Камуфлет
Шрифт:
Покорно отложила Аленка бесценную покупку на лавку, нагнулась и развернула сверток. По первой не поняла, что такое завернуто в бумажку, вроде полешка темного. Но как уразумела, что лежит на коленях, отчаянно завизжала и отшвырнула находку. И правильно, кому понравится держать в руках чью-то ногу.
8 августа, половина одиннадцатого, +20 °C.
Морг Императорской Медико-хирургической академии на Загородном проспекте
Части тела изображались правильными холмиками
Шествие «свидетелей» Родион Георгиевич наблюдал из угла.
Занятная штука – психология обывателя. Сначала со всех ног бежит глазеть на кусок плоти, надеясь рассказывать о геройстве приятелям и домочадцам. Стоя в очереди в морг, уже не так уверен в себе и подумывает: не пойти ли восвояси. Но глазки какой-нибудь хорошенькой барышни приободряют. Он выкатывает грудь колесом и ступает в чертог смерти. В приподнятом настроении проходит вблизи анатомического стола, нюхает приторно-сладкий запах, видит расчлененное тело и ничего, кроме животного ужаса, не испытывает. Не надо ему славы среди тетушек и дядюшек, мороз пробирает по коже, а в голове одна мысль звенит: «И куда я, дурак, полез». Когда выходит из общественного морга, то молится, чтоб покойники ночью не привиделись. Такая вот натура.
Какой же прок в опознании? Зачем понадобилось выставлять «чурку» напоказ? Какая цель преследовалась?
Трудно отделаться от мысли: все это сляпано специально для Ванзарова. Зачем? Чтобы не потерял нить расследования. Намекают и подсказывают: письмо измены, список «Первой крови», «чурка» и само собой, Одоленский с Меншиковым связаны одной ниточкой. И за нее кто-то дергает. Коллежскому советнику предлагается сыграть марионетку. Значит, все-таки неведомый и очень мудрый преступник? А князь и штабс-ротмистр могут быть невинными жертвами?
– Как думаете, зачем этот спектакль? – тихо спросил Родион Георгиевич.
– Следы заметает, – проговорил, стиснув зубы, Джуранский.
– Могу ли знать, как?
– Хочет повести в ложном направлении.
– Видите здесь какое-то направление?
– Я – нет. А вы – наверняка. Вот он и хочет сбить.
– Зачем для этого вытаскивать труп из Выборгского?
– Общественный резонанс, нам теперь отступать некуда, – ротмистр сурово сжал губы, отчего усики встали горкой. И тут же добавил: – Я бы этих господ-мужеложцев шашкой-то угостил…
Как ни удивительно, в слепых подозрениях кавалериста был здравый смысл. Действительно, теперь отступать некуда. Так бы лежал «чурка» тихонечко в морге Выборгского участка, и горя не знали. То есть при желании дело о неизвестном трупе можно было волынить хоть год. Выходит, кому-то надо, чтоб чиновник сыскной полиции закатал рукава. Может, этот «кто-то» Модль или Ягужинский? Сомнительно. Те господа церемониться такими изысками не стали бы. Да и срок розыска назван четкий.
В однообразно пугливой толпе вдруг выделился господин довольно приличного роста. Он не строил испуганную физиономию, не отворачивался, а, напротив, встал в «ногах», осмотрел торс, что-то заметил, пригляделся внимательно, качнул головой и стал уходить, поглядывая на тело. Но дорогу ему преградили.
– Кажется, признали, не так ли? – Ванзаров подошел к помощнику, сработавшему преградой.
– С кем имею честь? – спросил господин без всякого испуга.
Коллежский советник представился. Посетитель сказал, что ему очень приятно, назвал себя Аристархом Петровичем Звягинцевым и протянул визитную карточку. На дорогом тисненом картоне значилось, что он доктор медицины, специалист по нервным болезням, а также загадочные слова: «Электролечебница, лечение светом, током Арсонваля, синим светом, световыми ваннами».
– Так вам знакомо тело? – напомнил Ванзаров.
– Полной уверенности нет, хотя думаю, он был моим пациентом.
– Как узнали?
– Вон там, около подмышки, две красные точки. Это следы моего метода лечения электрическим разрядом. Замечу, новейшего метода.
– В чем заключается метод?
– Пользуясь атласом китайской медицины, нахожу особые точки, закрепляю электроды и даю разряд тока.
– От каких же болезней лечат такой пыткой? – спросил Родион Георгиевич.
Звягинцев несколько замялся, но ответил:
– Метод новый, еще рано говорить о результатах…
– Все же я настаиваю.
– Мужеложство, – понизив голос, таинственно сообщил Аристарх Петрович.
Растрепанная бородка и слегка кривоватый нос могли вызвать неприязнь. Но сумасшедшим доктор явно не выглядел. И потому Ванзаров спросил без тени улыбки:
– Сколько раз испытывали этот метод?
– Лишь один…
– Любите ходить на опознание трупов, господин Звягинцев?
– Ну что вы… – доктор улыбнулся застенчиво. – Просто случайность. В «Новом времени» публикуется объявление моей клиники, я заплатил за год вперед. А сегодня открываю номер и нахожу вместо, прошу прощения, моей рекламы объявление о публичном опознании. Ну, я понял, что дело общественно важное, и претензии газете предъявлять не стал. А самому вдруг стало любопытно, дай, думаю, схожу. И вот я здесь, господа!
Даже ротмистр ослабил бдительность. Настолько Звягинцев располагал и очаровывал. Детская открытость в наше время стала редкостью. И как подобный одуванчик лечит мужеложство?
Родион Георгиевич вынул из-за пазухи мятый снимок, закрыл подушечкой большого пальца князю голову и предъявил:
– Посмотрите внимательно, не этот ли юнофа?
Звягинцев нацепил очки, прикрыл один глаз и сообщил:
– Лицо вроде знакомо, но, право, боюсь ошибиться… Это они в «живые картины» играют? Как забавно!
8 августа, в то же время, +20 °C.
Михайловский сквер рядом с музеем императора Александра III
Развлечений в постовой службе мало. Покажешь власть низшему сословью, погоняешь мелких хулиганов, отчитаешь извозчика, и только. А обязанностей! Честь отдавать – намахаешься всякому встречному и поперечному в погонах. Чуть забылся – сразу норовят во фрунт поставить и отчитать.
Но Петр Воскобойников не жаловался. В чине фельдфебеля перевелся он из пехотного полка в младшие городовые, чтоб не сложить голову на сопках Маньчжурии. И теперь тянул лямку не в окопе, а на кольце конки, огибавшей садик.