Канадский гамбит (Они называют меня наемником - 5)

Эхерн Джерри

Поколебавшись, капитан покинул свое древесное укрытие, выбрался на открытое пространство и, приблизившись к странному указателю ярда на три, застыл, точно вкопанный. На табличке было аккуратно и четко выведено:

ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОВЕРНИТЕ НАЗАД. МИННОЕ ПОЛЕ.

Пониже надпись повторялась по-французски.

У Фроста заныло сердце. Он уже мог различить, где начинается проклятущее поле - ярдах в пятидесяти. Что же дальше? Теперь-то что? Все насмарку?

Стоп.

Стоп, рассудил Фрост. Мины обычно закладываются по схеме - сколь угодно хитрой, коварной, произвольной - однако, по схеме.

Все военные люди способны мыслить исключительно схемами. Кто мыслит лучшей схемой - того зовут великим полководцем. Но образ мышления одинаков у всех, кто любит единообразие и строевые занятия...

А Фрост не любил ни того, ни другого. Он был военным, - правда, - но военным-наемником, а это уже равняется вольному стрелку. И соображал хоть немного тоньше и лучше вояк общепринятого образца.

– Ч-черт!
– прошипел капитан, извлекая герберовский нож.

Он подошел к самой кромке заминированного участка. Хорошенько закрепил на груди пистолет-пулемет, оставил свободными обе руки, осторожно опустился на колени и медленно, дюйм за дюймом, пополз вперед.

Фрост понятия не имел, да и не мог иметь, с какой разновидностью мин столкнулся. Весьма возможно, этих разновидностей было вообще несколько. Или несколько десятков - черт их знает, до какой степени простиралась канадская выдумка!

Поле оказалось минированным давно. Фрост убедился в этом, едва лишь обнаружил первую чуть заметную вмятину в почве. Мина - не могила, холмика над ней не насыплешь, а земля столь же неизбежно проседает - на то она и земля... Хоть капельку - но проседает.

Хорошо, что поле оказалось старым, подумал Фрост. Если у ребяток не достало хитрости обновить кой-какие участки, задача сделается гораздо легче.

Но, дьявольщина, что же здесь за мины? Какова их чувствительность, черт побери? С бесконечной осторожностью Фрост начал орудовать герберовским клинком, чувствуя, что скоро мышцы начнет сводить судорогами: ни малейшего лишнего движения капитан делать не решался.

Он почувствовал, что нержавеющее острие тихо ткнулось в металлический корпус, и застыл. Потом извлек нож и ввел его немного правее, затем вонзил чуть левее, определяя точные размеры смертоносной стальной коробочки.

Поглядел на часы.

Миновало уже десять минут. Он выбивался из намеченного прежде расписания.

Наконец, мина предстала Фросту во всей красе - точней, во всем своем уродстве. Наемник осторожно приподнял ее на четверть дюйма, рискуя взлететь на воздух, но будучи вынужден удостовериться в отсутствии натяжной проволоки. Проводить саперные работы сообразно простейшим правилам осторожности было некогда. Оставалось уповать на удачу, и Фрост, невольно зажмурясь, провел клинком под нижней частью мины.

Лезвие наткнулось на преграду.

Проволока наличествовала.

Фрост потихоньку опустил мину в ямку, отер лоб тыльной стороной кисти. Лег на бок и пополз мимо, оставляя не поддающееся обезвреживанию взрывное устройство позади.

Следующая крохотная вмятинка располагалась примерно в двух шагах от первой.

Именно там, где и ждал увидеть ее капитан.

Мины закладывались в шахматном порядке, но не точном, очевидном любому сколько-нибудь разумному человеку, а приблизительном - с частыми неожиданными отклонениями, скоплениями, зияниями. В приблизительном шахматном порядке, вынуждавшем солдата преодолевать подобную преграду самым ненавистным способом - на локтях и коленях.

Ничего иного Фросту не оставалось.

Мины были противопехотными - все без исключения. Фрост высматривал вмятины, щупал, определял, продолжал упорно ползти. До противоположной кромки поля оставалось не более десятка ярдов.

И тут наемник замер.

Мин больше не замечалось.

Это значило, что ближнюю к базе оконечность минного поля могли обновить, и ничего хорошего подобное усердие канадцев не сулило. Это значило, что именно здесь могло возникнуть зияние - тем лучше...

Это значило, что, разнообразия ради, хитроумцы из ВВС могли позабавиться и обеспечить хотя бы узкую полоску земли минами другого типа, заложенными глубже, срабатывающими иначе.

Это значило...

Это могло значить все, что угодно.

Фрост прочел короткую молитву, поглядел на часы и пополз вперед, буквально исследуя каждый квадратный дюйм почвы.

Последние десять ярдов заняли у наемника двадцать минут.

И, как выяснилось, он преодолел всего-навсего участок зияния...

Впереди тянулась еще одна лесополоса, за которой уже угадывались очертания далеких построек.

Новый знак - точная копия предыдущего - возник над головою Фроста. Капитан с трудом встал на колени, охая, разогнулся, поднялся на ноги. Обошел столбик.

ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОВЕРНИТЕ НАЗАД. МИННОЕ ПОЛЕ.

Чего-чего, а поворачивать назад Фросту не хотелось. Он помедлил секунду, затем оскалился, расстегнул змейку измызганных, перепачканных армейских брюк и с чувством помочился на предупредительный знак.

Через десять минут чудо-бомбардировщику "Нетопырь" надлежало подняться в воздух.

База тоже в точности совпадала с описанием, которым снабдил Фроста О'Хара. Принцип авианосца. Над землей виднелась только вышка управления. Неподалеку тянулась бетонированная взлетная полоса.

Все остальные сооружения, имевшие касательство к полетам и обслуживанию, ангары, вычислительные центры, топливные склады - были глубоко и надежно упрятаны под землей, в безопасной глубине.

Вместе с авиабазой Фрост увидел и тех, кто хранил ее от неприятельских посягательств. Присутствие часовых не вызвало у наемника ни малейшего восторга. Фрост поспешно кинулся наземь и со всевозможной осторожностью отполз поглубже в лесную посадку. Отсюда ему тоже было видно пресловутый самолет.

По крайней мере, капитан Генри Фрост предположил - и не без разумного основания, - что машина, смахивающая на истребитель-переросток, и была "Нетопырем", который вызвал у многих нездоровый интерес.

Фрост прополз по лесополосе немного левее, примостился за довольно густым, хотя и облетевшим почти дочиста, кустом, вынул из футляра бинокль.

Он вспомнил, как еще в Африке, на границе Нугумбве, Элизабет спросила, зачем одноглазому человеку бинокль, ежели можно с успехом применять подзорную трубу, для одного глаза предназначенную, и куда более могучую. Тогда Фрост, по обыкновению, отшутился, но теперь подумал, что и впрямь, при нынешних обстоятельствах, телескоп отнюдь не помешал бы.