Кана. В поисках монстра
Шрифт:
анаконда – шелестит своей глянцевой кожей от каменной Грушки до Незавертайловки. После – край света, низвержение в Милуешты. Проглотит и не подавится. Ам!.. Троглодит. Тук-тук… Еу ам [5] … Во чреве атомного левиафана. Общаемся с семьями моряков. Верным курсом идём, товарищи. Погодите три дня… Направление – очень важно. Восходить. Вверх по реке. Против течения. Полна чаша – слободзейская житница, Днестровск – город энергетиков. Город-спутник. Энергия – осуществление. Незавертайловка – капля на ободке чашки. Чужие здесь не ходят. Л-эпентетикум на конце. Только гречески. Огород городить, огород – дорого, город дорог, ноль – л’он. Средиземноморский лён с примесью египетского щёлка, с крапом билирубина и флавоноидов. Хилиазм, в льняных полотенцах, тканных в ёлочку, является в тишине исихазма. День тишины, век тишины перед выбором. В лоб тебе, лопни твоя душа. Полис, страхование от увечий. Терзайся полегче, экстремист хренов.
5
Я есть (молд.).
Газета лежала на столе лейтенанта, к нему заголовками и передовицами. Как бы небрежно брошена. Но видно: специально выложил и развернул. Это, значит, ловец на живца. Черным, лоснящимся типографской краской, кеглем по белому заголовок: «Нистрянский монстр множит жертвы». Ниже – туком стекающий текст о кровавейшем злодеянии, омрачившем светлый праздник выпускных балов, об ужасной трагедии, что стряслась на заре в водах седого Днестра возле столичной набережной.
Несколько из числа новоявленных выпускников, взволнованные и потому разгоряченные праздником, решили освежиться и, раздевшись, вошли в реку неподалёку от берега, возле городского пешеходного моста. Внезапно, в месте купания подростков разверзлась воронка и в считанные мгновения поглотила несчастных. Прохладные днестровские воды в ту же секунду обагрились, но не свет восходящего солнца явился тому причиной.
Свидетели утверждают, что видели в пучине ужасающую, окровавленную, зловоние источавшую пасть громадного чудища. В ней-то и канули безвозвратно несчастные, только-только ступившие на порог взрослой жизни. Та же участь постигла и нескольких смельчаков-добровольцев, бросившихся на помощь тонущим. Очевидцами происшествия стали многочисленные нарядно одетые родители и выпускники, которые в момент трагедии находились на набережной, чтобы по доброй традиции всем вместе встретить восход светила.
Район набережной до сих пор оцеплен правоохранительными органами, однако корреспонденту удалось восстановить картину трагедии из первых уст участников этих ужасных событий. Интервьюируемые с головой окунулись в состояние шока. Рука об руку с корреспондентом с ними работают психологи и дознаватели. Представители правоохранительных органов пока не дают комментарии случившемуся, однако, корреспонденту удалось выяснить ряд важных подробностей. В частности, количество жертв до сих пор официально не объявлено, однако, как выяснил корреспондент, в воде в момент трагедии находились от трёх до пяти выпускников. Кроме того, корреспондент располагает полученными эксклюзивными данными о том, что среди жертв монстра находились и медалисты! Также, несмотря на препятствия, чинимые блюстителями правопорядка, корреспонденту удалось уточнить, что информация о седых детях оказалась досужим вымыслом. Почвой для столь сомнительных выдумок стал тот факт, что один из выпускников является от рождения альбиносом. По этическим соображениям редакция не сообщала фамилию выпускника и номер школы, которую тот закончил.
«Нистрянские сведения» итожили новость чередой справедливых вопросов: чью чёрную выгоду преследуют раздуваемые слухи о случившемся, кто сеет панику накануне важнейшего события в жизни нашего гордого государства – выборов президента непризнанной, но непокорённой Нистрении?
