Каменная пациентка

Келли Эрин

Я понятия не имею – сделала я все лучше или хуже.

Глава 14

Вопреки всей форе во времени, из-за сломанного светофора в Мэннингтри, закрытых ворот на автомобильной парковке у станции Дисс и этого дурацкого железнодорожного переезда я возвращаюсь в Назарет – в Парк-Ройал-мэнор – лишь в 19.45.

Вагон-буфет был закрыт, а я только выпила кофе и съела кусок булки с тех пор, как позавтракала этим утром. Меня трясет от голода, когда я добираюсь до двери. Мама обычно не ест настолько поздно, и когда я чувствую запах готовки из коридора, то благодарна, что Колетте удалось заставить ее потерпеть так долго. Обеденный

стол накрыт на пятерых, но за ним только два лица. Усталое Сэма и заплаканное Хонор.

– Дорогая! – Хронические угрызения совести по поводу прошлого сменяются сейчас острым чувством вины.

– Она не поняла, кто я такая, мама! Она не узнала меня!

– Колетте пришлось отвезти Дебби обратно, – поясняет Сэм, встряхивая волосами. Его лицо обрамлено шевелюрой, которая пересекла черту между образом «гениальный безумный профессор» и понятием «неряха». Это не делает ему чести перед клиентами. Я и не подозревала, пока мы не начали проводить время порознь, что он стал человеком, которому нужна жена, чтобы подсказать, когда пришло время подстричься. Он оглядывается на кухню, где в совке притаились осколки разбитой посуды. Я же смотрю на Хонор; он видит выводы, к которым я прихожу, и спешит разубедить меня прежде, чем я в них утвержусь:

– Нет, это сделала Дебби. Все это оказалось… немного чересчур для нее.

Я не знаю, что хуже: стресс, который наверняка чувствовала моя мать, сидя в этом странном доме напротив синеволосого фрика, или ужас Хонор при виде ухудшения состояния ее бабушки. В любом случае я должна была находиться здесь.

– О, Боже, – произношу я. – Подойди сюда, Хонор. – Я поглаживаю ее по спине. Мои пальцы украдкой ощупывают ее: ребра не выступают, значит, ест она достаточно. – Мне так жаль, – говорю я. – Это я виновата. Нам надо было всем идти к Колетте. Мне не стоило уезжать, я должна была сказать, что лучше завтра.

– На работе сказали же, что сегодня? – Сэм резко вскидывает глаза, замечая несостыковки в моих заявлениях, но я знаю, что он не станет ничего выяснять при Хонор.

– Да, я знаю. Я это и имею в виду – что лучше бы это было завтра. Извините, у меня голова идет кругом. Я хочу есть. Еда осталась?

– Сейчас подам, – говорит Сэм.

Хонор наполняет бокал для меня, пока я опустошаю сумку – ключи в вазу, телефон на стол.

– Мне приятно, что ты до сих пор пользуешься моим чехлом, – она берет телефон в руки и запускает большой палец под откидывающийся клапан. Я поставила его на беззвучный режим, пока ехала в машине, и там может оказаться сообщение от Джесса на экране. Может быть сообщение и от Хелен. Я тянусь, чтобы выхватить его из рук дочери, и опрокидываю бокал возле ее локтя. Она успевает поймать его за ножку, он расплескивается, но не разбивается.

– Какая спасительная удача! – радуется Хонор, и собственное достижение отвлекает ее внимание от того, что послужило этому причиной. Сэм заметил, однако. Что-то в его лице изменилось, словно оно закрылось на замок.

Еда хорошая – какая-то запеканка, курица и оливки – и вино снимает повисшее напряжение. Сэм, кажется, тоже расслабился; и если он заведет речь о моей оговорке, я спишу это на стресс.

Пока я перекладываю остатки еды в контейнеры, Хонор и Сэм устраиваются на диване, уткнувшись в свои гаджеты. Два моих любимых лица освещены синеватым фейсбучным сиянием в темноте; как картина того, что я могу потерять.

Как поступил бы Сэм, если бы узнал, где я была сегодня и почему?

