Каменный пояс, 1977
Шрифт:
А древняя изба одна-одинешенька стоит, ничего вокруг нее не тронуто — ни бурьяны, ни таловые плетни, и такой же древний сидит на обвалившейся завалинке, греясь на полуденном солнышке, старик Наум.
Он уже ничего не помнит из жизни и ничего не видит, только слух не изменил ему. Старик чутко улавливает, как квохчет наседка, сзывая цыплят, как на озере гомонят ребятишки, купаясь, как тарахтит в поле трактор и как за углом пригона, спасаясь от овода, жует жвачку теленок.
По дороге, оставив хвост пыли, промчался молоковоз.
— Ишь, это Гринька опять повез удой с фермы на завод, — шамкает беззубым ртом Наум. — Гонит-то как! Вот, значит, уж полдник.
Неподалеку от избы, на перегноях, по обе стороны дороги широко раскинулся совхозный сад. Собирая в корзины черную смородину, бригада молодых женщин перекликается, разноголосо и певуче, но Наум не любит прислушиваться к женским разговорам, находя их пустяшными.
— Ишь, белобоки-сороки! — поругивается он про себя. — Из-за них абы рабочее дело не проворонить…
У него только и радости, что слышать, как совершаются рабочие дела, он их узнает сразу, еле донесется до его уха не только шум, скрежет, рокот машин, но и удар молота по наковальне в кузнице, и перестук топоров на стройке новой фермы, и еще многое другое, чем наполнен в совхозе весь длинный день.
Новая деревенская, вернее, теперь совхозная улица начинается тотчас за садом, на угоре, вдоль песчаного берега озера. Каменные дома, одноэтажные и двухэтажные, с балконами, верандами, с палисадниками, огороженными низким штакетником, выстроились в один ряд, и строй их замыкает повернутый фасадом к дороге Дворец культуры.
Наум как-то ходил туда, щупал каменные стены руками, хвалил добротность, но когда директор совхоза хотел переселить его из избы в один из таких домов, в чистоту и уют — наотрез отказался.
— Не-е, меня, слышь, не неволь! Как же буду я без полатей, без печи, без завалинки? Не-е…
Из уважения к его древности, чтобы не унес он из жизни обиду, избу оставили, и стоит эта изба-вешка, как памятник былой скудости и нужде.
ГЕННАДИЙ КОРЧАГИН
ОСЕНЬ РОНЯЕТ ХОЛОДНЫЕ СЛЕЗЫ
Вот отсверкали лучистые грозы.
Ниже спускается облачный круг.
Осень роняет холодные слезы.
Птицы торопятся снова на юг.
Рощи буранят листвой золотою.
В стынь серебрится отава в лугу.
Тихо. Я в царство иду голубое,
В горнице теплой сидеть не могу.
Вижу сквозь белые ветки березок:
Грузно склонились в степи ковыли.
Слышу я, будто под шепот морозов
В небе прощально кричат журавли.
Хочется крикнуть в небесные дали:
Птицы мои, не тоскуйте по мне.
Счастлив я тем, что на Южном Урале
В осень шагаю навстречу весне!
РАМАЗАН ШАГАЛЕЕВ
Если скучен, нем и пуст
Твой без птиц остался куст,
То не думай, что пусты
И соседние кусты.
Если высох навсегда
Тот ручей, где пил ты воду,
Не пеняй на всю природу —
Есть в других ручьях вода.
Перевел с башкирского С. Борисов
МИХАИЛ ТРУТНЕВ
САПОГИ
И я когда-то тоже был солдатом
И не забыл тот полдень до сих пор,
Как мне на складе вместе с автоматом
По списку выдал сапоги каптер.
В нас смерть огнем кинжальным била косо,
Пытала орудийная гроза,
Но всем живым служила без износа,
Добротная армейская кирза.
И в час, когда смолкали батареи,
Делили мы трофейный гуталин,
Чтоб в скороходах нам дойти до Шпрее,
Чтоб в них вступить в поверженный Берлин.
Полсвета мы прошли и победили,
Умолк над Эльбой пулеметный треск.
Весенним днем всей ротой наводили
На сапоги парадный шик и блеск.
Под боевым,
Пробитым в битвах стягом,
Венчая свой победный юбилей,
Мы по Москве прошли чеканным шагом,
Равнение держа на Мавзолей.
В тот ясный день
Солдаты сняли скатки.
От гор Балканских до родной тайги
Слыхали все, как звонко по брусчатке
Стучали фронтовые сапоги.
Нет, не забыть вовек минуты эти,
О мире весть несли мы Ильичу…
Прошли года.
У нас родились дети.
И я теперь лишь одного хочу,
Чтоб рос мой сын, грозы боев не зная,
И оценить наш подвиг ратный мог,
В музее, рядом с буркою Чапая,
Увидев пару кирзовых сапог.
МОЛОДЫЕ ГОЛОСА
ИГОРЬ СЮМКИН
ПОЛДЕНЬ СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ
Рассказ
Иван спал бы еще и спал, но крутое солнце приложилось к лицу от всей души… Отдавалось тупой болью в затылок любое движенье; зудились с нездорового пьяного сна слипшиеся веки. Крепко перебрал Иван, подымая и подымая вчера за свое возвращенье… Из глазолечебницы, где промыкался между двумя операциями почти полгода.