Камероны
Шрифт:
Он опустился на землю среди густого вереска и смотрел вниз, в долину.
– Я не хочу жить в таком месте.
– Но именно тут мы живем.
Она пожалела, что день стоял такой яркий и здесь, среди вереска, была такая красота – от этого Питманго казался особенно мрачным. А Гиллон все смотрел вниз на надшахтные постройки и тесные ряды черных домишек.
– Я не полезу под землю. Найдем другой способ зарабатывать себе на жизнь.
– Нет, полезешь – ради меня, – сказала Мэгги. – И ты это знаешь. Ты же мне обещал.
Он долго смотрел
– Сколько же времени нам придется тут жить?
– Пока не накопим столько, чтобы начать новую жизнь.
– Ладно. Пошли вниз.
Он вскинул на плечо ее саквояж, взял ее за руку – пустошь здесь была каменистая, – и они двинулись вниз.
И он дал себе слово: «Я стану углекопом и буду хорошим углекопом – каким только смогу», но когда он выполнит свой долг, они уедут, навсегда расстанутся с этой чернотой. Потому что он дал себе и другое слово: не станет он ради того, чтобы заработать лишний грош, жить всю жизнь в грязи и мраке.
10
Когда они спустились через сад Белой Горлицы и вышли из-под цветущих фруктовых деревьев, они увидели толпу у Десятниковых ворот – люди сидели на воротах и у стены.
– По поводу чего это они собрались?
– Не останавливайся, Гиллон, иди, как шел.
До них донеслись крики. Толпа увидела их.
– Как бы громко они ни орали, и виду не подавай, что испугался.
Ветер на пустоши задрал поля Гиллоновой шляпы с одной стороны, и олений хвост на ней зашевелился – этакий лихач, подумала Мэгги. Может, хоть шляпа заставит их почтительно отнестись к нему. В одном она была твердо уверена: никогда еще не было у них в Питманго такого, как он. Миссис Гиллон Форбс Камерон возвращалась домой со своим супругом-джентльменом. Может, это заставит их почтительно отнестись к нему.
– Что же это все-таки значит? – снова спросил Гиллон. И слегка замедлил шаг.
– Не сбивайся с шага, не выказывай нерешительности. Пройди мимо них, точно ты племянник самого лорда Файфа.
А сердце у нее колотилось где-то в горле, точно пойманная птица. Несколько низкорослых парней из числа самых смелых, с серыми, изъеденными угольной пылью лицами, оторвались от ворот и пошли по дорожке навстречу Мэгги и Гиллону. Неверно она рассчитала время. Смена как раз кончилась, и углекопы вышли из шахты. Но в общем-то, это не имело значения. Если бы они не встретили его у ворот, то подловили бы у шахтного колодца – там, где год назад окружили тех восьмерых из Гленрота и измолотили до полусмерти. Угледобывающая и железорудная компания привезла их ночью в надежде, что утром страсти не будут так полыхать, но компания просчиталась.
Тем временем гул толпы нарастал – это был уже не гул, а неистовый рев толпы, которая ничего не боится и жаждет крови. Несмотря на предупреждения Мэгги, Гиллон остановился.
– Ради Христа, Мэгги, да что же это?
Она еще ни разу не видела его в такой ярости. Но может, оно и к лучшему.
– Не хотят они, чтобы чужаки приезжали сюда и рубили их уголь.
– Но откуда они узнали, что я должен приехать?
– Они все знают, всегда. – Теперь она пожалела о том, что дала телеграмму.
– Но ты же говорила, что здесь полно работы.
– Так оно и есть. И компания хочет нанять побольше людей, но рабочие их прогоняют.
– Прогоняют?
– Словом, так устраивают, что люди сами здесь не остаются, – сказала Мэгги. И взяла его за руку. – Держись меня, Гиллон, а я буду держаться тебя. – Он знал, что она это выполнит.
– Как же они это делают? Скажи мне. – И он схватил ее за плечи.
– Только не при них, – непререкаемо заявила она. – Так лупят, так колошматят, что человек потом работать не может.
«Вот незадача», – подумал Гиллон: он только примирился с этим поселком и с ожидавшей его тут работой, а теперь, оказывается, поселок не желает допускать его к работе и даже готов для этого, если придется, переломать ему кости.
– Надо было тебе сказать мне об этом, Мэг. Надо было, чтоб я знал. – И он так посмотрел на нее, что ей стало не по себе. Ведь промолчав, она обманула его. – Ну, ладно, – сказал он, – пошли.
Вскоре после этого мальчишки-углекопы окружили их – они скакали и прыгали, выкрикивая непристойности.
– Не смотри на них, – сказала Мэгги. – Не давай им повода. Делай вид, что ты их не замечаешь. Это же всего-навсего горлопаны.
Чумазые мальчишки, черные от угольной пыли и грязи, с лицами, лоснящимися от пота. Гиллону они казались омерзительными, уродливыми гномами в черных масках, под которыми вырисовывались костлявые, ввалившиеся от голода узенькие лица, маленькие и злые, как у ласок, темные глазки, редкие гнилые зубы.
– Мы сейчас отделаем твою высокогорную задницу! – крикнул один из них.
– Что это он крикнул?
– Что он исколошматит тебя, – сказала Мэгги.
– Смотрите, как выпялился, экий щеголь, а еще хочет рубить уголь с народом! – крикнул другой и, подскочив к ним, приложил мокрую черную руку к спине твидового сюртука Гиллона. Другой полез ему в лицо и провел рукой по губам. Гиллон впервые ощутил вкус угольной пыли. Он поднял было руку, но Мэгги остановила его.
– Ты должен быть выше их.
Больше всего раздражала парней шляпа.
– Шляпа… – орали они. – Давай сюда шляпу! – Крик этот был подхвачен теми, кто стоял у ворот. – Да сбейте вы чертову шляпу с этой чертовой башки! – Но мальчишкам это оказалось не под силу: Гиллон был много выше их.