Каменный пояс, 1989
Шрифт:
Фрол недоверчиво посмотрел на носок сержантского сапога. На нем четким серым рисунком проступал отпечаток подошвы. «Неужели оплошал? — в первое мгновение подумал он, но тут же остановил себя. — Не может этого быть! Дронов хочет, чтобы я, как Шелудько, лизал ему сапоги. Сам почистит!..»
— Ты слишком медленно выполняешь команду, Фролов!
— Не буду.
— Как не будешь? А кто наступал? Я, что ли? А ну давай, зелень поганая, хватай щетки и драй сапоги.
— Не буду!
Дронов не ожидал такого поворота событий и сейчас стоял перед строем как оплеванный. Курсанты притихли в ожидании. Такое в роте было впервые, чтобы курсант восстал против «отцов»-командиров.
— Ну ладно, — наконец выдавил Дронов. — Ты их мне
Весь день Фролов провел как во сне. Рота готовилась к стрельбам, и он со всеми бегал, целился из автомата, что-то записывал на лекции в тетрадь.
Ну, как он мог воспротивиться требованию сержанта? Как на это решился? Что с того, что унижается достоинство, методически и целеустремленно убивается в тебе все человеческое? Ведь все через это проходят и живы остаются, совершенно не ломая себе голову о совестливости. Кому нужны в армии эти высокие материи? Лишь бы армейские «законы» были незыблемы. Они гарантируют на всю армейскую жизнь беззаботную службу «дедам», легкую службу «фазанам» и вечную пахоту «пупам» и «зеленым». А Фрол выступил против, что же он делает? «Законы», устанавливаемые годами, передаваемые из поколения в поколение, за один раз не изменишь, и ему их не переломать. Ведь сержанты, если захотят, скрутят его в бараний рог. Это им раз плюнуть. Один против коллектива не попрешь. Ведь каждый из курсантов в глубине души надеется, что придет время и тогда он будет устраивать цирковые представления по типу Дронова. И эта надежда, эти розовые мечты придают им силы, они лезут из кожи вон, чтобы понравиться сержанту… Фрол ненавидел людей, добивавшихся успеха лизоблюдством. С Вагановым, правда, дело обстояло сложнее. Он земляк. Да и подход к сержантам найти умеет, с людьми ладит. Может, это и сблизило его с Дроновым…
Фрол так и не решил, что же ему делать вечером. «А, — подумал он, — что будет, то и будет…»
Вечером он не стал чистить сапоги Дронова, не пошел и туалет убирать.
Сержанты возмутились. Это надо же, курсант не выполняет их требований! Свои порядки желает установить! Не бывать этому, решили они на экстренном заседании.
Фролова вызвали в каптерку, на «беседу».
Знакомые все лица, отметил про себя курсант, окинув взглядом ночное сборище в тесной кладовой. Все до мелочей повторилось и на этот раз. Видимо, такие «беседы» сержанты проводили часто, решил Фрол. Уж очень все отработано. И в плотный круг берут — ни рук не повернешь, ни назад не отступишь. В этом положении с любой стороны жди удара. «Интересно, — думал Фрол, — как будут бить — ногами, руками?» Он не собирался защищаться, да и какой смысл — не успеет он поднять руку, как получит сзади и спереди. Ведь их здесь тринадцать человек собралось. Убить, конечно, не убьют, но отметелить могут чувствительно. Он и виду не подаст, что будет больно. Назло им. Хоть этим сможет постоять за себя. Вот только обидно, что так, толпой на одного… Эх, было бы это хотя бы в коридоре, он показал бы им, пусть и сам умылся кровью. Но он все же поднял левую ногу и прикрыл правую. Если будут бить ногами, то хоть не так больно. И, как бы подтверждая его мысль, чей-то сапог с силой уперся в подошву левого сорок пятого. В следующую секунду из-за спины близко стоящих сержантов Фрол увидел удивленную физиономию Дронова, и курсант понял, что бить по ногам — хобби его замкомвзвода. Еще несколько раз его пытались пнуть, но безуспешно…
Когда все порядком вспотели, старшина подал голос:
— Ну, хватит. Размялись. Надо и меру знать. Это для тебя, Фрол, небольшой урок. Если и он не пойдет впрок, то разговор будет другим. Иди.
