Камни & косы, или О кошечках, птичках и прочих милых тварях
Шрифт:
Чтобы просто дождался.
Мы долго сидели на скамейке в каком-то сквере, потом я окончательно замёрзла, и мы зашли в первое попавшееся кафе. Взяли по чашке кофе и просидели над ними до самого закрытия.
Сергей, скупо и неохотно, рассказал, как получилось, что он остался жив. Разгар «второй чеченской»: кровопролитные бои и секретные вылазки, глупо гибнущие желторотики-срочники — против хорошо обученных арабских наёмников, временами полная неразбериха и хаос, странные приказы командования, вконец скурившиеся на нервной почве «ветераны»… Даже сейчас, три года спустя, он был верен «подписке о неразглашении» и избавил меня от страшных подробностей той, военной, жизни. Но я в своё время и так узнала достаточно, разыскивая, собирая информацию всеми доступными способами. Надеясь… Я ведь была готова сама ехать в эту «горячую точку», понимала, что это равносильно самоубийству, что я скорее всего ничего не найду. Но я не хотела мириться с неизвестностью — даже с выданной
Те немногие Серёжины вещи, что передали сослуживцы, до сих пор бережно хранятся в вильнюсской квартире моих родителей. Форма, нелепый «посмертный» орден, редкие письма, книги… В одной из них — два засушенных лепестка. От тех самых пионов… Внешне несентиментальный, даже суровый, Сергей как-то признался, что оторвал их украдкой в первый день нашего знакомства и решил сохранить. На счастье. Или на память… Теперь уже — на мою память…
Этот день навсегда останется со мной.
Мы с тётей приехали в Петербург. Я уже давно собиралась навестить могилу отца, пройтись по знакомым с детства местам, увидеться с бывшей школьной подружкой, с которой до сих пор переписывалась. Аня позвала меня на свою свадьбу, и я очень обрадовалась этому предлогу. Тётя Нелла не захотела отпускать меня одну и навязалась ехать со мной. Мало ли что… После смерти мамы она, её старшая сестра, всегда старалась «ненавязчиво» присматривать за мной, ограждая от «всяких глупостей». Под ними явно подразумевались особи мужского пола, слишком их много крутилось вокруг смазливой богатой девочки… Её неуклюжие попытки скорректировать круг моего общения всегда меня умиляли, а иногда и злили: я привыкла, что мама и отчим ничего мне не запрещали, да я и сама вроде с головой, соображу, кто чего стоит. Тётя, конечно же, хотела, чтобы я «дружила с хорошими мальчиками из хороших семей», и некоторые мои знакомые привели бы её в натуральный ужас. Поэтому после гибели родителей я непреклонно отклоняла настойчивые зазывания «пожить у неё» и предпочитала самостоятельность и, как следствие, сохранность бедных тётушкиных нервов.
А вот в Питер тётя меня одну не пустила. Я догадывалась, почему — «чтобы нашу девочку не увёл какой-нибудь ушлый русский, знала я таких…» Конечно, знала: она, как и вся прочая родня, в своё время была решительно против замужества своей младшей сестры. Такие перспективы, будущая стажировка в Европе, карьера — а эта дурочка вдруг до смерти влюбилась в советского лейтенантишку (красивого, этого не отнять), но совершенно нищего, неустроенного… Родители буквально запирали её дома, но Ауре продолжала тайком бегать к нему на свидания и в конце концов так же тайно с ним расписалась, поставив всех перед свершившимся фактом. Был жуткий скандал… Ауре разругалась с родителями в пух и прах, когда они отказались принять её мужа, и ушла жить в офицерское общежитие. Все ждали, когда она не выдержит этой адской жизни и вернётся. Но она не вернулась. Наверное, ей и вправду было тяжело, особенно когда родилась я, но мама всегда говорила: «всё это мелочи жизни, когда по-настоящему любишь — сможешь выдержать ещё и не такое…» Они действительно любили друг друга, я-то знаю… Второй мамин муж, дядя Алгис, был прекрасным человеком и тоже очень её любил и берёг, но она, по-моему, всю жизнь втайне тосковала по папе. Капитан Виктор Воронов погиб «при исполнении», в мирное время, во время учебных стрельб, когда внезапно обезумевший солдат открыл огонь по своим. Он до последнего пытался его уговорить бросить автомат… Потом солдата признали невменяемым, но в момент просветления он осознал, что натворил, и покончил с собой. Не от страха за свою дальнейшую судьбу, от стыда — потому что капитана уважали и ценили абсолютно все, и не только в его роте. Мой отец и вправду был исключительным человеком…
Свадьба подружки Ани полностью изгладилась из моей памяти. Потому что буквально на следующий день я встретила Сергея.
Тётя Нелла пожелала посетить Эрмитаж, а меня милостиво отпустила на «свидание» с Аниным свидетелем — он тогда меня провожал и был ею осторожно одобрен. Такой милый приличный мальчик в очочках, будущий физик… «Мексиканские страсти» с таким точно не грозят, а через неделю мы уже уедем.
