Канатная плясунья
Шрифт:
Рука старика понемногу согревалась в руках Доротеи. Он уже слышал слова, но не понимал их значения. Может быть, спросить его о самом простом, естественном? Да, это лучше всего.
— Хотите есть? Вы, верно, проголодались. Скажите, чего вам хочется. Мы постараемся достать.
Никаких результатов. Старик смотрит в одну точку, так же тупо и бессмысленно. Челюсть его отвисла, зрачки неподвижны. Не отводя от него внимательного взгляда, Доротея подозвала нотариуса:
— Как вы думаете, господин Деларю, не вручить ли ему второй конверт с припиской? Может быть, его сознание прояснится при виде бумаги, которую он написал. А кроме того, он приказал отдать ему бумагу, если он оживет.
Деларю не возражал. Взяв конверт, Доротея показала его старику.
— Вот приписка, которую вы написали по поводу ваших сокровищ. Никто не читал ее. Посмотрите.
Она протянула ему конверт. Рука старика слегка вздрогнула и потянулась к конверту. Доротея поднесла конверт еще ближе. Рука раскрылась взять его.
— Вы понимаете, в чем дело. Распечатайте конверт. Тут сказано, где хранятся бриллианты. Это очень важно для вас: никто не узнает секрета. Сокровища…
И вдруг оборвала. Либо ей пришла в голову неожиданная мысль, либо она заметила что-то очень важное, ускользавшее раньше от ее внимания.
— Он начинает понимать, — заметил Вебстер. — Покажите ему его почерк, он вспомнит, в чем дело. Или отдайте ему конверт.
Эррингтон поддержал Вебстера:
— Да, да, отдайте. Секрет принадлежит ему, он сам распорядится сокровищем.
Но Доротея не торопилась. Она пристально разглядывала старика, потом взяла у Дарио фонарик и стала водить им возле старика, то откидываясь назад, то приближаясь к нему, как близорукая. Затем так же внимательно рассмотрела его искалеченную руку — и вдруг разразилась звонким, раскатистым хохотом. Она смеялась как безумная, прижимая руки к груди и почти падая на землю. Прическа ее рассыпалась, волосы упали на плечи, раскраснелось личико. А молодой серебристый смех был полон такого заразительного веселья, что за нею невольно расхохотались ее спутники.
Зато нотариус страшно сконфузился. Он считал, что такое жизнерадостное и шумное веселье совсем не гармонирует с мрачной значительностью всего происходящего.
— Тише, тише, — замахал он на них руками, — так нельзя, господа. Тут нет ничего смешного. Мы являемся свидетелями настолько исключительного события…
Его строгое лицо и тон рассерженного учителя еще больше рассмешили Доротею.
— О да, совсем необычайный случай, — повторяла она, давясь от хохота. — Совсем необычайный. Настоящее чудо. Ой, какая ерунда! Я больше не могу, я слишком долго сдерживалась. А мне нельзя долго оставаться серьезной. Вот так фокус, вот так история!
— Не понимаю, что вы находите смешным, — еще строже повторил нотариус. — Маркиз де Богреваль…
Веселью Доротеи не было конца. При слове «маркиз» она фыркнула и подхватила:
— Маркиз! Вот именно, маркиз Богреваль… Друг Фонтенеля… Лазарь, восставший из гроба. Да неужто вы ничего не замечаете?
— Я видел помутившееся зеркало, восстановление дыхания.
— Так… Так… А еще?
— Что «еще»?
— Во рту. Загляните ему в рот.
— Во рту, как у всех, зубы.
— Но какие?
— Гнилые, старческие.
— А еще?
— Больше ничего.
— А вставной зуб?
— Вставной зуб?
— Ну да, или свой с золотой коронкой.
— Ну и бог с ним. Что из этого?
Доротея не сразу ответила. Она дала нотариусу подумать, но Деларю ничего не понимал и снова повторил свой вопрос:
— Что из этого?
— И вы не догадываетесь! Ладно, я вам объясню. Скажите, разве при Людовике XIV или XV вставляли зубы или делали коронки? Конечно, нет. А раз так, раз этот маркиз не мог вставить зубы до смерти — значит, он пригласил сюда дантиста и заказал ему зуб. А для этого покойник должен был читать газеты и из газет узнать об этом изобретении. Значит, он прочел про вставные зубы и очень обрадовался, потому что его зубы сгнили в эпоху Короля-Солнца.
И Доротея пуще прежнего расхохоталась. Дружно расхохотались и молодые люди, только сконфуженный нотариус все еще боялся обидеть проснувшегося, все так же безучастно сидевшего на своей кровати. Деларю отвел молодежь подальше от кровати и у окна завел вполголоса беседу:
— Значит, все это — мистификация?
— Конечно.
— А письмо?
— Маркиз с честью сыграл свою роль двенадцатого июля 1721 года. Проглотив флакон эликсира, он либо сразу переселился в мир иной, либо действительно уснул, но погиб во время первых зимних морозов. От него, во-первых, остался прах, смешавшийся с пылью этой комнаты, во-вторых, очень интересное письмо, в подлинности которого нельзя сомневаться, в-третьих, четыре красных бриллианта, спрятанных в надежном тайнике, и, наконец, одежда, в которую он облачился перед смертью.
— Вы думаете, что эта одежда?..
— Она на этом старике.
— Но как он мог сюда проникнуть? Окно настолько узкое, что в него не пролезешь, а другого выхода нет.
— Он вошел тем же путем, как и мы.
Но нотариус не так легко сдавался.
— Это неправдоподобно. Вы сами заметили, что сюда давным-давно не ступала человеческая нога.
— Вспомните, что на лестнице есть дыра, в которую легко проникнуть.
— А замурованная дверь?
— Штукатурку отбили и наложили вторично. Разве вы не заметили, что это гипс, который сохнет в несколько часов?
— Значит, он знал про письмо маркиза и про его секреты, то есть про камни возле ниши, три плитки на ступеньках.
— Конечно. Несомненно, у маркиза нашли копию письма. Постойте… маркиз даже сам говорит, что Жоффруа и его жена знают тайну его смерти. Помните, он пишет, что про приписку не знает ни одна душа, даже Жоффруа. Значит, Жоффруа знал завещание, кроме приписки, и в его семье передавался из рода в род рассказ о письме или даже его копия.
— Пустая гипотеза.
— Зато правдоподобная. Знайте, господин нотариус, что кроме нас существует много людей, до которых докатились слухи о смерти маркиза Богреваля, но только эти слухи сильно искажены и приукрашены. Я сама встречала таких людей и даже воевала с негодяем, убившим моего отца, чтобы украсть у него медаль.
Слова Доротеи произвели сильное впечатление. Но чтобы довести мысль до конца, Доротея продолжала:
— Я знаю три таких семьи: нашу, князей д'Аргонь, графов де Шаньи в Орне и баронов Дювернуа в Вандее. Во всех этих семьях происходят частые убийства, кражи, сумасшествия — и все на почве этих легенд и поисков клада.
— Но почему же вы здесь одни? Почему они не явились?
— Они не подозревают, что срок наступил, потому что у них нет медали. Я видела сегодня в Рош-Перьяке женщину, работницу из Парижа, и старика нищего. Они верят, что двенадцатого июля должно совершиться какое-то чудо. А по дороге сюда я встретила двух сумасшедших, идущих к развалинам. Прилив залил дорогу и преградил им путь. Но самое интересное, что неделю тому назад арестовали убийцу моего отца, некоего Эстрейхера, нашего дальнего родственника, опасного бандита и негодяя. Теперь вы понимаете, в чем дело?