Камилла. Жемчужина темного мага
Шрифт:
— Врешь, — голос короля упал до хриплого шепота, — ты поехал… в сопровождении своих людей, да. только не домой. Вы догнали семью Велье и убили их. твой нож достали люди герцога из груди барона.
— Люди герцога? — переспросил Эдвин.
А сам подумал — зачем герцогу убивать собственного нищего родственника?
— Люди герцога, — повторил отец, — это чересчур, Эдвин. Слишком даже для тебя.
— так ведь я ничего не сделал.
— не нужно, — король скривился, но его глаза полыхали на бледном лице, — надо думать, перед тем как творить такую дичь. А теперь… Что я могу сделать? Герцог — не крестьянин.
«но ведь ты не серьезно, нет?»
— отец… — прошептал Эдвин, — это какая-то чушь. Все это. неужели ты не видишь, что меня подставили? Что нас подставили? Да возьми ты, допроси кого-нибудь из моего отряда, ну? Хоть Крысу, хоть…
И осекся под тяжелым взглядом отца.
— мои люди не видели более никого из тех, кому была поручена твоя охрана. никого из них нет при дворе. никого.
— Да как же — нет? Все они… Все четверо, они были здесь!
— но их здесь нет, Эдвин, — прошипел король, — допрашивать некого. И никто не может подтвердить того, что это не ты разделался с неугодной тебе семьей. И все из-за пустяка.
— ну, не так, что бы пустяк, — задумчиво пробормотал Эдвин.
«Думай, думай!» — проговорил он про себя.
Происходило что — то непостижимое и непонятное. Куда делись его люди? Почему? Какая отвратительная, просто ужасная подстава. И почему отец верит? ну, боже мой, это ведь очевидно, что кто-то расправился с Велье, а на него, Эдвина пытается свалить вину. Стоп. А почему — кто-то? Герцог, чтоб его верги под землю утащили. тут и думать особо незачем.
— Я женюсь еще раз, — в действительность вернул хриплый, надтреснутый голос короля, — и у меня будут еще наследники, понятно? не нужно считать себя исключительным. Я скорее пожертвую оболтусом, не понимающим, что творит, чем доведу страну до междоусобицы. так что ты, сын, пока что отправляешься в тюрьму.
— Понятно, — сказал Эдвин и сам поразился собственному спокойствию, — и надолго ли?
— До суда, — осклабился король, — тебя будут судить.
Вопросы… они толпились, толкались под сводами черепа.
Эдвину очень хотелось спросить отца — неужели ты пожертвуешь мной ради мира с каким-то герцогом? Ведь мы можем его убрать, без лишнего шума. Или все эти слова о тюрьме — только для солдат? ну, в самом деле, папенька…
— Подожди, — Эдвин вдруг вспомнил что-то важное, — а как же… дочка их?
— Утонула, — тяжело обрубил король, — можно подумать, ты не знаешь.
— мне кажется, ты судишь поспешно и… предвзято, — процедил Эдвин, — мне бы хотелось знать, кто тебя настроил против меня, м-м?
Король шагнул назад, освобождая дорогу гвардейцам. Кивнул на Эдвина.
— отвести его в темницу. немедленно.
— Я могу хотя бы одеться? — кротко спросил он, глядя в глаза отцу.
но король лишь покачал головой.
— незачем. Иди в чем есть. И пусть все видят, что я не бросаюсь словами.
— И герцог Велье пусть видит?
— И герцог Велье, — отрубил король, — изволь отвечать за свои действия. Убийство семьи барона — это тебе с рук не сойдет.
Пожалуй, ещё никогда в жизни Эдвин не ненавидел папашу так сильно — до зубовного скрежета, до пылающих
«Я вернусь, и вы пожалеете» — билось пойманной рыбой в голове. И все. остальные мысли превратились в густую, словно кисель, и холодную темноту.
только пульс грохотал так, что, казалось, сердце лопнет.
но нет.
не лопнуло.
И он вынес весь этот позор, когда тебя, наследника, волокут через тюремный двор, а потом по бесконечным коридорам, и, наконец, швыряют на каменный пол. Грязный, вонючий.
«Я вернусь, и вы у меня попляшете. ты, ты, и ты тоже» — посмотрел на охранников, стараясь запомнить лица. определенно, этим головам быть насаженными на пику… только вот когда? И как? они — на воле, а он — в тюрьме.
«ну, папаша, ты и учудил», — подумал Эдвин чуть позже, мечась от стены до двери и обратно.
Это ж надо было поверить в столь очевидную подставу?
«И кто это сделал? Кому это нужно?»
Эдвин остановился посреди камеры и уставился на крошечный квадратик окна под самым потолком. День снаружи был ясным, на серой стене напротив золотилось пятно солнечного света.
Эдвин поморщился оттого, что ступни немилосердно мерзли. Проклятый папаша, даже одеться не позволил…
И желание броситься на решетку, и трясти ее, пытаясь вывернуть древние ржавые болты, оказалось столь сильным, что Эдвин усилием воли заставил себя смотреть в окно, где был виден клочок неба. несколько минут он глубоко вдыхал и выдыхал, пытаясь успокоиться и хоть как-то привести мысли в порядок, и, наконец, это получилось.
И тогда Эдвин подумал о том, что нечто подобное могла чувствовать его матушка, которую папаша отослал в дальний монастырь, славящийся строгостью нравов. Да, пожалуй, она тоже металась по келье, не находя спасения, и тоже проклинала человека, за которого ее выдали замуж и которого она ненавидела. Эдвин навестил тот монастырь спустя два года после того, как получил новости о смерти матери. Умирала она долго и мучительно, выкашливая кровавые куски легких — и почему-то он не удивился факту возникновения этой болезни, когда его отвели в келью. темнота, холод, сырость. По-иному там просто невозможно было умереть.
«Когда я стану королем, сотру этот монастырь с лица моего королевства». — решил он тогда.
мысли о матери окончательно успокоили.
он осмотрелся — впервые с того момента, как захлопнулась решетка. Скрипнул зубами при виде отхожего места в углу и охапки гнилой соломы у стены. За ржавой решеткой было темно, никто его не охранял… Эдвин подошел, просунул руку сквозь толстые прутья, подергал висячий замок и признал, что самому не выбраться. Потом он уселся на вонючую солому и задумался, прокручивая воспоминания о том злосчастном бале.