Каменные скрижали
Шрифт:
Они выпили свое виски, как раз в это время начали входить другие участники конгресса, у бара стало тесно.
— Давай-ка займемся делом, — сказал Нагар, — нужно поработать, ты послушаешь одних, я — других. А за ланчем обменяемся информацией.
Он схватил горячей, сухой лапкой руку Тереи, потряс, словно давая какой-то сигнал.
— Спасибо за беседу, — тихо сказал он, — хотя, собственно говоря, это мне захотелось пооткровенничать. А если говорить честно, надо было бы сказать: спасибо за твое молчание, за то, что ты терпеливо выслушал старого болтливого человека.
Обед, к сожалению, обещал быть английским, из кухни
— А индийские блюда у вас есть? — спросил с надеждой Тереи.
— Да, сааб, но только вегетарианские.
— С curry [17] ?
17
Curry (англ.) — соус с куркумовым корнем.
— С острым или помягче?. — уточнил официант, его черные усы были лихо подкручены вверх, белый накрахмаленный тюрбан и его собранные в складки концы торчали, как пучок перьев. — Минеральная вода? Кока-кола? Апельсиновый сок? А может, баночное пиво? У нас свежее, из Германии, — спрашивал он по привычке.
— Лучше воду.
Вода стоила дороже, чем другие напитки. Настоящая «Виши», которую ящиками привозили из Франции. Бутылка затуманилась, стакан покрылся каплями, газированная вода вызывала жажду.
— Не хотите водички? — спросил он югослава.
— С удовольствием, она напоминает наши источники, бьющие в пещерах… Мне не забыть эту воду, ведь я ее жадно пил после того, как мы оторвались от немцев, у нее был вкус жизни.
— О чем говорили на конгрессе?
— О Рабиндранате Тагоре как акварелисте.
— Ну, и как его оценивают?
Журналист пожал плечами. Он взял редиску, которая на тарелке оставила фиолетовое пятно раствора марганцовки, в котором ее мочили для дезинфекции.
— Когда кого-то причисляют к лику святых, все становится совершенством. Даже рубашка, которую он носил. Верующим нужны реликвии.
— А по вашему мнению?
— Лучше привести чужие мнения, там авторитетов хватает.
— Неужели это так плохо?
— Он баловался рисованием, а сейчас пытаются сделать из этого святыню. Напишу заметку о выставке и хватит. Вечером, прием, к сожалению, без алкоголя, слишком одухотворенное общество.
Тереи забавляла разочарованная мина, с которой югослав говорил о party. В зале стоял шум, участники конгресса переговаривались усталыми голосами, толстый итальянский писатель с таким восторгом говорил о красоте индианок, словно читал стихи д. Аннунцио.
К ним подсел одетый по-европейски темнокожий мужчина, привлеченный индийскими блюдами.
— Я — делегат Цейлона, — представился он, не подавая руки. — Я вам не помешаю, если буду есть по нашему обычаю?
Он месил рис правой рукой, желтый соус, когда он сжимал горстку риса, вытекал между пальцев, тогда он с детским удовольствием, не стесняясь, слизывал его. Толстые, голубоватые губы растянулись в довольной улыбке.
— Попробуйте… Рис с curry следует есть как того требует природа, пальцами можно пробовать, радоваться плотности этой кашицы. А как вы обгрызаете
— Я тоже ел руками, когда ничего другого не оставалось, — пожал плечами югослав, — мне это не очень нравится. Но и особо не раздражает. В партизанах, в дубовых лесах Велебита.
Иштван их почти не слушал, ему вспомнилась жаренная на огне кукуруза, аромат дыма от горящего хвороста, кусочки обугленного сверху, а внутри сырого мяса, натертые серой солью-лизунцом и чесноком. К этому красное и терпкое вино, которое пьют залпом, большими глотками из пузатой бутылки.
— Ты не стал ждать меня, — неожиданно положил ему руку на плечо Морис Нагар. — И правильно сделал, потому что меня там задержали. Ты не смог бы выслать мою информацию, когда будет готова твоя? А я часок вздремну. Чувствую усталость. Шум меня усыпил.
— С большим удовольствием, — Тереи взял странички, написанные четким почерком, — я как раз собирался на почту.
Они направились к выходу, провожаемые поклонами слуг. В тени галереи им в лицо подул горячий ветерок, принесший запах отцветающих растений, сухих листьев и пыли.
— Ты мне нравишься, — неожиданно сказал Нагар. — И я немного за тебя беспокоюсь.
— Я знаю об этом, — Иштван сжал его маленькую, сухую ладонь, глядя сверху на лысеющее темя журналиста, загорелое и блестящее. — Надо мной собираются какие-то тучи?
— Нет. Птичье беспокойство. Предчувствие, Слишком мне приходилось все бросать и убегать, чтобы сейчас игнорировать такие сигналы. Что-то нехорошее висит в воздухе.
Он поднял печальные, как у Пьеро, глаза, легонько улыбнулся.
— До вечера. Иду отдыхать.
Журналист семенил по выложенной кирпичом дорожке в сторону гостиничных номеров. Тень передвинулась, от машины тянуло жаром и парами бензина. Тереи открыл дверцы с двух сторон прежде чем решился сесть. Мелкий пот сразу же выступил на спине, как при приступе малярии. Он что-то знает, — думал Иштван, — хотя не хочет говорить. Не предостерегал ли он меня? Но в чем дело? Маргит? А может, до него дошли какие-то сплетни из посольства?
Текст, который француз просил его выслать, свидетельствовал о доверии и любезности, он мог им воспользоваться, выбрать то что ему пригодилось бы. Правда, Тереи не был профессионалом и вряд ли мог составить ему конкуренцию, поэтому дружеский жест Нагара не имел особого значения.
Гости уже вышли из ресторана. Тереи хотелось побыть одному. Он включил зажигание и медленно вывел «остина» к открытым воротам.
Иштван решил не ехать на послеобеденную сессию, посвященную метафорам Тагора, а отправиться хотя бы в Тадж Махал. Совершенство гробницы, похожий на очищенную луковицу купол и четыре минарета, как побеги спаржи, стоящие на фоне синего неба, напоминали дешевый рекламный плакат «Air India». Безупречная красота вызывала скуку.