Я поднималась по эскалатору на «Гостинке», мы почему-то договорились встретиться не в метро, а у памятника Екатерине. В вестибюле было, как обычно, полно народу, но мой взгляд сразу же привлёк огромный букет нежно-розовых пионов, который держал какой-то парень. На фоне этой роскоши вчерашние свадебные букеты проигрывали безнадёжно… Я невольно загляделась на цветы, мысленно позавидовала той девушке, которая их получит, представила, как она радостно взвизгнет и повиснет на шее этого высокого красивого парня, — и, улыбаясь этим мыслям, вышла на улицу.
Он догнал меня ещё до подземного перехода.
— Девушка, девушка! Подождите!
Я машинально обернулась… и увидела перед лицом тот самый букет. Ой, как он пахнет…
— Девушка, извините… Здравствуйте… Вот, это вам.
Я подняла глаза и растерянно уставилась на неожиданного дарителя. Типичное славянское лицо, очень приятное: волевой подбородок, короткие русые волосы, серые глаза с пушистыми ресницами — и взгляд, от которого вдруг ёкнуло сердце. Я судорожно сглотнула и покачала головой.
— Возьмите. Пожалуйста.
— Не могу. Вы ждёте не меня.
— Да? — парень нахмурился и потёр свободной рукой лоб. — Кажется, да… Но это уже неважно.
— Почему?
— Потому что на самом деле я ждал вас. Я, честное слово, никогда не знакомился на улице и не знаю, что ещё сказать… Но я просто не могу дать вам уйти.
— А если я тоже иду на свидание? — неуверенно пискнула я.
Он пристально посмотрел на меня и снова протянул свои цветы.
— А вы не ходите. Я вас прошу.
И… я не пошла. Вскоре я совершенно забыла, зачем приехала на Невский, вообще в Питер — забыла обо всём на свете. Такого в моей жизни никогда раньше не было… Сергей потом признался, что испытал тогда схожее ошеломление: наверное, это была та самая «любовь с первого взгляда», в которую никто давно не верит. Он действительно ждал в метро какую-то девушку и тоже начисто забыл о ней. От мимолётной улыбки — не ему даже, а его букету, купленному по случаю у бабульки-дачницы, словно вдруг остановилось сердце, а потом забилось как бешеное, перед глазами на миг всё расплылось… А потом он понял, что если сейчас останется на месте, то не простит себе этого никогда. Сергей решил познакомиться со мной во чтоб это ни стало, и это оказалось даже проще, чем он думал. Мы гуляли по Центру до самого вечера, едва замечая время; бедные пионы в конце концов завяли и начали осыпаться, правда, несколько всё же удалось спасти, и они простояли целых три недели. Точно до конца его отпуска…
Тётя Нелла рвала и метала. Я познакомила её с Сергеем на следующий же день, и она пришла в полный ужас. Дочь повторяет ошибку матери! Опять русский, красивый и совершенно без денег, опять военный и даже в том же звании — лейтенант! Общежитие где-то в области, сомнительные перспективы и, к тому же, бывший детдомовец — никого хуже я, по её мнению, найти себе не могла… Вот они, чёртовы гены!!
Я тогда подумала — а ведь в чём-то она права. Сергей был того же типа, что и мой отец, может, поэтому я подсознательно к нему потянулась. Старше меня на восемь лет, спокойный, надёжный, немногословный, он редко улыбался — но если улыбался, у меня тут же подкашивались ноги… С ним я чувствовала себя такой защищённой, даже слабой — что, в общем-то, было мне несвойственно. Это потом я стала «Багирой», снежным барсом, а с Серёжей я была «Алечка, котёнок», и мне это нравилось. Он был единственным, кроме папы, кто звал меня первым, странным именем Альфея, сократив его на свой лад. Он и сегодня назвал меня именно так. Мой Серёжка… Бывший главный мужчина моей жизни…
Несмотря на яро возражавшую тётку, я решила остаться в Питере. Сергей на несколько месяцев уезжал служить по контракту в какую-то Чечню, он хотел, чтобы я его дождалась, и тогда мы пойдём и поженимся. Я была только «за», тётя против, но мне уже исполнился двадцать один год, и я могла самостоятельно распоряжаться как своей жизнью, так и имуществом, поэтому проигнорировала её уговоры-стенания-угрозы, и осталась. Продала часть принадлежавшей мне недвижимости в Литве, купила неплохую квартиру в Питере, оформила учебную визу, проплатив годичное обучение в престижной Высшей Школе Менеджмента. Буду ждать Серёжу с пользой…
Он вернулся перед самым Новым годом, на неделю, и потом снова уехал — сказал, так надо. Я всё понимала и не спрашивала, только всё больше тревожилась за него. К тому времени я уже была в курсе, что именно творится в этой Чечне, смотрела новости, общалась иногда с его сослуживцами — а потом шла в православный храм и ставила свечку за здравие раба Божьего Сергия, молилась о том, чтобы он вернулся…
Он приехал снова только в конце марта, на целый месяц. Ещё более замкнутый, подавленный, он плохо спал и кричал во сне, но не рассказывал ничего про тот ад, в котором побывал, не пытался переложить часть своей боли на чужие плечи. За командировку ему заплатили хорошие деньги; Сергею активно не нравились мои предложения «взять у меня и забыть про эту проклятую войну», он считал, что содержать семью обязан мужчина. Поэтому согласился на уговоры и посулы начальства: ещё три месяца — и повышение в звании, премия, какие-то льготы, перспективы…