Я не думаю, что он бы бросил меня. Такого не случится, если я заставлю его понять, как это пагубно отразится на Хонор. Он остался бы со мной, но я знаю, что его обманутая любовь – та простая, надежная любовь – ушла бы,

и это стало бы моей второй величайшей потерей из тех, которые я могу вообразить.

– Взгляни-ка на нас! Игнорируем друг друга в пользу экранов, как в любой нормальной семье! – говорит Сэм.

– На самом деле я собираюсь на какой-то период деактивировать все свои аккаунты в соцсетях, – отвечает Хонор. – Я читала, что соцсети могут быть вредны для психического здоровья, как курение травы. Это буквально перестраивает вашу нервную систему и делает вас зависимыми от следующей порции дофамина; это как крэк. Или как сахар. Я реально хочу очистить голову за это время.

Я понимаю, что она права, но «Инстаграм» – моя радионяня.

– Давай, – соглашается Сэм. – Я хотел просто проверить «Твиттер» прошлым вечером. А когда опомнился, то обнаружил, что потерял целый час.

– Я собираюсь вообще не включать телефон раньше четырех часов вечера.

Это заходит слишком далеко.

– Но что, если мне нужно будет узнать, все ли у тебя в порядке? – Мысль о том, что она останется в Лондоне без связи, обжигает меня изнутри. – А если я тебе понадоблюсь?

Хонор смотрит на меня как на идиотку.

– Тогда я включу телефон и позвоню тебе.

Но мы все знаем, что когда ей плохо – она не звонит.

– Мы можем оплатить стационарную линию, верно, Сэм? На случай, если нам потребуется связаться с тобой.

– Мама. – По глазам Хонор можно подумать, будто у нее никогда не было тех ужасных дней в жизни. – Вся суть – в недоступности. Не отвечать никому вообще. Просто быть наедине с собой. Я думала, что ты, наоборот, порадуешься за меня. Я честно считаю, что в скором времени мы начнем рассматривать использование Интернета так же, как теперь относимся к курению сигарет в прошлом, – будем оглядываться назад и думать: «Как же они не понимали, что делают с собой».

Сэм стреляет в меня поверх своего айпада предупреждающим взглядом, в котором сконцентрированы все наши прежние споры. «Хватит ее душить. Уважай ее желания». Я знаю, что он прав, однако не могу прекратить этот разговор. Не в последнюю очередь потому, что любой крупный сдвиг в поведении Хонор может оказаться сигнальным флажком.

– Но по стационарному звонили бы только мы. Не давай больше никому свой номер, и другие люди позвонить не смогут.

– Мам! Ты входишь в число «других людей», разве ты не понимаешь?

Она не хочет моих звонков. Я не нужна ей.

Я прячу свое горе в юморе:

– Ладно. Это была просто идея. Я сдаюсь. – Я поднимаю руки вверх и пячусь назад через кухню в знак шутливой капитуляции. Это меняет настроение и заставляет Хонор улыбнуться:

– В любом случае, раз уж я напилась перед тем, как пойти превращаться в тыкву, хочешь взглянуть, что я нашла? – Она похлопывает по дивану рядом с собой, и я так благодарна за это приглашение обратно в ее личное пространство, что чуть не падаю из-за спешки. – Возможно, ты сумеешь мне кое-что объяснить; я хочу знать твое мнение об этом. На самом деле не так-то просто найти фотографии этого места в прошлые годы, – продолжает Хонор. – Приходится долго шарить по страницам сайтов недвижимости и натыкаться на слащавые фотографии интерьеров, прежде чем сможешь добраться до чего-то стоящего, но я отыскала немного золота в куче дерьма. Раньше здесь творилась настоящая дичь. – Она наклоняет экран в мою сторону. Сэм беззвучно шевелит губами: «Ты в порядке?», и у меня уходит несколько секунд на то, чтобы вспомнить о своей вымышленной фобии. «Нормально», так же беззвучно отвечаю я. На меня смотрит викторианский дагерротип в омерзительной сепии. Я понимаю только, что это женщина в платье с оборками. Черты лица грубые, волосы острижены.