Канатная плясунья
Шрифт:
Вдруг Доротея встала, вытерла слезы и, так же внезапно переходя от слез к смеху, закружилась в буйном вихре танца. Она не смущалась тем, что никто ее не знает ни как княжну д'Аргонь, ни как Доротею, танцовщицу на канате. И чем больше недоумения было на лицах остолбеневших мужчин, тем звонче и веселее разливался ее серебряный хохот. Покружившись минут пять, не больше, Доротея так же внезапно остановилась.
— Смейтесь! Смейтесь все пятеро! — воскликнула она. — Что вы стоите как мумии! Смейтесь, пожалуйста. Я, танцовщица на канате,
Она подбежала к старичку и без церемонии схватила его за рукав.
— Ведь вы нотариус? Не правда ли? Вы должны прочесть нам завещание? Вы ничего не понимаете? Уверяю вас, что дело ясно. Я вам сейчас объясню. Ведь вы нотариус?
— Действительно. Нотариус Деларю из Нанта.
— Из Нанта? Прекрасно. Прежде всего вам необходимо, как бы это выразиться, проверить полномочия — проверить, у кого есть золотая медаль, заменяющая повестку с приглашением на наше собрание. Не правда ли?
— Совершенно верно, золотая медаль…
Старичок был окончательно сбит с толку, видя, что Доротея знает все.
— С приглашением на двенадцатое июля тысяча девятьсот двадцать первого года, — продолжала она.
— Именно. Двенадцатого июля двадцать первого года.
— Ровно в полдень?
— Ровно в двенадцать часов.
Он уже взялся за часы, но Доротея его остановила.
— Зачем? Не надо. Вы все слыхали Angelus. Вы не опоздали. Мы тоже явились в срок. Все в порядке, и те, у кого есть медаль, ее предъявят.
Она схватила нотариуса за руку и поставила у башни под часами.
— Стойте тут, это ваше место. — Потом обернулась к молодым людям: — Это нотариус, мсье Деларю. Vou understand? Вы понимаете? Я переведу. Я говорю по-английски, по-итальянски и… по-явайски.
Все отказались от переводчика: они понимали по-французски.
— Вот и чудесно. Легче будет столковаться. Итак, пред нами господин Деларю, нотариус. Он должен председательствовать на собрании. По французским законам, нотариус является представителем завещателя. Понимаете, умершего завещателя. Значит, нас связывает кто-то, кто умер давным-давно. Теперь вы понимаете, в чем дело? Мы все — потомки одной фамилии, мы все родственники, и мы имеем право радоваться встрече, как родственники — после долгой разлуки.
Она схватила американца и итальянца, заставила их пожать друг другу руки и расцеловаться, расцеловала их в обе щеки, потом проделала то же с долговязым англичанином и с русским.
— Ну вот. Прекрасно. Теперь мы — друзья и товарищи.
Молодые люди скоро разговорились, и от неловкой натянутости первых минут не осталось следа. Они действительно почувствовали себя родственниками. Взаимная симпатия и доверие объединили их. Каждый хотел нравиться и чувствовал, что и на него глядят доверчиво и мило.
Доротея первая
— Господа, не нарушайте порядка. Извините, господин нотариус, но раз я первая заговорила, я хочу проверить полномочия. Итак, по порядку. Номер первый. Американец? Ваше имя?
— Арчибальд Вебстер из Филадельфии.
— Арчибальд Вебстер, откуда у вас медаль?
— От матери. Отец мой умер давным-давно.
— А ваша мать откуда ее получила?
— От своего отца.
— И так далее?
— О, конечно. Семья моей матери отдаленного французского происхождения, но мы не знаем, когда ее предки впервые эмигрировали в Америку. Мать говорила мне, что в семье было правило передать медаль старшему из детей, с тем чтобы никто, кроме получившего, не знал о ее существовании.
— А что означает медаль, как полагает ваша мать?
— Не знаю. Мать объяснила мне, что медаль дает право на участие в разделе какого-то наследства, но рассказывала об этом шутливо и послала меня во Францию на всякий случай, больше из любопытства.
— Арчибальд Вебстер, предъявите вашу медаль.
Американец вынул из жилетного кармана такую же медаль, как у Доротеи. Надписи, величина, вес, чеканка — все было одинаковым, даже золото казалось таким же матово-тусклым. Показав медаль нотариусу, Доротея возвратила ее американцу и продолжала вопросы:
— Номер второй. Вероятно, англичанин?
— О да. Джордж Эррингтон из Лондона.
— Что вы нам скажете, сэр?
— О, немного. Я рано осиротел. Медаль я получил от опекуна три дня тому назад. Со слов отца, мне объяснили, что дело идет о наследстве, но, по его словам, дело не очень серьезное. Но я…
— Предъявите вашу медаль. Хорошо. Дальше! Номер третий. Кажется, русский.
Молодой человек в солдатской бескозырке понимал, но не говорил по-французски. Он показал паспорт на имя русского эмигранта, Николая Куроблева, и медаль.
— Превосходно. Дальше. Номер четвертый. Вы итальянец?
— Марко Дарио из Генуи, — ответил итальянец, предъявляя медаль. — Мой отец был убит в Шампани. Он никогда не говорил мне про медаль, но я нашел ее в его бумагах.
— Почему же вы приехали?
— Случайно. Я ездил в Шампань, на могилу отца, и, подъезжая к станции Ванн, узнал от пассажиров, что оттуда до Рош-Перьяка — рукой подать. Я вспомнил, что сегодня день, указанный на медали, и сошел на ближайшем полустанке. Как видите, я не ошибся.
— Вы подчинились зову предка. А для чего он нас созвал — это нам скажет нотариус. Мсье Деларю, все в порядке. У всех нас есть медали, и мы ждем.
— Чего же, собственно?.. Я не понимаю.
— Как!.. Тогда зачем вы явились в Рош-Перьяк, да еще с таким объемистым портфелем… Откройте-ка его да покажите, какие у вас документы. Не стоит медлить. Наши права налицо. Мы выполнили наши обязанности — исполните и вы свои.