Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель
Шрифт:
Однако Хрольф был свеем, и даннский конунг ему не указ.
Утро не предвещало Хохендорфу ничего, кроме последнего дня стояния городского ополчения в чистом поле. Судя по всему, Винетцы струсили и едва ли уже явятся вызволять хижанскую красавицу в честном бою. Ну, а уж если они соизволят придти, то со всей возможной силой. Так что к брани ругии готовились хотя и с усмешками на лицах, но со всевозможным тщанием.
Когда городская дружина выступила из ворот, Уле, следивший за городцом с высокого дерева, спустился вниз, и, не торопясь, пошел через лес туда, где с вечера спрятанный за небольшим мыском,
Когда на Хохендорф, занятый размеренными дневными делами, обрушился страшный рев и грохот, его жителям показалось, что разверзаются небеса и оттуда точно хлопья черного снега на улицы городца падают разъяренные варяги.
Те немногие мужчины, что оставались в городе, застывали на месте в холодном поту.
Женщины бросались к заголосившим детям.
Как и говорил Хрольф, в первые мгновения ни у кого не возникло даже мысли браться за оружие.
Бежать!
Спасаться!
А уже слетали с петель двери домов, и, размахивая топорами, туда врывались косматые викинги в кожаных латах поверх меховых рубах. Их лица были перекошены злобой. Их глаза жаждали крови, а руки золота и серебра:
– Сильвер! Гюльд! Вар? [150]
Однако шёрёвернов было не так много, как ругиям показалось в первые мгновения. Трубить в рога, греметь в щиты и грабить одновременно они не смогли. И вскоре неистовый гам набега сменился шумом возни. И тогда страх начал отпускать сердца Хохендофцев. Они воспаряли духом и, то тут, то там, начали пускать в ход ножи и дубины.
Но что могла сделать горстка мужчин, которые по немощи или негодности к ратному делу сегодня утром не пошли в чисто поле дожидаться прихода Волинян, против распаленных грабежом варягов. Когда один из них встал на пути Хрольфа, то в миг лишился руки, сжимавшей мясницкий нож. Еще две-три стычки закончились, едва начавшись.
150
Sivler! Guld! Var? (Швед.) – Серебро! Золото! Где?
И вот уже целый город на полторы сотни домов оказался в руках шёрёвернов. Полторы сотни сундуков, которые надо было взломать и выпотрошить. Полторы сотни кладовок, которые надо было обшарить в поисках чего-нибудь ценного.
Лишь раз в Хрольфе шелохнулся разум. Ощутив, что мешок, в который шеппарь складывал все, на что падал его алчный взгляд, уже достаточно тяжел он, крикнул своим людям:
– Пора уходить! Все на борт!
Но его никто не услышал, и, спустя мгновение, он и сам забыл о всякой осторожности.
Тем временим, кто-то из отроков выбрался из города, что было не мудрено, поскольку все шереверны были увлечены грабежом, как малые дети бирюльками, и убежал туда, где в боевом строю стояла городская дружина.
Когда вдали послышался рев боевых рогов, топот сотен ног и бранные кличи бойцов, спешивших на выручку Хохендорфу, Хрольф побледнел, как фламандское льняное полотно. Воинственный раж в мгновение ока оставил и других шёрёвернов. На серьезную битву никто из них не рассчитывал.
– Русь! Русь!!! К воротам! Всем к воротам! Поднять щиты! Держать строй! – орал Хрольф, неловко выпутываясь из наплечного ремня своего щита.
На этот раз повторять приказ не пришлось. Варяги, бежали к воротам со всех концов городца. В створе возникла сутолока. Но со стороны можно было решить, что шёрёверны умышленно сгрудились в узком проходе.
Самые быстроноги ругии, уже добежавшие до города, видели перед собой плотную стену щитов и останавливались в нерешительности, высматривая, скоро ли подойдут основные силы.
И в этот миг к ним подскочили двое: рыжий громила со щитом и топором и безоружный живчик. Вид у верзилы был весьма бойкий. Своим топором он орудовал умело, а уж орал при этом и вовсе отменно. Ратники изготавливались к битве с рыжим, но тут из-за его плеча слышалось вендское слово: «Мой!», здоровяк пригибался… и ругии один за другим валились наземь, закатив глаза!
Никто не мог понять, что за страшное оружие сжимает в кулаке щуплый парнишка, но дюжие мужики после его наскока оседали долу, точно хворые девицы от немощного обморока.
Когда основные силы ругиев подоспели к месту битвы, их взорам предстала чудовищная картина. Почти сотня бойцов нелепой кучей валялись друг на друге у ног викингов. А ведь прошло совсем не так много времени с тех пор, как первые ополченцы подбежали к воротам городца. И вот они уже все пали!
Леденящий душу ужас обуял городских ополченцев. Никто из них даже не удосужился посмотреть, что, несмотря на все потери, варягов было в три раза меньше, чем защитников города. Так что стоило Хрольфу крикнуть: «Русь!!! Вперед!», как ругии частью побросали оружие и упали на землю, моля о пощаде, а частью разбежались в леса Зеленой Горы.
– Что это было? – в один голос, но на разных языках орали варяги, турпилинги и хижане, после того, как все враги были повязаны путами. Они сгрудились вокруг Варга и Ольга и были готовы растерзать их своими вопросами.
– Что у тебя в кулаке? – спрашивал Хрольф, теребя Волькшу за рукав.
– Ничего, – ответил тот.
Как и после кулачной стенки на Ярилов день его мутило и нестерпимо хотелось пить.
– Покажи? – потребовало сразу несколько голосов.
Волькша разомкнул пальцы. На взмокшей от напряжения ладони лежал маленький песчаный кулич.
– Это что? – загомонили все.
– Мать Сыра Земля, – едва слышно промямлил Волкан и медленно опустился на траву. Через мгновение он впал в полудрему. Олькша поднял его и отнес на драккар. И дальше, в силу своего разумения, отвечал за Волькшу на вопросы ошалевших от восторга соратников. Говорил он по-венедски и всем несведущим в наречии Ильменьских словен, пришлось довольствоваться неумелыми толкованиями тех, кто его понимал. А таких было не много, да и излагали они Олькшины слова каждый по-своему. Вот уж воистину, дивная небылица родилась в тот день из Олькшиного рассказа. Однако, чем дольше говорил Рыжий лют, тем с большим благоговением и почитанием манскап и Волиняне смотрели на драккар, где отсыпался после небывалых ратных трудов Волькша.