Каменотес Нугри
Шрифт:
– О горе нам, горе! – вопил он. – Наш бог и отец, великий Рамзес-Миамун отправился в закатный край.
Это означало, что фараон умер.
– Слышишь? – шепнул Нугри, толкнув Кени в бок. – Само боги покровительствуют нам.
– После смерти Мимуты ты молчал о своем замысле.
– И ты решил, что я раздумал?
– Нет, я решил, что тебе не до этого.
– И ты ошибся, Кени! Смерть Мимуты – моя боль, мое дело. А ведь мы говорили о деле общем.
Приближалось время похорон Рамзеса II. Десятки тысяч людей были уже распущены по домам. За труд они получили по четыре хлеба и по два кувшина вина на человека. Люди роптали, иные громко проклинали писцов.
– Не насмешка ли над бедняками эта подачка? – говорил Нугри. – Лучше бы ничего не дали, чем так обижать людей!
– Разве мы не ко всему привыкли? – возразил Кени. – Кто мы? Рабы.
– Или вьючный скот, – злобно вымолвил Нугри.
Узнав, что каменотесы и каменщики будут задержаны для дополнительных работ, Нугри повеселел.
– Что скажете, друзья? – обратился он к Кени и Тинро. – Я уверен, что сам трижды величайший Тот будет нашим путеводителем по запутанным коридорам гробницы.
– Да, боги милостивы к нам, – сказал старый Тинро.
Утром рабочие были разбужены гулом голосов. Высунувшись из шатра, Нугри увидел, что Долина царских гробниц оцеплена войсками. Медленно приближалось похоронное шествие.
Нугри выбежал из шатра. Кени и Тинро не отставали от него.
Впереди шли рабы с жертвенными дарами. За ними тянулись люди с домашней утварью. Медленно выступали слуги, несшие оружие, скипетр, священных жуков скарабеев, статуэтки и золотого ястреба с человеческой головой, изображавшего душу. Дальше следовали плакальщицы. Наконец появилась ладья на полозьях, запряженная волами. На ней лежала мумия фараона, закрытая от глаз прохожих деревянными стенками. У египтян был обычай сохранять тела умерших, не допускать их до гниения – бальзамировать их. Такие тела назывались мумиями.
Позади ладьи шли царевич Мернепта и царица с детьми. За ними толпились сановники в праздничных одеждах, писцы и народ.
Вой плакальщиц и плач писцов и сановников не утихали.
– О бог, царь, господин и отец наш! – причитали плакальщицы, ударяя себя в грудь и царапая себе лица. – Ты уходишь от нас в край закатный, и сами боги оплакивают тебя…
А погонщик, подгоняя волов, говорил с притворной грустью в голосе:
– На Запад, волы, везущие ладью, на Запад!
– На Запад! – подхватили друзья и принялись восхвалять покойника.
А заунывные голоса плакальщиц слышались все ближе и ближе.
Шествие остановилось.
Мумию сняли с ладьи и поставили на ноги у входа в гробницу, лицом к людям, спиной к стене. Началось прощание с фараоном. Царица и дети украсили мумию цветами и целовали ее по очереди. Слышались слова молитв, произносимых жрецами. Жертвенный дым расстилался вокруг покойника.
Царица заплакала, и вслед за ней заплакали писцы и сановники. А плакальщицы вопили:
– Плачьте, плачьте!
Верховный жрец Амона совершил курение ладаном и возлияние двойнику Озириса. Так называли египтяне духа, который, по их верованию, был неотделим не только от тела, но даже от неодушевленных предметов. Двойник мог лишь временно покинуть тело, как, например, во время сна, обморока и смерти.
– Двойнику твоему, Озирис-Рамзес, бог наш, перед лицом великого бога! – возгласил жрец, опуская воздетые руки.
Это было знаком нести мумию.
Два служителя взяли ее и понесли в гробницу.
– Эй вы, каменотесы, – обратился жрец к Нугри и Кени, стоявших у входа. – Помогите слугам да заодно покажите им дорогу.
Согнувшись, носильщики шли по невысокому коридору, который выходил на мощеный двор. Миновав три опускные двери из гранита, стоявшие в стороне, они вошли в царское жилище. Оно состояло из заупокойного храма, преддверья, горницы с тремя нишами и покоя с саркофагом. [11] Заупокойный храм – это жилище двойника умершего. Пока тело лежит в саркофаге, дух живет, по верованию египтян, в своих покоях. Он будет приходить в свой храм, куда вход всем воспрещен, во время жертвоприношений и праздников.
11
Саркофаг – каменный гроб, в который клали мумию.
На стенах заупокойного храма были изображены пашня, жатва, посев, уборка хлебов, обед, пляска женщин, охота, рыбная ловля. Начальник рисовальщиков сдержал свое слово – картины были сделаны изумительно.
Казалось, земледельцы, повара, плясуньи и охотники остановились лишь на мгновенье. Но прекраснее всех картин было величественное изображение битвы при Кадеше. [12] Окруженный азиатскими колесницами, фараон, доблестно сражаясь, опрокидывает врагов в реку.
12
Кадеш – город в Сирии.
Носильщики поставили мумию Рамзеса на кучу песка в глубине храма.
Затем жрецы освободили фараона от савана, закрепили за ним молитвами и заклинаниями его двойника.
Совершив обряд, жрецы отошли. Приблизились священные резники, ведя быка. Бык беспокойно мотал головой. Старший резник зашел сзади и ударил быка обухом по голове. Другие резники бросились на быка, опрокинули его и закололи. Потом рассекли его для жертвоприношения.
Могильщики бережно подняли мумию, покрытую венками. Они понесли ее в покой, где находился саркофаг.
Туда входили уже рабы. Они приносили и складывали на пол драгоценные сосуды, сундуки, золотую утварь, запасы продовольствия.
Нугри не сводил глаз с драгоценностей. Кени тихонько толкнул его:
– Осторожно! Жрец смотрит на нас.
Верховный жрец Амона прочитал последнюю молитву. Удаляясь, он сделал знак Нугри, Кени и Тинро следовать за ним.
Жрец остановился перед заупокойным храмом. Он заставил трех человек поклясться, что о виденном и слышанном они будут молчать до самой смерти.
– Кончайте работу, – заключил жрец, – я выдам вам награду, и вы возвратитесь на родину. Там вы получите именем вечноживущего бога и отца нашего Рамзеса землю, скот, жилище. И будете спокойно жить до конца дней ваших. Но горе вам, – возвысил он голос, – если ваш язык отважится раскрыть кому-либо тайну. Он будет вырван у вас и брошен на съедение собакам, а сами вы будете казнены.
Отпустив каменотесов, жрец удалился. Тинро принялся возводить кирпичную стену возле преддверья. Нугри и Кени запирали коридор опускными дверями. Но они оставляли незаметные щели, чтобы можно было поднять двери.