Камешек в жерновах
Шрифт:
— Нет, — признался, нахмурившись, шаи. — Так я не колдун, Баюл. Такую ворожбу не глазами смотрят.
— А хоть чем, — отмахнулся банги. — Зато уж если она лопнет, я сразу почувствую, а Хейграст дара речи лишится, боль перестанет чувствовать. На время…
— Это с чего же она может лопнуть? — нахмурился Бродус.
— Ну если там магию какую к нари применят или пытать начнут… — нехотя объяснил Баюл.
— Не начнут, — решительно ответил Хейграст. — Или войску лигских нари не нужны крепкие воины?
— Нужны, я думаю, — согласился Бродус. — Только ведь и нам без крепкого воина трудно придется.
— Я помню, — кивнул Хейграст, толкнул в плечо Дана, сжал ладонь Райбы и решительно зашагал вниз с холма.
— На юг пошел, — виновато объяснил и так все понимающим друзьям Баюл. — Чтобы к лагерю со стороны Азры выйти.
— Не нравится мне все это, — прошептал Негос. — И псу не нравится.
Аенор лежал в траве, но передние лапы его были напряжены, уши подняты, и в глубине горла клокотала холодная ярость.
— А что бы стал делать ты? — Баюл погладил пса по голове.
— Ждать бы стал, — ответил Негос. — И думать.
— Оган вот тоже ждал и думал, — неожиданно вставил коротышка Бруск.
— А брат мой старший, Заал, который и тебя, Бруск, и тебя, Дарлин, и тебя, Гринш, да и тебя, Омхан, учил клинок в руках держать, и думать любил, и ждать не мог, — бросил Негос, помолчал, потом глухо добавил: — А одно без другого никак не складывается. Вот он и пошел разбираться с демоном в одиночку… Все знают, чем это кончилось?
— Ты думаешь, что демон движет нари по равнине Уйкеас? — спросил Бродус. — А если это колдуны Адии?
— А ты думаешь, что можно перепутать дюжину костров с лесным пожаром? Хотя я ведь и Хейграста понимаю…
Негос вздохнул, отошел в сторону и лег среди высокой травы.
— Отдыхать! — скомандовал Бродус. — Караулить по очереди. Первые Гринш и Омхан. Затем Дарлин и Бруск. Под вечер Райба и я. В ночь пойдут Дан и Негос.
— А я? — приготовился обидеться Баюл.
— А тебе спать не придется, — усмехнулся Бродус. — Сиди и слушай Хейграста.
Дан проснулся не от прикосновения Райбы, хотя именно она дотронулась до его руки. Мальчишка проснулся от воя.
Но выл не Аенор. Над равниной летел холодный ужас, не оставляя без внимания ни единого живого существа. И, чувствуя, как холод пробирает до костей, Дан выпрямился, увидел в полумраке тихо скулящего Аенора, насторожившихся воинов Бродуса, встревоженного Негоса, испуганного Баюла.
— Что с Хейграстом? — прохрипел мальчишка, вглядываясь в далекие огни костров.
— Пока ничего… — жалобно ответил Баюл. — Точнее, я не чувствую ничего.
— И я, — прошептал Негос. — Я вообще ничего не чувствую. Словно уши, глаза, нос заклеены воском.
— А ты? — встряхнула Дана за плечо Райба.
— Мне кажется… — поднял глаза мальчишка, смахнул со лба показавшуюся паутину, — небо… небо опускается.
— Небо? — Девчонка сдернула с плеча лук. — О чем ты?!
Небо опускалось. Оно обрушивалось струями холода, топило в себе звезды, оборачивалось своей изнанкой, чернотой, болью, бессилием, вялостью, ленью.
— Что это? — повернулся Бродус к окаменевшему Негосу, не в силах выпрямить задрожавшие ноги.
— Покрывало мрака, — услышал Дан прерывающийся голос Баюла и сам погрузился во тьму.
Боль заполняла все. Она клубилась пульсирующей теснотой в висках, вспыхивала в затылке, растекалась огненными потоками вдоль лба, переносицы, скул. В какие-то мгновения Дану казалось, что он не только чувствует ее, но даже слышит, и ему хотелось только одного: чтобы боль не менялась, не перетекала с места на место, не взрывалась и не рассеивалась, иначе он так и не сможет привыкнуть, не сможет переносить ее.
— Дан, — донесся знакомый голос.
Дрожащие пальцы коснулись висков, и боль отступила.
Мальчишка открыл глаза и похолодел. Рядом сидел Баюл, в двух шагах ничком лежал еще кто-то, а за ним и справа, и слева, и за спиной вздымались на два человеческих роста земляные стены.
— Решетка, — испуганно пробормотал Дан, щурясь от струящегося сверху света, опустил взгляд и тут же ухватился за пояс. Меча не было.
— Согласен, у наших тюремщиков нет совести! — с сожалением причмокнул Баюл. — Нет бы оставить мечи, вырубить ступени в стенах. Ладно хоть пальцы не сковали! Хотя что толку? Колдовать в этой яме — все равно что кричать под горным обвалом. Только и хватает силы на ворожбу с прикосновениями. Хорошо, хоть не били, но вниз бросали не глядя. Впрочем, это все догадки. Я сам недавно в себя пришел. Здорово приложился, синяк в полтела! Да и голова, как и у тебя, трещит. Что ж, такова плата за способность видеть и чувствовать больше, чем обыкновенный элбан.
— Что случилось? — вскочил на ноги мальчишка.
— Мы в плену, — пожал плечами Баюл.
— Как — в плену? — с ужасом прошептал Дан. — Что случилось на холме? Последнее, что я слышал, это твои слова о покрывале мрака!
— Колдовство ари! — махнул рукой Баюл. — Высшее колдовство ари. Сон, морок, растворение жизненной воли. Я сам мало что помню, разве только Бродуса, который стоял на ногах до последнего, пытался противостоять магической атаке, да пса. На Аенора колдовство не подействовало или подействовало не так, как на нас. По-моему, он просто убежал с холма, не ошибусь, если даже завилял хвостом.
— Но где, где все остальные? — вскричал Дан. — Надо выбираться отсюда! И кто это? Мне незнакома его одежда!
— Выбираться? — медленно повернул голову Баюл, взглянул на лежащее ничком тело, вздохнул. — Сами мы отсюда не выберемся. Судя по моим ощущениям, хотя после этого казуса я не был бы столь уверен в своих способностях, мы находимся в центре лагеря нари. И твоя… и моя головная боль — это не только отметина покрывала мрака, это и нынешняя магия. Черная магия. Она разлита тут как вода. Как трясина. Радуйся хотя бы тому, что трясина эта не для нас, иначе засосала бы уже давно с головой.