Каменный пояс, 1986
Шрифт:
Дед возвратился, сидел молча, только все дергал рукав шубы. Глаза Фроси набухли слезами, она тихонько смаргивала их и отворачивалась к окну.
— Долго еще? — Старик выталкивал слова хрипло, сердито.
А голос Фроси звучал лаской, утешением: «Да уж поди скоро...»
— Скорей бы уж, — старик не выдержал, сдрожал голосом, и Фросю будто подбросило на лавке.
— А ну-ко, дед, собирайся живо, — вдруг бодро скомандовала Фрося. — Давай, давай поскорее, сейчас будет станция, как раз на обратный поезд поспеем.
— Ты че, ты че, а? Фроська, ты че надумала-то? — говорил дед, а голос уже был совсем другой. Он суетливо толкал в сумку яйца, рукавицы, полотенце,
Поезд подходил к станции.
Анна Зинченко
КАК ЗВАТЬ ТЕБЯ, ЛОШАДЬ?
Она подошла к дому в ранних сумерках, постояла секунду неподвижно, тряхнула гривой и принялась щипать траву.
— Смотрите-ка: лошадь, — изумился Павел. Домашние тоже посмотрели в окно и равнодушно ответили:
— Да, чья-то лошадь пасется под окном.
Павел отрезал от ржаной круглой булки большой кусок и вышел на улицу. Погладил лошадь, протянул ей хлеб, но лошадь и не думала его есть.
— Ты что, дикая? Хлеба не хочешь?! — удивился Павел. Он положил кусок на траву, рядом с мордой. Она шумно вдохнула мягкой мокрой ноздрей запах хлеба, как-то нехотя втянула кусок в рот, начала жевать его вместе с травой. — Ну вот и хорошо, а то хлеба не есть! Ну и чья же ты, лошадь, как звать тебя? — Павел говорил, поглаживая нервную шею, слушая, как вздрагивают под рукой молодые сильные жилы...
Ночью ему приснилась Яшма. Она косила на него голубым глазом, вскидывала белоснежную морду, била копытом землю. Павел удивился, что Яшма еще жива, ведь прошло сорок лет с тех пор, как он возил на ней волокушу. Яшма была племенной кобылой «царских» кровей, но в то военное лето и ей пришлось повозить сено. Старший конюх Антип Федотыч очень жалел Яшму, баловал ее, чем мог, гордился ее родословной, словно своей собственной, и радовался, что работает на ней Павлик.
— Ты малец добрый, — говорил он ему, — лошадь это чует, а ты смотри, не обижай ее зря. Вот кончится война, и Яшма себя еще покажет...
А Павлик даже немножко робел перед этой красавицей, прекрасной альбиноской. Ночью, когда в теплой мелкой речонке купали коней, ему казалось, что от белого крупа его Яшмы восходит сияние. Через год Павел ушел на фронт добровольцем, после войны в родные места не вернулся, забыл он и об Яшме и вспомнил вот сейчас, во сне...
На следующий вечер каурая лошадка снова пришла к дому Павла, она словно подгадывала, когда он вернется с работы и вынесет ей кусок хлеба. Павел спрашивал соседей, домочадцев, не знают ли они, чья это лошадь, но все пожимали плечами. А Павлу почему-то очень важно было узнать, как зовут молодую кобылку. Его сердце замирало при мысли, что он может услышать знакомое имя. А вдруг, чего не бывает на свете! Может, совсем не случайно пришла эта сивка-бурка к его дому, может, хочет вызвать что-то в его памяти, в его сердце, например, забытое уже теперь детство.
Однажды к лошадке подъехал мальчонка на велосипеде, похлопал ее по холке, но та не сдвинулась с места.
— Иди, иди домой, — говорил мальчик, и Павел бросился к нему, начал расспрашивать, но мальчишка ничего не хотел говорить.
— Да как звать-то ее?
— А никак, лошадь, и все... — Ну, а тебя как звать?
