Камешек в жерновах

Малицкий Сергей Вацлавович

— Нет, — повторил Саш и решительно прижал руки к груди Тиира. Ах, если бы у него была та сила, что позволила им всем устоять в Мерсилванде! Куда она исчезла? Почему она выбивается из него только проблесками, как пар из закупоренного котла? Что ее сдерживает? Кто выстроил эти несокрушимые преграды в нем самом? Зачем? Ведь он вернул чувства! Он знает, что делать! Где взять силу!

— Нет! — заорал во весь голос Саш, и сила появилась. Она не пришла изнутри, нет. Ладони Линги легли сверху на ладони Саша, сила полилась из них, и Саш направлял ее туда, куда следовало! В крепкое сердце принца, чтобы оно перестало раздумывать перед каждым

ударом. В его легкие, чтобы понемногу, по глоточку, но они начали втягивать в себя воздух. В сосуды, чтобы кровь побежала по опаленным руслам!

— Пить, — донеслось чуть слышно.

— Воду! — немедленно отозвался Леганд, поднял принца, поднес к его губам бутыль и начал вливать в рот по капле. — Ну уж теперь я не дам тебе умереть. Пить и спать, пить и спать, и все будет хорошо!

— Спасибо, Линга! — Саш поймал ладони охотницы, сжал их, прижал к щеке. — И прости меня.

Деррка выдернула руки, отошла на шаг, нагнулась, подняла свой меч, попробовала смахнуть рукой с щек румянец.

— Смотри, что стало с моим мечом!

Кривое лезвие больше всего походило на полосу сушеного меда. Сталь пожелтела, изогнулась, покрылась дырами и раковинами. Деррка попыталась воткнуть клинок между плит, но он с глухим треском разломился на несколько частей.

— Мое прошлое уходит от меня, — прошептала охотница.

— А ведь не понравилась твоя мантия зверю, не понравилась. — Леганд задумчиво смотрел на Саша. — Только не испугался он. Он отпрянул от нее, как от чего-то знакомого!

— Ты так думаешь? — Саш провел рукой по полам мантии и, как обычно, не почувствовал ничего. Мантия — куртка, кольчуга тончайшего плетения, которую когда-то сбросил с себя убийца Аллона, — оставалась такой же, как и в самый первый день. Она все так же была невесома, удобна, но не слилась с телом, не стала привычной. Она оставалась чужой одеждой. Саш поднял глаза. Возле занимающихся языками пламени туш чудовищ стоял Ук-Чуарк. Глаза маленького шамана были выпучены, губы тряслись. Он смотрел на Саша с благоговейным ужасом.

— Почему же ты не убежал, Ук-Чуарк? — спросил Леганд.

— Ук-Чуарк должен все видеть, — прошептал шаман. — Ук-Чуарк должен учиться! Ук-Чуарк должен все знать! Ук-Чуарк должен все помнить! Дети Брада должны все знать и все помнить! Могу я взять это себе?

В руках у малыша было обугленное древко копья Тиира.

Принц окончательно пришел в себя уже на следующее утро, но не сказал ни слова. Он только молча кивал, когда Леганд спрашивал его о чем-то, и безоговорочно глотал подносимые настойки, терпел, когда старик тревожил его раны, лежал, закрыв глаза, когда Саш с помощью Линги вновь и вновь пытался вдохнуть силу в изувеченное тело. К вечеру у Тиира началась лихорадка, его сильно трясло, порой принц скрипел зубами, но так и не издал ни звука.

— Лучше бы он кричал, — прошептал Леганд, когда уже под утро принц наконец забылся сном. — Он терпит боль и расходует на это силы, которые необходимы для выздоровления. С другой стороны, только такой характер и может выдержать все, что нам предстоит.

Саш смотрел в бледную глубину ущелья, над которым висели луны Дье-Лиа, и думал, что они уже вовсе не кажутся ему прекрасными.

— Там Дьерг! — уже не в первый раз ткнул в темноту пальцем Леганд. — Дьерг или то, что от него осталось.

