Камешек в жерновах
Шрифт:
— Уроды! — почти сорвал голос Салес. — Вперед!
Видно, было что-то такое в тяжелом взгляде Сабла, отчего Салес пересилил ужас, ползущий со стороны раддов, поднял над головой секиру и на дрожащих ногах двинулся вперед. Шагнул за ним Чирки, пробуя в руке доставшийся ему длинный меч. Нырнул куда-то в сторону Вук, закинув лук за спину и растопырив в стороны грязные пальцы. Поднял над головой шипастую дубину Сиг. Три дюжины новой порции «отребья» постепенно разворачивали строй.
Саш сразу взял правее, ушел в сторону от крайнего на полдюжины шагов и остался один. Здесь было самое уязвимое место. Именно к холмам метнулись тени падальщиков. Отчего-то они не нападали на копейщиков — видно, мертвая плоть их не прельщала. Мертвецы шли ровным строем, даже занесенные для удара
— Эх, подавлюсь я своими золотыми в первом же бою, — завыл лысый васт с топором.
— Вперед! — беспрерывно визжал Салес.
«Эл всемогущий! — уже привычно прошептал про себя Саш. — Я все чувствую: зло, магию, опасность, боль. Я уже почти уверен, что вновь отдамся оплаченному собственной кровью на тропе Арбана умению. Я даже не спрашиваю, отчего исчез мой магический дар. Скажи только одно: почему пустота внутри? Где мой страх? Где ужас? Помоги, Эл! Пустота хуже страха! Я не могу в пустоте! Я задыхаюсь!..»
Копейщики уже были в двух дюжинах шагов. Чувствуя, как отвратительное безразличие проникает в грудь, Саш разглядел ответно безучастные лица, залитые белым глаза, бледную кожу с изломами узора на скулах, запекшуюся в черноту кровь на ранах, оставшихся еще с прошлой жизни, с прошедшей и закончившейся.
Два отряда сшиблись с треском и звоном. Мгновением позже копейщики добрались и до Саша. Сразу трое двинулись к нему, и тут только Саш понял, что его новый меч до сих пор в ножнах. Он ухватился за рукоять, а потом уже только позволял сражаться телу. Лезвие выпорхнуло из ножен легче и стремительнее, чем вылетает спугнутая птица из гнезда. Клинок пошел вперед, полоснул по переносице ближнего мертвяка и, уходя от ломаного взмаха тяжелого меча, вместе с рукой полетел вправо, увлекая за собой плечо, грудь, закручивая вокруг глаз усыпанное кровавой мерзостью поле, оскверненную реку, гряду гор, грязное небо, крутобокие холмы, вернулся обратно, пролетел над землей, срубая колени противника и тут же сцепился с клинком второго. Где-то у плеча взлетел третий клинок, левая рука, обернувшись наручем вверх, пошла в его сторону, а правая все вела меч вдоль клинка правого, уходя за ним влево и вниз, но скользя, скользя к гарде, каким-то чудом огибая ее и срезая сначала пальцы, а затем и перерубая предплечье. И сразу же еще левее, туда, где отбитый рукой клинок вновь взлетает над головой мертвяка и падает вместе с отрубленными руками ему за спину. Кажется, он успел срубить головы всем троим еще до того, как их тела попадали среди пластов порубленной плоти.
«Медленно», — подумал Саш, морщась от боли. Хороший удар отразил наручем, но синяк на предплечье будет. Быстрее. Быстрее надо! Неужели пустота именно для этого?
Еще четверо шли в его сторону. Не потому, что хотели взять кучей, просто поредели ряды «отребья», и освободившиеся шли к ближнему. И двое всадников уже волокли на крючьях извивающиеся тела. Явно не мертвяков. Шесть шагов осталось, пять… По уму надо бы рвануть вправо, еще уйти к холмам, хоть на дюжину шагов, а потом встретить их, выстроившихся в затылок друг другу, по одному. Отчего же он застыл с опущенным мечом? Отчего смотрит не на страшную четверку, а на медлительных всадников, что, подняв крючья, уже не обращают внимания на остальных противников, а правят коней в его сторону, заходя и справа, и сзади?