Тут же от редакции поминали, что специальным распоряжением главы госадминистрации, выпущенным накануне и сведённым в одно на страницах газеты, участникам выпускных балов было категорически рекомендовано воздержаться от встречи восхода солнца на набережной, вследствие сильного паводка и подтопления всей приречной городской черты, а также в свете инсинуаций вокруг пресловутого Днестровского Монстра. С горечью констатировалось, что худшие опасения подтвердились. А ведь беды можно было избежать, прислушайся учителя, родители и дети к голосу столичных и республиканских властей – к призыву главы, то есть гласу здравого смысла и истины, рупором коих в совокупности и являлась газета.
Правоохранительные органы не исключали возможности того, что данное происшествие является тщательно спланированной провокацией одного или даже группы глубоко законспирированных террористов, кои стремятся во что бы то ни стало угнездить панику и страх в сердца и души нистрянцев, сделать всё, чтобы сорвать надвигавшийся праздник торжества народного волеизъявления.
А ведь помянутое в статье зловоние чётко маркирует картину в пределах добра и зла. Злая вонь в оппозиции вони благой, то есть, благовонию. Один мудрый маг не зря говорил: не знаешь, как поступить, полагайся на нюх. (Мой товарищ по СВТ, боевая подруга, хоть и сука, но, возможно, единственно верная, – слова эти сделала девизом всей своей жизни. СВТ? Садово-огородное товарищество.) В кино про пиратов демонстрировали, какую нестерпимо злющую вонь источала разъятая пасть ужасного кракена – неведомой зверушки, бывшей на посылках морского владыки.
Злая вонь на поверку оказывается знаменателем, единящим вещи, леденящие своей сверхобыденностью, то есть превосходящие рамки не то, что привычного, но даже возможного.
К примеру, авторефрижератор. Кому-то изотермические, ребристые, серебристые грани леденят овощи-фрукты и мясо – особенно мясо – а кому-то морозный ворс лохматит остывшую душу.
И само это слово разве не провоцирует вслушивание, причем настороженное? Авто-ре-фри-же-ра-тор: извивающийся ремнетел, сухопутный аналог какого-нибудь сельдяного короля, наводящего ужас на моряков.
На палубе матросы курили папиросы, принимая сельдяного короля за морского дракона с гривастой лошадиной башкой. Между тем, в реальности никчёмный гигант напугать мог только книгу рекордов Гиннесса и в еду не пригоден, в отличие от косяков своей микроскопической свиты – селёдки-дунайки, черноморовой кильки-тюльки, сардин, барабульки, мойвы, нежнейшей хамсы, азовки, балтийской салаки, жирнеющей в сабельных своих походах чехони.
Не сокрыт ли во чреве рокочущего морозилкой, серебристо-ребристого авторефрижератора затаённый дисептикон – людям на зло сотворённый трансформер, механический бзик какого-нибудь в шарашке ополоумевшего Дедала?
Опять же, этот автор- в начале… А потом, рефреном: и ефре-, и евфратор-ефрейтор-, и жир- с сепарирующим перфоратором-, и аллигаторствующий пожиратор-, и престидижитатор- с диктатором-. Не являет ли сей перифраз всем своим скрежещущим скопом уклон в метафизику? И что, если чрево стерильных сверканием кубических граней на поверку оказывается зловонным?
Жизнь моя – сплошная метафизика. В буквальном значении: не сверх- и не над-, а после-. Это как стояла на полке книга с выведенным по корешку словом «Физика», а следом поставили книгу, а на корешке у неё присутствовала пустота, и по факту уже, по необходимости, обусловленной местом и временем, начертали на нём «Метафизика».
Появился на свет в Парадизовске, в девяносто втором оголтелом году, в неприкрытой покровом, крова лишённой стране-сироте. На мой глупый вопрос: «Где я, мама, родился?», мать сухо отвечала: «Когда Союза уже не стало». Так, с малых лет, зафиксировалось у меня ощущение отсутствия как данности, зияния на том самом месте, где должно быть сияние. Или в то самое время. Эта странная нестыковка моего «где» и маминого «когда» до сих пор меня гложет. В каком смысле? В том, что абсцисса и ордината всё ходят по кругу и никак не желают сходиться.