Камуфлет
Шрифт:
В глубине клиники разразился мучительный крик исцеляемого.
Родион Георгиевич передал карточку Джуранскому. Ротмистр быстро ознакомился и всем видом выразил глубокое сомнение, что этому можно верить. Необходимые меры он, конечно, предпримет, но… Морозовых в адресном столе полиции наберется не меньше сотни, а единственный, кто бы мог рассказать достоверно, уже сутки дает ответ иному суду.
– Юноша страдал довольно серьезным нервным расстройством, – сказал Звягинцев с непередаваемой лекарской интонацией, в которой желание помочь больному мешается с живейшим интересом
– Какого рода? – заинтересовался Ванзаров.
– Шизофрения с манией преследования… Он считал, что его два года держали в доме умалишенных, потом выкрали, а нынче ему угрожает смертельная опасность. Представьте, он даже просил вызвать полицию! – доктор понимающе улыбнулся.
До сих пор приятный гость не разделил веселья, а, напротив, крайне строго спросил:
– Почему не вызвали?
– Ну, господа, я же врач! Отличу бред больного воображения от реальности!
– Могу ли знать, на основании чего поставили диагноз?
Почувствовав решительную перемену интонации, Звягинцев забеспокоился:
– Уверяю, господа, диагноз очевиден. Хорошо одетый юноша, со здоровым цветом лица, говорит, что его держали в заточении. И потом спутник подтвердил, что у него развились психические отклонения на почве мужеложства.
– Кто диктовал карточку больного?
Простой вопрос привел доктора к замешательству и нервному почесыванию бородки. Эскулап явно не мог вспомнить такой безобидной подробности.
– По-моему, юноша… Нет, кажется, тот другой… Или нет?.. Позвольте…
– Ставите диагноз, а не помните, как выглядел преступник? – вдруг выпалил Джуранский.
Совсем смутился Аристарх Петрович и принялся лепетать путаные оправдания, густо посыпанные латинизмами.
Труженика науки переубеждать было поздно.
– Юнофа не упоминал, какую клинику выдумала его физофрения?
– Кажется, на Черной речке. Поверьте, господа, я совершенно…
– Благодарю, Аристарх Петрович, вы оказали неоценимую помофь розыску! – Родион Георгиевич крепко пожал суховатую ладонь доктора. – Позволите забрать карточку с собой?
Профессиональная жадность сдалась, и доктор заявил торжественно:
– Хоть не по правилам, но, коли розыску надо, берите!
Выйдя на ветерок Мойки, Ванзаров просил ротмистра достать блокнот с карандашом:
– Записывайте: «Позвольте поздравить с заслуженным вознаграждением. Желаем достойно носить гордое имя Рогоносца. Вам оно, безусловно, подходит»… Э-э-м… Далее: «Супруга бесподобна в муках любви. Примите нафе уверение в искреннем почтении…» Записали?.. Едете на Офицерскую и печатаете этот текст на всех пифущих мафинках управления. У нас их, кажется, три. Затем спускаетесь в Казанский участок и печатаете на их двух. На расспросы «зачем» и «почему» предоставляю найти исчерпывающий ответ, как умеете. И проверьте Морозова по адресному.
Железный Ротмистр научился не задавать вопросы, даже если не понимал приказ вовсе. Джуранский лишь уточнил, будут ли еще указания. Но с прочим Родион Георгиевич надеялся справиться сам.
8-е августа, в то же время, +21 °C.
Министерство Императорского двора, главная канцелярия, набережная реки Фонтанки, 20
Как и все, чего добивался. Сам решил служить жандармом, сам пробился в дворцовую охрану и сам догадался, как быть полезным императору лично. Начальник дворцовой стражи Е.И.В. не верил в удачу, а ковал ее своими руками. До намеченной цели оставалось несколько ударов.
Ягужинский бодро вошел в приемную и просил адъютанта доложить о своем прибытии. Его приняли незамедлительно.
Министр двора изволил опять располагаться в позе неколебимого величия. Полковник вытянулся, но барон не захотел тратить время на формальности.
– Что удалось сделать за прошедшие сутки? – ласково спросил Владимир Борисович.
Ягужинский открыл папку и зачитал рапорт. В дворцовой страже обнаружен предатель, причастный к появлению нежелательных писем. В результате разоблачения штабс-ротмистр Меншиков покончил жизнь самоубийством, взорвав себя заранее приготовленной бомбой. Его связи и знакомства сейчас активно проверяются. Вскрылась непосредственная причастность князя Одоленского к заговору, но допросить его невозможно, так как князь найден вчера утром в своей постели мертвым. Розыском убийцы занимается сыскная полиция.
– Значит, последний отпрыск княжеского рода, верой и правдой служивший империи и лично удостоенный вниманием императора, оказался банальным заговорщиком? – задумчиво проговорил барон Фредерикс.
– Сожалею, но это так.
– В чем заключалась его роль?
– Ванзаров сейчас выясняет.
– А вы?
– Мы тоже…
– Ваш блестящий план втянуть князя в небольшую уголовную провокацию, которую будет расследовать чиновник сыскной, а вы наблюдать со стороны и вовремя вступать в игру, можно считать провалившимся?
– К сожалению, нас опередили…
– Допустим… Но хоть новых писем можно не опасаться?
– Так точно. Письма доставлялись Меншиковым.
Барон изволил взять паузу, чтобы просчитать новую ситуацию. Трудно представить, что в отряде дворцовой стражи предатели свили уютное гнездо. Скорее всего, Меншиков был один. Тогда получается, что заговорщикам обрубили единственный безопасный способ связи. Или они сами это сделали? Угроза никуда не делась. Но оборвалась ниточка, ведущая к сердцу заговора. И все это – накануне событий? Вывод: больше никто не собирается выдвигать условий, катастрофы избежать невозможно. Странно, что полковник этого не понимает…
– Кто разоблачил предателя? Вы? – быстро спросил Фредерикс.
– Никак нет, коллежский советник Ванзаров.
– А почему не удалось вам?
– Штабс-ротмистр был моим заместителем и лично занимался поиском предателя.
Владимир Борисович с неподдельным интересом посмотрел в лицо ненавистного выскочки:
– Иван Алексеевич, правильно ли я понял: вы признаетесь в том, что проглядели заговорщика в святая святых – дворцовой охране, не смогли его разоблачить за год, а чиновник сыскной полиции справился за сутки?