Камень. Книга шестая
Шрифт:
Уразаев замолчал и двинулся в нашу сторону. Остановившись напротив, он уставился на меня «тяжелым» взглядом. А я все еще боролся с желанием заржать: капитану в этих «психологических» играх было даже до моего любимого воспитателя как до Китая раком, и это я еще молчу про деда Михаила и не к утренней зорьке упомянутого деда Николая.
— И ответите! — чуть ли не в лицо проорал мне капитан. — Ибо не потерплю! Потому как вчера без команды расслабились, а сегодня требуется все вернуть взад! — он глянул на меня «особенно грозно» и пошел дальше вдоль строя. — Ставлю задачу. Кросс на десять километров в браслетах, контрольное время — пятьдесят минут. — По строю пронесся
Через пять минут курс был готов «к побегушкам», а капитан демонстративно смотрел на часы.
— Вперед! — рявкнул он и махнул рукой.
И мы рванули… Было ли мне неудобно перед остальными курсантами за то, что мы бежим так много и по сокращенному графику из-за моего вопиющего и циничного залета? Немного. Но большую досаду я испытывал по поводу действий капитана Уразаева, который прекрасно знал мое отношение к своему переводу сюда и должен был ожидать чего-то подобного, относясь ко всему происходящему более лояльно. Хотя выпивали мы вчера с братьями и девушками чуть ли не в отрытую, капитан явно должен был как-то на это прореагировать, да и стукачки, похоже, среди курсантов наличествовали. Ладно, учтем все эти факторы и скорректируем в соответствии с ними свое дальнейшее поведение.
Трасса проходила по заснеженному лесу и была проложена явно понимающими в подобных вещах специалистами: она и петляла, и резко поворачивала, а короткие ровные участки сменялись оврагами и затяжными подъемами. Теперь я понимал возмущение курсантов обещанием Уразаева устроить марш-бросок в полной выкладке — кто послабее и не слишком хорошо подготовлен на этих затяжных подъемах мигом сдохнет!
— Это поворот на трехкилометровую дистанцию… — показывал мне на ответвляющуюся просеку Зверев, рядом с которым я держался. — А это на пятикилометровую… А там у нас полигон…
Наше первое отделение, как и положено, бежало первым, а Евгений постоянно поворачивался и перекрикивался с разными курсантами, находящимися не только в середине, но и в хвосте колонны. Как я понял, Зверев таким образом общался с другими командирами отделений и согласовывал с ними общий темп бега, а все вместе они контролировали еще и отстающих.
Минут через пятнадцать после начала забега я наконец расслабился, задышал полной грудью, с огромным удовольствием, вбирая в легкие морозный воздух, расфокусировал зрение, стараясь смотреть только на темные стволы деревьев, а не на спины впереди бегущих товарищей, вспоминая все те ощущения свободы и счастья, которые у меня были, когда мы с Прохором носились по Смоленским лесам! Как же стало на душе тепло, спокойно и хорошо! А жизнь показалась такой прекрасной и замечательной! И нет никаких проблем, только ты и природа вокруг! Только чистый и такой вкусный воздух!
Сколько
— Алексей, ты как?
— Нормально. — Я на бегу пожал плечами. — Что случилось?
— Ничего не случилось! — Евгений стер со лба пот. — Ну у тебя и здоровья! Бежишь легко, дышишь ровно, еще и улыбаешься! Прям машина какая-то!
— Брось! — отмахнулся я. — В детстве просто клювом не щелкал и на месте не сидел. В график укладываемся?
— Похоже, что нет, — нахмурился он. — Есть отстающие. Я тебе как раз сказать хотел, чтоб ты дальше впереди держался и был ориентиром вместе с остальным отделением, а я побегу отстающих подгонять.
— Сколько осталось до спортгородка?
— Больше двух.
— Тогда я с тобой.
— Хорошо.
Мы с ним отскочили на край просеки и остановились, пропуская уже изрядно растянувшуюся колонну. Наконец показались и отстающие, впереди и по бокам которых бежали подгоняющие их молодые люди и девушки. Особенно «плоха» была невысокая миниатюрная девчушка, из-под кепи которой выбивались светлые волосы: несмотря на то, что ее поддерживали за локти с двух сторон, ноги у курсантки все равно заплетались.
— Точно не уложимся в норматив! — прокомментировал увиденное Зверев.
— Уложимся, — возразил я и приблизился к этой троице. Пристроившись рядом, спросил у девчушки. — Как тебя зовут?
— Елена, ваше импер… — прошамкала губами она.
— Не переживай, Елена, все будет хорошо! Давай поступим следующим образом, сейчас тебя закинут мне на спину, а ты будешь крепко держаться.
За девчушку ответил поддерживающий ее с одной из сторон задыхающийся молодой человек:
— Ваше императорское высочество, вы не имеете права снимать браслеты! Это нарушение приказа! А Лену мы дотащим, скоро нас сменят.
— Да не буду я снимать браслеты. Так как, Леночка, готова использовать меня в качестве лошадки?
— Готова, — прохрипела она.
Мы остановились, я присел, дождался, пока мне на спину закинут девушку, обхватил покрепче ее руки, разогнулся, перешел на легкий темп и побежал, крикнув:
— Не отставайте, господа курсанты, часики капитана Уразаева тикают!
А про себя подумал, раз был приказ бежать в браслетах, значит, будем бежать в браслетах.
— Гляньте-ка! — один из курсантов указал на выход из леса. — Похоже, кого-то там на себе тащат!
Валявшиеся и сидевшие прямо на снегу курсанты, а также те немногие, кто остался стоять после прохождения дистанции, дружно уставились в указанном направлении. Смотрел туда и капитан Уразаев, пробормотавший:
— Видимо, опять Панцулая темп не выдержала, рупь за сто можно давать… — А через несколько секунд добавил: — Нет, не похоже, уж слишком быстро тащат, явно без браслетов. Твою-то мать! С кем опять что случилось? Может, ногу кто подвернул?
Капитан сорвался с места и на темпе рванул в сторону приближавшейся «парочки», за которой бежали остатки курса. Какого же было удивление Вадима Талгатовича, когда на запястьях тащившего курсантку Панцулаю молодого человека браслеты он все-таки увидел.
— На месте стой! Что случилось?
Не сильно-то и запыхавшийся молодой человек поднял голову, и Уразаев узнал великого князя, лицо которого до этого скрывал козырек кепи.
— Ничего не случилось, господин капитан, — улыбнулся тот. — Разрешите закончить дистанцию, или вы спецом решили нас в увольнительную не отпускать?