Саш прочертил мечом по гортаням копейщиков за мгновение до того, как они собрались закончить собственный смертельный взмах. Не шагнул вперед, а скользнул в воздухе, срубил троих и успел вторым движением снести голову четвертому. И в то же мгновение почувствовал, что копье с крюком ударило в то место, где он только что стоял сам. Кувырнулся в сторону, полоснул лошади по задним ногам, догнал латника и нашел уязвимое место в доспехах. Вонзил клинок между изогнутым воротником кирасы и тяжелым шлемом, и поникла закованная в железо голова на подрубленной шее. Шагнул за круп храпящего на боку коня, почти упал на спину, чувствуя шелест над лицом очередного крюка, и только скользнул по лошадиной голени лезвием, рассекая сухожилие и заставляя очередного всадника катиться
— Многовато вас будет на одного! — крикнул злым, чужим голосом Саш, подхватил с земли копье убитого латника, побежал к обезумевшему десятку.
Стук копыт послышался за спиной почти сразу. Но разве разгонишь лошадь, если животному и ступить негде?
— Вук! — заорал что было силы Саш. — Стреляй по ногам лошадям! По средней начинай, по средней!
Обернулся за несколько мгновений до сшибки. Средняя лошадь уже припала на ногу, пронзенную стрелой, начала заваливаться, разворачиваясь на ходу и ломая строй. Копье послушно уперлось обратным концом в живот какого-то трупа, прильнуло к кровавому месиву. Всего-то и надо — поднять древко, когда до всадника останется шесть шагов. Направить его в грудь коню, а самому покатиться вправо в спасительный прогал строя — подарок одноглазого Вука, — уходя от очередного удара и вычерчивая кровавую линию на боку еще одной лошади. Пожадничали, чешуйками только грудь прикрыли коню. Но если на скорости да всем весом, то и стальные пластины пробиваются насквозь.
Лишь трое всадников отступили к частоколу. Еще одну лошадь подстрелил Вук, а потом Чирки догнал латника и снес ему голову. Уцелевшая десятка смотрела на залитого кровью и черной дрянью из посеченных копейщиков Саша как на безумца. Рубить на части поверженных им мертвяков и латников пошли, обходя его за полдюжины шагов.
— И меч-то вытереть нечем, — беспомощно прошептал Саш, оглядываясь.
Маленькие фигурки вармиков, высыпавшее на гребень «отребье» в полном составе стояли неподвижно. Показалось Сашу или в самом деле кто-то выглянул из шатра? Выглянул и скрылся.
— Падальщики! — крикнул над ухом Чирки и ткнул мечом в прыгающие над полем тени. — Сюда спешат!
— Копья! — заорал Саш.
Видели уже, никому объяснять не пришлось. Шесть древков легли — на трупы в ряд. Присели, изогнулись в ожидании самые крепкие. Замер с натянутой тетивой за спиной Вук.
— Что же это за зверье такое? — растерянно прошептал Сиг.
— Ну! — подал команду Саш.
Шесть наконечников распороли грудины и пасти шестерым тварям. Еще одна закрутилась, пытаясь выгрызть из плеча стрелу. Три пролетели в прыжке над копьями, но до цели добралась только одна, перебила горло Сигу.
— Эх, тебя мне надо было держаться, парень! — прохрипел, умирая, бородач.
Зверь был опасен в прыжке, весом способен убить, а когда первая атака захлебнулась, тут уже пришлось и на ноги вскочить, клинком помахать. Еще девятерых порубили на части, прежде чем остальные ушли в холмы. Всех последних потерь оказалось двое — Сиг и Салес, да и то потому, что бывший погонщик рекрутов так и не отполз в сторону, когда падальщики пошли вперед. Вук отрубал Салесу голову и конечности с диким хохотом. И почти сразу со стороны шатра раздался тоскливый вой. Сикис дул в изогнутую трубу.
— Оружие собрать! — вдруг начал командовать Чирки. — И если нам сейчас не дадут пожрать, я ничего не понимаю в войнах!
Еды дали вволю. Толстяк дарджинец окинул взглядом неполную дюжину «отребья», пнул ногой бочку с едкой жидкостью, заговорил на ломаном ари:
— У нас тут кровавого поноса не бывает. Мастер лиги — зверь, но о воинах не забывает. Здесь жестяные тарелки. Еда один раз в день, наедаться впрок. В котел дрянь не бросаю: и мастер, и вармики едят из общего котла. Так что, если кто к человечине привык, придется отвыкать. Зерно и конина, даже с солью. Сожрал пайку не сожрал, а тарелку вылизать — и обратно в бочку. Прислугу не держим. Вода вон в той бочке. Грязные рожи в нее не окунать, черпак рядом. — И добавил уже на бадзу: — Все одно сдохнете все. Все мы тут сдохнем…