Канцлер
Шрифт:
– Меня пригласили в Штаты в пятьдесят третьем. – Фон Браун зыркнул на меня исподлобья, но все-таки продолжил: – незадолго до того, как у ведомства начались проблемы с финансированием.
– И когда денег на исследования стало не хватать, вы предложили свои услуги, верно? – догадался я. – Понемногу перетянули проект от правительства в какую-нибудь частную контору…
– Все было честно, герр Горчаков, – буркнул фон Браун. – Канцлер получил чертежи и образцы, а мы – деньги.
– Вы?
– Доктор Оппенгеймер. Его интересовала только наука. Знание ради знания.
На лице фон Брауна мелькнуло что-то одинаково похожее и на восхищение, и на полное пренебрежение. Похоже, он ценил своего американского коллегу за ум и талант ученого, но едва ли мог назвать способным руководителем – или хотя бы дальновидным человеком.
– Он не считал денег и даже не пытался узнать, откуда они берутся. – Фон Браун усмехнулся и покачал головой. – Вряд ли Оппенгеймер вообще задумывался, что именно из всего этого получится.
– Зато вы задумывались, верно, доктор?.. Впрочем, хватит истории. – Я легонько хлопнул себя по колену. – Вы можете построить машину вроде тех, что ударила по Варшаве и уничтожила Белый дом?
– Построить машину может любой болван с чертежами и парой сотен тысяч марок в кармане. – Фон Браун хитро усмехнулся. – Но для работы блоку управления установкой требуется…
– Магнитная лента с программой, – кивнул я, – припоминаю.
– Верно. И у подобного сочетания есть одна весьма интересная особенность: программа, та самая последовательность операций всегда отстраивается вручную, под конкретный прибор. – Фон Браун явно заметил на моем лице недоумение – и почему-то даже не поленился объяснить: – Подозреваю, это связано с несовершенством элементов – ламп, транзисторов… Даже поставщики компаний вроде IBM пока еще не силах добиться абсолютной воспроизводимости свойств – а машина Оппенгеймера намного сложнее любого табулятора. Иными словами, одно устройство – одна лента, и никак иначе.
– Одна копия ленты, – уточнил я. – Вряд ли так уж сложно размножить запись.
– Я уничтожил все копии до единой. – Фон Браун радостно оскалился. – Так что вашим дружкам из Соединенных Штатов досталась груда мертвого металла.
– Ну… подозреваю, они что-нибудь придумают, доктор. – Я пожал плечами. – А если нет – вы ведь подскажете, где раздобыть новую ленту?
– Нигде, – усмехнулся фон Браун. – Сейчас это уже невозможно.
– В каком смысле? – Я понемногу начинал терпение. – Вы не…
– В прямом! Для создания кода нужен разум, способный превратить цифры в симфонию чистой энергии. Над проектом за долгие годы работали в общей сложности сотни людей – лучших умов эпохи. Но одного таланта, даже самого выдающегося, здесь недостаточно… Только попробуйте представить себе, герр Горчаков: мне иметь врожденного Дара, но при этом суметь смоделировать и изобразить потоки сложнейшей в мире структуры. – На лице фон Брауна на мгновение мелькнуло что-то почти одухотворенное. – Это все равно, что слепому нарисовать картину совершеннее холстов Рафаэля или Леонардо да Винчи. На это был способен только гений. Один-единственный человек во всем мире.
– Доктор Оппенгеймер… – пробормотал я.
– Да! Неужели вы так и не поняли, что гоняетесь за призраком, герр Горчаков? – Глаза фон Брауна торжествующе засверкали. – Во всем мире существует всего две машины большой мощности – и одна из них принадлежит моей стране, а вторая – больше никогда не заработает!
Закончив говорить, фон Браун рассмеялся – громко, в голос, запрокинув голову и едва не потяряв очки. Будто то ли несказанно обрадовался моей неудаче, то ли вовсе спятил… А может, и то, и другое сразу – я действительно ощущал себя не то, чтобы обманутым, но разочарованным – уж точно. Долгий забег, погоня за призраками прошлого, можно сказать, закончилась ничем. Последний рывок – и на этот раз награда не выскользнула из пальцев, а вовсе исчезла, растаяв туманной дымкой.
Тайну я разгадал – но легче от этого определенно не стало.
Фон Браун водил меня за нос две недели, дразнил, а рассказанная им правда на деле не стоила и выеденного яйца. Секрет чудо-оружия умер вместе с создателем, и владельцем единственной рабочей установки оказался чертов рейхсканцлер Каприви. Не то, чтобы я вернулся к самому началу, но сердцевина у орешка, который я раскалывал весь последний год, определенно оказалась с гнильцой.
И мне еще предстояло рассказать об этом Кеннеди, Павлу и остальным.
От злости на мгновение захотелось как следует приложить хохочущего фон Брауна – или кулаком в челюсть, или Даром – так, чтобы выложил мне все, что осталось в его плешивой черепушке. Впрочем, там едва ли нашлось хоть что-то по-настоящему ценное… теперь. Так что мне оставалось только вздохнуть, подняться из кресла, собрать все мрачные мысли в охапку и уже с ней направиться к двери.
За которой меня поджидали – и, похоже, уже давно.
– Наконец-то, князь. Вижу, беседа с мсье доктором не закончилась ничем хорошим… снова.
– Даже не представляете – насколько, ваше величество, – вздохнул я.
Жозеф Бонапарт и раньше не отличался благодушием и добрым нравом, а теперь и вовсе выглядел так, будто готов был сожрать меня живьем. Кто-то или что-то изрядно рассердило французского монарха.
И я, кажется, уже догадывался – что именно.
– Оставьте подробности при себе, князь. – Жозеф махнул рукой. – Видимо, мне уже пора привыкнуть, что вы всякий раз приносите с собой проблемы. Сначала войну в Эльзасе и Лотарингии, а теперь – Герберта фон Брауна, на которого охотятся британцы.
– Плевать, – отозвался я. – У них нет никаких доказательств, что…
– Уже есть. Или они уже никому и вовсе не требуются. Может, вы и не в курсе, князь, но сегодня утром его величество король Георг официально заявил, что Франция укрывает опасного преступника, который при невыясненных обстоятельствах, – Жозеф сделал многозначительную паузу и посмотрел на меня, – сбежал с туристического лайнера «Олимпик». Который следовал в порт приписки под флагом Великобритании, а значит…
– Вот как? – поморщился я. – И что же вы ответили его величеству.