что ваше воздействие было… более мягким, что ли… — он пытался подобрать слова, — чем в случаях с другими колдунами. Как бы вам это описать?.. Сегодня я отъехал, как от выпитой залпом доброй бутылки водки, мягонько, но надежно… А другие колдуны — как обухом по голове бьют… Грубо, жестко… И не менее надежно… — он вздохнул и развел руками. — Именно такие у меня были ощущения, точнее не опишу, Алексей Александрович.
— Иваныч прав, Алексей. — добавил Прохор. — Теперь и я для себя сформулировал те ощущения, которые у меня были, когда ты меня в этой самой гостиной погасил, мерзавец! Не было удара обухом по голове, просто яркая вспышка в сознании, а потом темнота… И голова, когда в себя пришел, практически не болела…
Мне, конечно, было приятно слышать, что мое воздействие качественно отличается от воздействия других колдунов, но…
— И что это значит? — спросил я у них. — Хорошо это или плохо?
Прохор с Владимиром Ивановичем одновременно пожали плечами.
— Эти вопросы тебе Лебедеву задавать надо… — протянул воспитатель. — Тут мы с ротмистром тебе точно не советчики.
— Хорошо, «не советчики», — улыбнулся я мыслишке, которая неожиданно пришла в мою голову, — готовы еще раз испытать на себе всю ту непередаваемую гамму очучений от моего воздействия, которая вам так понравилась? Прямо здесь и сейчас? Надо одну теорию проверить.
Они переглянулись и кивнули.
— Тогда дружно встаем с диванов. — я поднялся и усмехнулся. — Мало ли что вы тут в состоянии измененного состояния удумаете… И придется мне вас тогда конкретно гасить…
— Э-э-э, Лешка… — теперь вставший Прохор, как и Владимир Иванович, смотрели на меня с опаской. — Ты чего удумал?
— Ничего такого. — я продолжал улыбаться. — Просто стойте и получайте удовольствие.
Первым, кто «получил удовольствие», был мой воспитатель, а уж потом очередь дошла и до ротмистра. Никаких эксцессов не случилось, и Михеев, без всяких объяснений, был отпущен к своим подчиненным.
— И что ты выяснил? — Прохор и не подумал скрывать своего любопытства.
— То, что ты после правила гораздо успешнее сопротивляешься моему воздействию, нежели тот же самый ротмистр. — улыбался я.
— Успешнее, говоришь?.. — прищурился воспитатель. — Что совсем не помешало тебе меня тогда погасить. Да и сейчас я, как правильно выразился Иваныч, отъехал вполне себе успешно. И что?
— И то, Прохор. — я опять вспомнил незабвенного Ивана-Колдуна. — Правильно царственный дед говорил, надо после Волкодавов и родичей сразу же Дворцовых править. Против дружка твоего клятого они явно не тянут.
— Они и после правила супротив Ванюши не потянут. — хмыкнул он. — Это же касается и меня. Но я понял, что ты хочешь сказать, Лешка. И насколько в этом аспекте я лучше Михеева?
— Лучше, Прохор. — вздохнул я. — Но до моего отца не дотягиваешь.
— Нашел, с кем сравнивать. — заворчал воспитатель. — И какие у нас у всех перспективы? Ну, ты меня понял.
— Не знаю. — честно ответил я. — Стаж-то у меня колдунский совсем маленький, буду думать и тренироваться. Тренироваться и пробовать. В том числе и на тебе.
Прохора слегка перекосило:
— Кто бы сомневался… Лишь бы толк был. И про Лебедева не забывай, не стесняйся у него спрашивать, он плохого не посоветует.