Кампос-де-Отоньо

Марес Даниэль

Бреннан с ошарашенным видом посмотрела сначала на меня, потом на улицу. Там спокойно прогуливались люди. Я понял, что так удивило мою спутницу.

— Да, это одна из главных наших проблем. Никто в Кампосе не бросится на помощь, даже если услышит зов. Здесь каждый живет по принципу: меня не трогайте. Мы, старики, всего боимся, и нам лучше не влезать в передряги, понимаешь?

Поняла Бреннан меня или нет, но она пустилась бежать — насколько я понимаю, этому их тоже учат в полицейских академиях, — забыв, что находится в городе, где никто не бегает.

Эта пышка подбежала к фасаду здания и — не знаю, почему — решила залезть в окно второго этажа. Она вскарабкалась

на забор, который упирался в стену дома, подпрыгнула и зацепилась за оконный карниз. Однако ей было трудно подтянуться, поэтому я любезно пришел на помощь. Я встал на цыпочки и протянул руки к той части тела, которую избрал бы любой на моем месте: эти округлые бедра так и призывали, чтобы до них дотронулись. О, как я люблю толстушек, я всегда их обожал! Я ощущал молодую плоть под брюками и, признаться, только делал вид, будто подталкиваю свою напарницу, а на самом деле наслаждался ни с чем не сравнимыми тактильными ощущениями. Черт побери, я ведь уже больше века не держал в своих руках подобные телеса! Бреннан ничего не сказала, она только просила, чтобы я подтолкнул ее сильнее, и пыталась подтянуться, чтобы выскользнуть из моих рук, но ей это не удавалось. Она была из тех девиц, которые не зовут на помощь, когда старцы зажимают их в час пик в общественном транспорте — не из похоти, а, скорее, из желания вспомнить молодость. А может быть, она просто не хотела кричать, чтобы не вспугнуть убийцу, который притаился в доме. А я вовсю пользовался моментом. Черт возьми, я столько лет уже не испытывал подобных чувств!

В течение всей этой возни, которая не заняла и двух минут, внутри дома не было слышно ни звука, но в тот момент, когда моя помощница наконец взобралась на карниз, чтобы проникнуть через окно в дом (или чтобы вырваться из моих рук), какой-то тип в черном, в надвинутой на лоб кепке, в полусапожках, украшенных металлическими пряжками, с тростью в руках выскочил из окна, сбив Бреннан и меня и оказавшись сверху. Признаюсь, я слишком увлекся пальпацией бедер Бреннан и потерял бдительность. Для полицейского с моим стажем это непростительно, но что я могу сказать в свое оправдание? Слаб человек, слаб…

У неизвестного была густая белоснежная борода, испачканная кровью, и на его лице обнаружилось не менее удивленное выражение, чем у нас с Бреннан. Он поднялся на ноги с удивительной ловкостью для человека, только что сиганувшего с трехметровой высоты, и, опираясь на трость, быстрым шагом устремился к садовой ограде. Бреннан выглядела отключившейся, и клянусь, в тот момент я об этом пожалел, потому что она-то скрутила бы этого типа в два счета. Мне не оставалось другого выхода, кроме как вызвать по телефону «скорую помощь» для Бреннан и устремиться в погоню за Ковбоем.

Ну, насчет устремиться — это я преувеличиваю. Незнакомец был приблизительно моего возраста, он хромал, но зато опирался на трость, благодаря чему развил вполне приличную скорость. Если честно, слишком большую для меня, поскольку я не был хорошим бегуном даже в свои лучшие времена. К тому же убийца позволил себе роскошь перемахнуть через садовую ограду, а мне пришлось сделать круг к калитке и потерять драгоценные двадцать метров. В итоге мы оба оказались на улице, передвигаясь ускоренным шагом друг за другом.

Я не переставая кричал ему:

— Стой, полиция! А он отвечал мне:

— Оставь меня в покое, кретин! Я не сделал ничего плохого! Ну да, если не считать, что его одежда была в крови!..

