Камни
Шрифт:
— Спасибо за вашу открытость, — отвечает она. — То есть тему потери матери и всего, что с ней связано, вы всегда переживали и переживаете исключительно в себе?
— Ну, я рассказывал Павлу кое-что. Это мой друг. Который странный. Но мне показалось, что ему не шибко интересно это слушать, и я заткнулся, — он делает небольшую паузу, а затем произносит: — Что до отца… После того как мать погибла, он просто закрыл эту тему.
Он заканчивает с горечью. Он сам это слышит — эту горечь. И ему от неё противно.
За окном какая-то
— У вашего отца не самая редкая реакция на стрессы и психотравмы, — говорит она. — Возможно, он решил, что, прекратив обсуждение, сделает вам лучше.
— Мне, — отзывается он. И добавляет: — Или себе.
— И это тоже.
Какое-то время он молчит. Она тоже не задаёт вопросов — вероятно, обдумывая, как будет лучше повести разговор дальше, когда он вдруг внезапно выпаливает:
— У вас есть чёрное платье в белый горошек?
— Простите, что?
— Извините. Вы, должно быть, сочли, что я лезу не в своё дело. Просто скажите, если оно у вас есть. Пожалуйста.
Она смотрит на него с неподдельным удивлением.
— Да, у меня есть чёрное платье в белый горошек, — говорит она, — но откуда вам об этом известно?
Он тихо смеётся, затем прикладывает ладонь ко лбу.
— Вы не поверите, — говорит он, — но на днях вы меня ужасно напугали. Кажется, в пятницу… да, в пятницу. Вы были в этом платье, и вы ехали в метро…
— Я действительно надевала это платье в пятницу…
— Да, да. Вы ехали в метро. В соседнем вагоне. И я решил, что схожу с ума. Я принял вас за свою мать.
— Вы приняли меня за мать? — хмурится она. — Я похожа на неё?
Он качает головой:
— Сейчас мне уже кажется, что нет. Но сначала показались похожей.
— Именно поэтому я так напугала вас на кладбище, — задумчиво произносит она.
— Да.
— Господи, вот так история. Мне, наверное, следует ещё раз извиниться…
— Нет! — почти выкрикивает он. Ему вдруг становится страшно, что сейчас Каролина Витольдовна Заболоцкая передумает работать с ним и скажет, что следующего сеанса не будет. — Нет, что вы! Вам совершенно не за что…
— У неё было подобное платье, да? — спрашивает она, и он молча кивает в ответ. — Удивительное совпадение. Что ж, значит, теперь я тем более должна помочь вам прийти в норму, — она что-то пишет на листке бумаги, затем протягивает его ему. — Вот, возьмите рецепт. Постарайтесь не пропускать приёмы препаратов. Если почувствуете, что тревога усилилась, или появилась бессонница, или начались головные боли, — сразу звоните, — вслед за рецептом она подаёт ему визитку. — Можете также писать в любой мессенджер, отвечу, как только смогу. В следующий раз мы встречаемся с вами через неделю.
Он берёт визитку и случайно (или нет?) касается её руки. Ему тут же хочется извиниться, но он сдерживает себя и не делает этого.
Она врач, идиот. Хватит вести себя как спермотоксикозный подросток.
Птица за окном как будто читает его мысли.
И начинает раздираться ещё громче.
Её вопли похожи на смех.
В социальной сети ВК страница Каролины Заболоцкой находится быстро.
Сейчас будет закрытый профиль, думает он. Как назло.
К счастью, профиль открыт.
На аватарке её фото. Она там совсем другая.
Не в строгом белом халате. И даже — и слава богу — не в платье в горошек.
На ней спортивный костюм в стиле милитари, и она обнимает большую собаку.
Эрдельтерьера.
Внутренний голос твердит что-то злорадное про спермотоксикозного подростка, но Давид его не слушает.
Он наводит курсор на ссылку «Подробнее».
День рождения — 1 декабря, читает он там. Год не указан.
Родной город — Выборг.
В графе «Семейное положение» значится «не замужем», и он наконец облегчённо выдыхает.
И тут же начинает злиться на себя.
Кинуть заявку в друзья ей нельзя, а подписываться Давид не хочет.
Вместо того он сохраняет её страницу в закладках.
Помимо аватарки есть лишь пара фото в белом халате и одно — из какого-то кафе, с чашкой кофе.
Эрдельтерьер же, судя по подписям к фото (которых на странице многим больше, чем хозяйкиных), оказывается девочкой, которую зовут Джейн.
Каролина шутливо называет её «солдат Джейн» — так подписано, и Давид ловит себя на мысли о том, что ему это очень нравится.
Лежащий рядом с ноутбуком телефон тем временем настойчиво даёт ему понять, что с ним жаждет общаться отец, но Давид сейчас на это не настроен.
Отцу он перезвонит позже.
— Ты не хочешь положить камень на могилу мамы?
Вопрос Давиду не нравится, и он тут же хмурится и поджимает губы.
Он знает, что дедушка настаивать не станет.
Он никогда не настаивает.
В отличие от отца.
Тот бы непременно прицепился со своими нравоучениями о том, как ему, Давиду, якобы следует себя вести. Всегда цепляется, о чём бы речь ни зашла, — последнее даже неважно. Главное — дать понять ему, Давиду, что он не прав. Ещё и Тору обязательно приплетёт. Он всегда её приплетает. Святоша-показушник.
Пусть подавится уже своей Торой.
— Давид, я не настаиваю, — словно прочтя его мысли, отзывается дедушка. — Когда-нибудь ты сам к этому придёшь.
Он молча качает головой.
Он знает, что спорить дедушка тоже не станет.
Он и не спорит.
— Она любила тебя, — вместо того говорит он, и Давид снова качает головой:
— Не любила.
— Конечно же, любила, — дедушка кладёт руку на его голову. — Она не виновата в том, что произошло с ней. Это болезнь, Давид. Из-за неё твоя мать не владела собой. Если кто и виноват в случившемся, то это я.