И, уже оседлав велосипед, стукнув еще раз лошадку, малец, уезжая, издали что-то крикнул, и Павлу послышалось «Па-а-шка я...»
И опять Павлу долго не спалось. Снова кружило мысли вокруг Яшмы, детства на конезаводе, ухода на фронт. Он то и дело переворачивал холодной стороной подушку, вставал пить воду, вздыхал. Так много было пережито за эти сорок лет, что приходилось словно из чащобы выбираться к далекой юности. И так потянуло в родные края, такая тоска взяла!
Несколько раз, проезжая по городу в служебной машине, он встречал свою знакомую. Она спокойно, неторопко шла по обочине дороги и не обращала никакого внимания ни на машины, ни на сочную зелень газонов. Было удивительно не только то, что она шла сама по себе, каким-то своим путем, но что прохожие, даже дети, не обращали на нее никакого внимания, будто такое обычное дело — гуляющая в городе лошадь. Павел даже шофера своего спросил: «Серега, ты эту лошадь видишь?» — «Ага, идет куда-то...»
Вечерами он ждал, когда придет лошадь, будет жевать конотопку или тереться шеей о ствол клена. Павел разговаривал с ней, гладил гривку, выбирал из хвоста колючки репья. Но лошадь знала свой дом и с наступлением темноты уходила. Он еще шел ей вслед, потом возвращался, присаживался на скамейку к соседкам, слушая их байки. Рассказы в эти вечера все вились вокруг деревенской жизни, ранней молодости. Вспоминали, как весело катались на масленице в кошевах, как ездили на худых клячонках на дровозаготовки, как стоял в войну в их городе кавалерийский полк. Павел понимал, что в этих рассказах повинна лошадь, которая только что была здесь, что это красивое гордое животное осветило укромные уголки памяти, что чихающим рядом машинам никогда бы этих воспоминаний не вызвать...
Уходило лето, блекла трава, и однажды вечером лошадка не пришла. Соседки ни с того ни с сего повздорили. Павел ушел с улицы в дом, но дело не шло в руки, и перед телевизором не хотелось торчать. Он то и дело подходил к окнам, но жена скоро закрыла их ставнями, и сердитый Павел улегся спать.
Мало-помалу воспоминания улеглись, успокоилась совесть, что совсем забыл отчий край, улеглась и грусть, и только осталось сожаление, что он так и не узнал, как зовут лошадь.
На нашей вклейке
Челябинский областной клуб любителей фотографии существует с марта 1983 года. Организовал его Владимир Богдановский. Кто захочет, тот сделает...
ОНМЦ, областной научно-методический центр, сразу взял клуб под свою опеку: выделил просторный выставочный зал, помещения для лабораторий. Результаты не замедлили сказаться: на сегодня в клубе более пятидесяти членов — инженеры, врачи, рабочие, пенсионеры и школьники. Многие из них живут в районных центрах и селах области. Раз в месяц приезжают на общее собрание, после которого обязательно проводится мини-конкурс снимков для отбора их на выставку. В обсуждении снимков принимают участие все желающие, даже прохожий, заглянувший на огонек. Никакой кастовости, никакого деления на бронзовых мэтров и зеленых дилетантов. Стать членом может каждый, ведь назначение клуба — пропаганда фотоискусства в области.
В клубе сильна группа пейзажистов; однако мало кому из них удалось превзойти в своих работах Анатолия Щербакова и Юрия Горохова. Два молчаливых, одаренных человека много лет подряд фотографируют одни и те же скалы на хребте Таганай. Предвкушая удовольствие, они целую неделю готовятся к съемке. В субботний день едут на электричке до Златоуста, потом шагают по тайге добрый десяток километров с тяжелыми рюкзаками за спиной. Летом коротают ночь в палатке, зимой у костра — с нетерпением ждут утренний рисующий свет и мягкую дымку. Но утром зарядит дождь или снег, и они возвращаются домой, не сделав ни одного кадра.