Кандагарский излом
Шрифт:
— А все закончилось?
— Почти.
— У вас еще есть сюрпризы для меня?
— Плохих нет, не беспокойся. Поспи.
— С тобой?
— Давай на ты?
— Хорошо, давай. Далеко еще ехать?
— Часа четыре.
— Не устал?
— Устал. Но от другого.
— Отчего же?
— А ты отчего выглядела усталой в Питере? Утомилась выгонять дочь на учебу в другой город, подальше от себя.
Я непроизвольно выгнула бровь: он следил за мной с Питера? Знает про то, о чем могла догадаться лишь
А этот-то? Любовь, не иначе — скрыла усмешку: расскажи мне сказку на ночь, я поверю.
— Маруся не таилась от тебя. Как вы нашли друг друга? Давно?
— Я знаю ее мужа, Гарик в Афгане служил.
— И ты с ним?
— В госпитале вместе лежали.
— Ясно теперь — обоих контузило и с тех пор в себя не пришли? А я при чем?
Он промолчал. Хорошо, у меня вопросов много, задам другой:
— Так ты за мной с Питера следил? Зачем?
— Не следил — увидел. Перестань вымучивать вопросы. Я все расскажу позже, а сейчас тебе лучше поспать.
— Не хочу. Ты меня сна лишил. Совсем.
— Неправда. У тебя глаза слипаются.
— Естественно…
— Вот и отдыхай, восстанавливайся. Я никуда не исчезну.
Мне заплакать или порадоваться?
И какая забота!
— Совсем недавно чуть не убил, а теперь «отдыхай». Заслужила? — проворчала я, впрочем, не держа зла на мужчину — странный он, слабо сказано, и методы знакомства те еще, но видно и я не вполне адекватна, раз адекватно их восприняла. Как же нас изломало-то, брат?
— Мне не доставляло удовольствие вводить тебя в шок, но это нужно было сделать.
— Кому? Тебе?
— У человека во время шока, стрессовой ситуации высвобождаются резервные силы организма. Он выживает даже тогда, когда по всем канонам выжить не может. По себе знаю. Медики называют это чудом. А на деле — норма. Вспомни Афган, болеть было некогда, потому что цель была — выжить.
Великий психотерапевт… нет, шокотерапевт. Только от такой терапии ласты завернуть не долго. Нет, нашел оправдание своим изощренным издевательствам! Спаситель. Русская народная забава — дыба да топор?
Нет, он чокнутый. Такой же ненормальный, как и я. Оба мы психи. Вот парочка?!
А Полонская? Вот уж кто в самых буйных моих фантазиях не тянул на экстремалку-оригиналку!
Мир, точно, сошел с ума и катится к чертям.
— Какой Афган? И с чего мне выживать? Я не умираю, если, конечно, ты не поможешь.
— Я помогу тебе жить.
Как-то зловеще это звучит — слишком самоуверенно. А еще мне до нервного тика надоели намеки и хождения вокруг да около.
— У меня такое чувство, что ты знаешь обо мне то, чего не знаю я.
— Так и есть. Ты до сих пор живешь в прошлом, былыми событиями, а тело в настоящем. Психику в итоге клинит, что, естественно, и случилось не только с тобой. Опасность, стресс — ты в норме, чувствуешь себя живой, тишина, покой — теряешься, чего-то не хватает, начинаешь депрессировать, тосковать, как безрукий о потерянной руке, как пилот, списанный на землю, о небе.
— Ничего ты не понимаешь, не знаешь, — упрямо заявила я и отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Нечего мне в душу лезть. — Психолог!
Мужчина улыбнулся и посмотрел на меня так, будто я сказала чушь.
Но это-то понятно, не понятно другое — откуда он взялся и кто такой? Меня очень нервировало его сходство с Павлом, заставляло мучиться в догадках и плавать в бесплодных иллюзиях: а если это, правда, Павлик? Чудом выживший, нашедший меня? От этих мыслей и больно, и сладко, но боль слишком сильная, а сладость с горчинкой несбыточных надежд.
Конечно, чудеса случаются, но не со мной, не в моей жизни.
«Жаль…» — не сдержала вздоха.
И почувствовала, как рука мужчины накрыла мою, чуть сжала ладонь:
— Самое плохое позади, теперь все будет хорошо, поверь.
Интересно, о чем он? Что вообще думает?
И отчего так хочется ему поверить? Первому после Павлика, единственному за прошедшие шестнадцать лет. Насколько же меня покалечило, если могу симпатизировать лишь такому же искалеченному, ненормальному с нормальной точки зрения?
ГЛАВА 7
Павел, Олеся, Кандагар
Он ругал сержанта — забурели братья-славяне, распоясались, салабонов «строят», как падишахи евнухов. А те только из учебки, пороха не нюхали, зеленые — и по сути, и по цвету лиц…
Чендряков щурился, кривил губы, выслушивая старлея, и было видно, что не впрок нотация. Влетело сержанту в одно ухо, в другое вылетело.
— Хорош подчиненных строить, Паша, глянь лучше туда, — толкнул в плечо друга Женя Левитин, кивнул в сторону бетонной площадки, а там…
Шлыков забыл о чем говорил. Он вообще все забыл. Бывает же такое! — удивлялся потом сам себе, а тогда ничего не думал, только смотрел: две девочки-малышки волосы поправляют, что ветер от поднявшейся вверх «вертушки» разметал. Одна руки на груди сложила, настороженно на столпившихся бойцов поглядывая. И видно, грозной хочет выглядеть, да в глазах испуг, неуверенность и на щеках румянец. А вторая по головам обалдевших мужчин пробежала и в небо уставилась огромными синими глазами. От этих глаз у Павла что-то внутри дрогнуло и сухо в горле стало. И понимал: надо бы отвернуться, а то стоит дурень дурнем, на девчонку таращится, а вроде офицер, вроде не мальчик озабоченный, а не мог — как прилип насмерть. Женька спас, толкнул опять в плечо: