Каменный Пояс. Книга 3. Хозяин каменных гор. Том 2
Шрифт:
– Не расходись! Сейчас священник сюда с молитвой пожалует!
В полдень наехал батюшка с дьячком. Тут среди терщиков находился и Любимов, пришел и Ефим Черепанов. И все, казалось, шло хорошо. Только Черепанов оставался угрюмым: понимал он, что руднику грозит беда, – большая неминучая беда, и не от нечистой силы, а от подземных вод. Сколько раз докладывал он об этом управляющему, но тот отмахивался: «Потерпим еще годик, а там увидим!»
А чего ждать, когда все ясно! Конная машина явно не справлялась с водой, сюда бы поставить паровой двигатель, тогда бы все по-иному пошло.
Священник отслужил молебен, окропил шахту святой водой. Горщики, понуря головы, выслушали молитвы иерея, а когда он кончил, покорно подошли приложиться ко кресту.
– Ну, ребятушки, теперь все хорошо. Давай, давай в забой! Работа стала! – заторопил управляющий.
Однако никто из рудокопов не двинулся с места. Наступила такая тишина, что слышалось сопенье насоса да тихое журчанье воды. Ефим молча смотрел на горщиков. Согбенные, усталые, они вызывали сочувствие. Одетые в холщовые портки, в зипунишки да в истертые шапчонки, они посинели от стужи. Вся одежонка их пропиталась влагой. А тут еще беда с водой! Кому охота обречь себя на погибель? Не сегодня завтра вода возьмет свое, затопит шахту, – тогда поминай как звали!
– Что же вы приуныли? А ну давай! – повышая голос, строго прикрикнул на горщиков Любимов.
– Боязно! – прошептал Козелок. – А вдруг опять кто почудится!
Черепанов видел: кто-кто, а старый опытный рудокоп Козелок понимал, что работать на затопляемой шахте опасно.
– Ну, тогда ты первый и полезешь! Из-за тебя туману напустили тут! – сердито сказал Александр Акинфиевич, и его серые глаза в упор уставились на старика.
Горшик опустил голову, мялся.
– Не плутуй! Полезай! – отрубил управляющий.
Своей грузной фигурой он стал наступать на рудокопа.
Козелок почесал затылок: упирайся не упирайся, а выходит – надо опускаться в забой. Он первым подошел к стволу и стал спускаться. Плотинный не утерпел, его занимала работа грунтовых вод: следом за Козелком полез и Черепанов…
Один за другим рудокопы стали опускаться под землю.
Только-только добрался Козелок до рудничного двора, как ахнул от страха и от радости.
– С нами крестная сила! – весело закричал он. – Гляди, братцы, да тут гусь! А может, то один морок! – не доверяя своим глазам, с сомнением добавил старик.
– Га-га-га! – весело загоготал гусак.
Черепанов подбежал к нему, а гусь, уставясь на плотинного бусинками глаз, и не думал убегать.
– Ишь ты! – удивился мастер. – В беду попал, крылатый! И каким ветром его сюда занесло? Ба, да это соседская птица! – признал гусака Ефим и растопырил руки.
Гусь захлопал было по лужам, но проворный плотинный поймал его и прижал к груди.
– Гляди, как сердце с перепугу колотится! Ишь ты, сам напугался, да и людей переполошил! – засмеялся он.
Однако на сердце было невесело: вода журчала всюду. Вот-вот, того гляди, совершится потоп! Черепанов с грустью посмотрел на промокших, усталых рудокопов.
«Эх, горемыки вы, горемыки! – тоска защемила сердце. – Подумать только, работать в таком месте: сыро, грязно, вода сочится, холодно. Хорошо еще летом, вылез после работы, и обсушиться на солнышке можно и обогреться, а зимой что за муки!»
Ефим Алексеевич представил себе курную убогую избенку, которая стояла в трех верстах от рудника. Проработав двенадцать-пятнадцать часов в забое, промокшие рудокопы выползают на свет божий и бегут что есть духу в эту отдаленную избушку! А на земле пурга, метели, уральский пронзительный ветер, от мороза одежонка становится мерзлым коробом. Не всякий выдерживает такую муку! Да и что с людьми делается от работы в медном руднике? Истощение, смертельная бледность губ – все выдает в них болезни. Все жалуются на шум в ушах, тяжесть в ногах и одышку. Еще бы! В конце концов человек быстро сгорает в подземелье. Наступает водянка, и сердце отказывается служить!.. Мысли плотинного прервали окрики.
– Ну, дед – божья душа, глянь, что за архангел слетел к нам! – закричал молоденький рудокоп и озорными глазами показал на гуся. – А ты за нечистую силу принял. Ай-ай! – покачал он головой.
– А ты помалкивай! – угрюмо отозвался старик. – Ты слушай да разумей, о чем вода земле шепчет!
Его простые слова утихомирили парня. Он вздохнул.
– Ну и жизнь! Того и гляди, угодишь во вселенский потоп!
Черепанов строго посмотрел на горщика, и тот прикусил язык. Под землей не шутят!
Прошла неделя, все, казалось, вошло в свою колею, но однажды ночью вдруг раздался набат. Плотинный вскочил с постели и бросился к окну. От волнения у мастера захватило дух: вдали над медным рудником алело зловещее зарево.
– Батюшки, пожар! – закричал Ефим. Он быстро оделся и поспешил к водоподъемной машине. Там пылали крыша и стропила навеса…
По набату сбежался народ, стали гасить. Одного за другим из шахты подняли рудокопов. Когда последним на-гора поднялся Козелок, кругом клубился синий дым погашенного пожара, а среди него со скрипом по-прежнему кружилось старое, почерневшее колесо: его и насосы сберегли от огня.
Полицейщик Львов повязал старому горщику Козелку руки, в таком виде провел его, позоря, по всему Нижнему Тагилу, а затем посадил за решетку в каменный подтюремок. Рудокоп не знал, за что его шельмуют. На другой день пристав начал допрос арестованного.
– Ты и есть главный поджигатель! – безоговорочно заявил он. – Рассказывай, старый плут, кто тебе помогал в злодействе?
– Помилуй бог, до такого додуматься! – с изумлением и испугом уставился горщик на Львова.
– Не отрекайся, бит будешь! – пригрозил полицейщик.
– Это что же, выходит, сам себя и своих дружков потопить я вздумал! Эх, лучшего, видать, ты не придумал! – с горьким сожалением отозвался шахтер. – Не диво старого человека побить, а вот ты правду разузнай!
Пристав сопел, багровел, рыжие тараканьи усы его топорщились:
– А кто нечистой силой в шахте пугал? Ты! Кто первым побег из забоя? Ты!
– Но я первый и опустился в забой! – строго перебил старик. – А что страх обуял, это верно. Попробуй сам спуститься туда, посмотрим, что запоешь!