Люди на улице в страхе сторонились — не потому, что мы могли сбить кого-нибудь с ног, на такой скорости мы не представляли

опасности для пешеходов, а потому, что никогда не видели, как один человек преследует другого. Я прибавил шагу, и седобородый сделал то же самое. Если бы я его схватил, то, наверное, кто-нибудь пришел бы мне на помощь, однако сердце мое уже было готово выпрыгнуть через рот. К тому же трудно преследовать преступника, когда тебя обуревает очередной приступ моченедержания и каждый шаг отдается в животе тупой болью.

Не в силах больше бежать, я окликнул беглеца:

— Остановись хотя бы на секунду!

Он послушался, и это было очень спортивно с его стороны. Хотя, возможно, его силы тоже оказались на исходе.

Мы стояли с ним посреди неизвестно какой улицы, тяжко отдуваясь и держась за грудь, всего в десяти метрах друг от друга.

— Почему бы тебе не сдаться правосудию? — наконец сумел выговорить я.

— А ты поймай меня, если сможешь, придурок! — процедил он сквозь зубы.

— Ты кто; черт тебя подери? — Вместо ответа он сделал непристойный жест. — Зачем ты это сделал?

Подонок и не думал скрывать свою вину:

— Мне говорят, кого я должен прикончить, а потом высылают деньги по почте. Так что я ничего не знаю.

Он уже понял, что я не сумею поймать его. Откашлявшись, он снова пустился в путь, и, хотя все мои мышцы протестующе вопили, мне пришлось последовать за ним. Не имею понятия, сколько времени мы плелись по улице, пыхтя, как паровозы, под недоуменными взглядами прохожих. Мимо нас медленно проплывали дома с ухоженными садиками, пешеходы, выгуливающие собак, бесполезные дорожные знаки…

Я вновь стал призывать на помощь прохожих криками:

— Остановите этого типа, я из полиции! Но все равнодушно отворачивались от меня.

В конце концов я напрудил прямо в штаны — немного, но достаточно, чтобы стыд заставил меня остановиться. Увидев, что я обессиленно опускаюсь на асфальт, Ковбой тоже остановился и, смеясь, показал мне свой огромный окровавленный кинжал.

— Убирайся к гребаной матери, негодяй! — вскричал я. Он так и сделал, оставив меня валяться на мостовой в предынфарктном состоянии.

С Бреннан ничего не случилось. От падения она потеряла сознание на несколько секунд, но без особых последствий. Ей просто требовалась первая помощь. А у меня, ясное дело, инфаркта так и не случилось. Я просто поменял брюки и отдышался, хотя мне казалось, что это займет всю мою оставшуюся жизнь.

Кстати, у Була тоже была рассечена аорта.

Что меня больше всего мучило, так это не пережитое унижение и даже не мысль о том, что я не сумел догнать этого козла, хотя он находился от меня на расстоянии вытянутой руки. Хуже всего — то снисхождение, которое проявила ко мне эта пышечка Бреннан. Мы с ней встретились за обедом. Я сидел в столовой отделения полиции, и тут появилась она, с узкой полоской пластыря на лбу, и решила пообедать вместе со мной. И в течение всего обеда успокаивающе причитала у меня над ухом: неважно, мол, что я не догнал убийцу, ведь я сделал все возможное, и теперь мы знаем, что речь идет о наемном убийце — и все это противным голоском сотрудницы собеса, которая занимается опекой престарелых. Передо мной была альтернатива: ткнуть ей вилкой в глаз или заявить, что я по крайней мере хоть что-то попытался сделать, пока некоторые валялись без чувств. Но я избрал третий вариант и молча уметал рыбную похлебку без соли: диета, черт бы ее побрал! Все из-за того, что у меня высокое содержание холестерина в крови и к тому же давление. И вообще, не знаю, как уцелели мои сосуды после таких бегов…