Все расступились перед ним, и он, выходя, ощутил резкую жгучую боль в голени. От неожиданности он чуть присел, но тут же выравнялся и, стараясь не хромать, пошел в расположение. В темноте не видно было, что с ногой. Удар пришелся по старому ушибу, но кость
Ночью сильно потеплело, и утром все потекло. Еще вчера скованные твердым ледяным панцирем дороги развезло, и они превратились в жидкую кашу. Рота не стала обувать валенки. И Дронов, проклиная погоду, натянул свои лощеные сапоги. Ему совсем не хотелось их мочить, тем более мазать в грязи. Но сержант хорошо усвоил, что с командиром спорить бесполезно. Взяв автомат, он стал в строй.
Отдав последние указания, командир роты приказал Дронову вести людей на стрельбище. Старшина подъедет позже, когда получит боеприпасы.
Курсанты, услышав, что роту ведет Дронов, притихли, ожидая от него различных вводных. В этом деле он был мастак. На территории части не принято заниматься тактикой. Вполне хватит шести километров лесной дороги. Наслаждаясь последними метрами спокойной и размеренной жизни, они с силой шлепали сапогами по асфальту, разбрасывая во все стороны снег и воду. Но солдатское счастье слишком короткое. На этот раз оно заканчивалось за воротами части вместе с асфальтом.
— Газы! — заорал Дронов.
Словно ураган пронесся над ротой. Все нагнулись и на лысые головы стали натягивать противогазы. Через секунды подразделение превратилось в роту марсиан с одинаково облизанными мордами мраморно-белого цвета, стандартно круглыми стеклянными глазами. Нахлобучив поглубже на лысые головы, шапки, курсанты выпрямились.
— Бегом марш!
Что такое шесть километров в противогазах: это страшная усталость в руках и ногах, тяжесть во всем теле, пот, разъедающий глаза, который не утрешь — резина на лице. Это дыхание на пределе, когда кажется, что вот-вот упадешь замертво и больше не поднимешься…
Фрол на тренировках дома не столько бегал. Но сейчас он еле плелся сзади, прихрамывая на ушибленную ногу. Утром она еще больше опухла, и пришлось, пересилив боль, обувать сапоги. Скажи он замкомвзводу о ноге, сержант тут же приклеил бы ярлык «сачок». И машиной ехать не разрешил бы.
Фрол с завистью смотрел на курсантов, которым разрешили ехать в санитарке. Один натер ногу, другой растянул связку. И еще у одного что-то приключилось, и он старательно хромал, изображая из себя больного. Фролу там места не нашлось. Его ждали в строю. И теперь он, пересиливая боль, хромал по грязи. Но все бы ничего, будь противогаз ему впору. Маска оказалась на два размера меньше. Фрол раньше говорил сержанту, что необходимо заменить ее. Но тот или забыл, а может, вообще не захотел. Резина сплющила все его лицо. Видеть Фрол мог только одним глазом. Но он бежал, из последних сил бежал.
— Быстрее, падла! — услышал он голос Дронова. — Почему отстаешь? Бегом марш!
От удара прикладом автомата в спину Фрол чуть было не упал в грязь, но удержался и побежал дальше. Изо рта исходил не то стон, не то хрип, который звериным рыком вырывался из маски. Так не могло долго продолжаться.
Но сержант сам устал и дал команду «Шагом марш!».
«Доброта» Дронова была короткой, и через пару минут он диким голосом крикнул:
— Вспышка справа!
Фрол упал лицом на чьи-то сапоги, совсем замазав и без того мутный глазок. Но учение не закончилось.
— Противник с фронта! — бесновался командир.
Курсанты принялись нервно передергивать затворы автоматов, изображая стрельбу по «противнику». Но все были заняты не столько «стрельбой», сколько отдыхом. Еще и половины расстояния не пробежали, а сил не было. И сейчас каждый наслаждался скупыми секундами, стараясь отдышаться и немного полежать, пусть даже в воде, в грязи, но полежать, а не месить ногами вязкую и липкую, как жвачка, глину.
— Противник занял вон ту высоту, — крикнул Дронов, показывая на опушку леса. Метрах в ста от дороги темнел бугор, сплошь заросший мелким колючим кустарником. — Наша задача — атаковать и выбить с нее противника. В атаку! Вперед!