Каменный век
Шрифт:
— Они — это я, устраивает? — огрызнулась Мелания.— Это все — мой внутренний мир. Внутренний, но выдвинутый наружу, как ящики письменного стола. Без них я опять стану пустой. Любишь ты пустых, как мячики. Тык ногой такого, вот он и покатился к какой-то великой цели. На службе ты ведь такой же как и дома, правда?
— На службе я отрываю жгутики, щупальца, ложноножки всяким гадам,— Феодосий демонстративно скрючил пальцы.— Грязная работа, но ничего, можно помыться потом. Однако без моей работы и моих денег у тебя был бы совсем другой расклад. Сейчас бы ты не нежилась индийскими благовониями и утренней музыкой “Шив-Бхайрав”, а стояла бы с пачкой заказ-нарядов где-нибудь в дубильном цеху кожевенного завода. И атмосфера вокруг тебя была бы насыщена матом и вонью. А твоя шкурка была б намазана не лосьонами, а жирной копотью. И твой внутренний мир содрогался бы от кашля. Сейчас между твоими перышками и настоящей жизнью тысяча оболочек. Ты не знаешь, как бывает холодно, как сводит брюхо от голода, как вместо кислорода в твои легкие влетает всякая дрянь. Живешь себе, что червячок в яблоке, и еще чего-то бормочешь. Твои проблемы — как выковырять изюм из булки, чтоб было не так сладко во рту было.
— Ты тоже выковыриваешь,— напомнила Мелания.
— Батьки, деды и далее все предки нахлебались дерьма сполна. Хватит, мне не нужно прежней жизни, я буду биться за комфорт.
— Бейся. Вышибай из врагов вредные мыследействия вместе с мозгами. Об отдыхе тоже не забывай, побольше медитируй, глядя на собственный пуп, стой почаще на голове, это упражнение гарантирует безвредность твоего ума для общества. А я перехожу в другой жанр.
Мелания подхватила видимо давно собранную сумку и, свистнув робиков, двинулась на выход из инспекторского дома. Тут в Феодосии Павловиче и взыграло некстати профессиональное.
— Балета не будет! — объявил он.— От нас так просто не уходят в другой жанр.
Он перемахнул через стол, догнал в два счета и защелкнул свои пальцы на ее тоненьком запястье.
— Я в тебя столько вбухал, что тебе впору золотой сделаться и стоять на серванте. Все не так просто, как кажется после завтрака,— повторил он несколько раз, раздувая для жуткости звук “р” в слове “просто”. Он был на коне. Совершенство проявленной власти порадовало его.
“Ой, недаром мой знак Зодиака — лев”,— шепнул он себе.
Мелания прикрыла глаза и всхлипнула от дурноты. Ей показалось, что она вляпалась в какое тесто, которое склеивает ее. Но браслет не дремал. От него распространилась синяя дымка, и тесто стало рассыпаться. Дымка добралась до робиков, вошла в них, отчего те заискрились и даже засияли…
Когти Кота, пройдя сквозь ткань штанов, уцепились за кожу Феодосия, слегка поддели ее и оттянули. Хорошо выстоявшаяся, по краям уже загустевшая до корочек нелюбовь выплеснулась из инспектора чем-то вроде девятого вала.
Из всех накопленных сил, с криком “Умри, негодяй”, Феодосий поразил Кота каблуком. Вернее, то место, где только что был Кот. Каблук сломался об пол и улетел, инспектор получил растяжение в паху, а робик свернулся в белый клубочек. Клубочек принялся кататься вокруг инспектора, постепенно сужая свои хищные круги. Петух вспрыгнул на люстру и стал грозно раскачиваться на ней. Инспектор вдруг ощутил свой черепной шов и подумал, какой тот некрепкий. Инспектор вдруг стал мокрым и слабым, как новорожденный. Мелания тут же выдернула свою руку из его руки и отбежала к стене.
Страх набухал, вспучивая каждую клеточку офицера. У этого страха были свои дрожжи. Феодосий ощущал первородное зло. Бывшие колдуны, нынешние диверсанты и хакеры плюют с высокого потолка на его звание, заслуги, благодарности начальства, уважение соседей, мощь ССС, завладевают его женой, всем его достоянием.
Инспектор сделал последнее усилие, соединив жар души, воспоминание о “Кодексе чести офицера ССС”, напор долга, четкость профессионала, гнев мужа. Вместе все эти солидные факторы дали слишком много энергии. Инспектор не сумел отрегулировать ее выхлоп, который иной человек назвал бы истерикой, а древний викинг уважительно — берсерком. Инспектор кинул в противников аквариум, и запрыгали рыбки по стенам. А также кинул голографический телевизор, тот показал страшное рыло и рассыпался. Потом полетели кофейник, картина. Инспектор бил врагов этажеркой, гобеленом, тумбочкой в стиле ампир, статуэткой небесной танцовщицы апсары — она пробила ногой диван. Наконец, бюстом великого человека (бронзовым).
Волна буйства не отпускала Феодосия, волна несла его по комнате, как утлый ялик. Подвернулась под руку указка, и он давай рубить ей, как казачий есаул, попался горшок с фикусом, и он стал крушить им, как Илья Муромец, только-только слезший с печки. Вскоре вся комната покрылась слоем обломков, осколков и просто руинами. А Кот с Петухом разве что уворачивались, пританцовывая, и будто чего-то ожидали…
Люди в белых халатах появились неожиданно, они махали полами халатов и были похожи на стаю чаек.
В водовороте чувств вдруг обозначился ручеек мыслей о том, что он полностью обделался. Но от этого шторм стал еще более яростным. Подсознательно Феодосий уже понимал, что терять теперь нечего.
Он кинулся, чтобы покарать предательницу жену вазой по голове, но тут был перехвачен и пресечен в корне. Феодосий пытался провести прием айкидо, и не один прием, но все оборачивалось против него — и удар, и захват.
Восточная борьба на квадратных санитаров не действовала.
Стиснутое в смирительной рубашке бурление чувств перешло в дрожание тела, а потом и вовсе в инфракрасное излучение, когда из шприца явился заряд ласковости и терпения.
Но эти фазы проходили уже в мягких внутренностях машины скорой помощи.
Инспектор облегченно выдохнул, когда борьба закончилась и стало покойно.
“Будя, будя, отвоевался”,— незлобливым голосом сказал санитар.
Но инспектор уже задремал, прислонившись к уютному, размером с первый спутник, колену санитара.
Феодосий Павлович не мог, да, наверное, и не хотел бы узнать, что жена Мелания тем временем вышла из дома, не заперев, и, даже не захлопнув двери. На ней был комбинезон и непродуваемая куртка, за спиной маломерная сумка, в руках по канистре с газотурбинным топливом. Она выкатила из гаража свой роллер, закрепила канистры, на заднее сидение запрыгнули преданные робики, мотор засопел мощным носом, и вся компания исчезла в смутном воздухе.
Блок 9
Мелания вскоре почувствовала, что великое копошение на одном месте кончилось. Она уже не червячок в яблочке. Она — пыль, которую ветер перемен несет куда попало. Куда ни принесет, везде хорошо, везде пыль останется пылью.
Целый день Мелания вилась поземкой по городу, а вечером вырулила к аэрокосмическому вокзалу. Там удалось и чайком побаловаться, и покемарить в креслах зала ожидания. Такая остановка еще более убедила ее в том, что она теперь — пыль, которая звучит вполне гордо.