— От Аса не осталось ничего… — покачал головой Саш.

— От Аса остался я! — твердо сказал старик. — А от Дьерга — ворота Арбана, и, думаю,

не только они.

— Леганд! — позвала Линга.

Друзья подбежали к Тииру. Принц лежал у костра, и Саш немедленно вспомнил его лицо, когда отряд идущих к Мерсилванду обнаружил принца в лапах разбойников. Тогда Тиир не был так плох. Тогда он словно спал. Теперь крупные капли пота блестели на лбу, стекали по щекам, покрывали подбородок, губы. Леганд коснулся лба ладонью, облегченно вздохнул.

— Я в порядке, — утомленно прошептал Тиир. — Дорога впереди еще длинна, умирать я передумал. Поэтому дай мне, друг, чего-нибудь обжигающего. Так, чтобы сердце мое зажглось, силы появились. Пойдем завтра к Башне страха!

— Ты уверен? — нахмурился Леганд.

— Увидишь, — пообещал Тиир. — Только не говори, что у тебя нет полезной травки для однорукого воина!

— Найдется, — пообещал Леганд, но закинул на плечи мешок только тогда, когда Тиир вновь забылся. — Пойду к Детям Брада, — сказал он. — У них есть кое-что. Ждите меня здесь. Силы у Тиира появятся, но идти он сможет не раньше чем через неделю.

Леганд ошибся. Он вернулся почти сразу после рассвета, принес целый мешок коры и пучков трав, а также свежей воды и полосы мягкой ткани. Посмеиваясь, старик объяснил, что уважительное отношение к нему дикарей сменилось почти преклонением, затем взялся за Тиира. К удивлению Саша, рана на обрубке руки принца затянулась. Более того, ожоги на теле не обратились грубыми рубцами, их покрывала тонкая кожа, вот только сил у принца все еще не было. Лечебные повязки сменили на предохраняющие. С трудом удерживая рвоту, Тиир проглотил две чашки какой-то горькой настойки и медленно встал на ноги.

— Ты уверен, что сможешь идти? — с сомнением покачал головой Леганд.

— Я поддержу тебя, — с готовностью вскочил Саш.

— Нет! — решительно мотнул головой Тиир. — Я пойду сам. Буду идти сколько смогу. Если не сделаю дальше ни шага, устроим привал. Все готовы? Правда, мешок я пока нести не сумею. Да и оружия у меня больше нет. И твой меч, Линга, пришел в негодность? В Селенгаре умерли бы со смеху, узнав, что за воины собираются штурмовать Башню страха. Старик, который не убил в своей жизни ни одного элбана. Однорукий принц без войска и оружия. Прекрасная дева с кривым луком и поясным клинком поверженного колдуна… Единственное наше преимущество перед врагом — это молодой парень с чудесным мечом.

— Пусть смеются, — без тени улыбки ответил Леганд. — Почему-то мне кажется, что нечасто по этой земле шло столь сильное войско!

— Увидим. — Принц сдвинул брови и, пошатываясь, пошел к выходу из ущелья.

Едва путники выбрались на равнину, Саш невольно вспомнил Дару в тот день, когда он впервые пришел в себя. Именно тогда, несмотря на крайнюю слабость, он сумел приглядеться к освобожденной земле и поразиться странному несовпадению смерти, пропитавшей каждую ее частичку, и жизни, пробивающейся между этими частичками. Гиблый лес, пространство которого бурым покрывалом раскинулось вниз от горловины ущелья, тоже возвращался к жизни, только делал он это неохотно. И тут и там поднималась свежая, зеленая трава, но ей приходилось труднее, чем в пробудившейся к жизни Даре. Здесь ей противостояли отравленные, но еще живые растения. Ползли по земле уродливые пряди колючего бурьяна, горбатились корявыми стволами деревья, топорщились непроходимые заросли серых кустов, таились под синими щитами шляпок смертельно ядовитые грибы.