Кандидат
Шрифт:
Старая База СПК доживала свой век. Здесь уже сотню лет не швартовался ни один рейсовый каргошип тяжелее десяти мегатонн, огромные ребристые пилоны внешних конструкций, некогда расцвеченные трассами коридоров и окружённые дымкой защитных экранов, теперь при подлёте казались мёртвыми — редкий отблеск огней скользил по зеркальной поверхности, да по-прежнему обшаривали пространство вокруг станции внешней обороны, вынесенные на сотню километров в глубь пространства. Основная жизнь Базы теперь концентрировалась вокруг традиционного для серии «Эхо» общего назначения кокона-сердечника, опоясанного
Весь боевой и транспортный флот Планетарного Контроля с момента запуска Новой Базы был приписан там. Здесь оставались лишь обслуживающие демонтаж инженерные службы ГИСа, медленно, но верно заполнявшие пилоны пустотой, которая однажды съест Базу целиком, да по-прежнему работали аналитические центры второстепенных направлений поиска, ждущие своей очереди покинуть этот некогда гостеприимный, а сейчас безнадёжно устаревший уголок человеческой вселенной.
Тот факт, что боевой штандарт СПК до сих пор хранился на Старой Базе, никого не смущал. Знамя покидает космическую крепость с последней шлюпкой, пока же тысячелетний, тридцатиметровой высоты запаянный в стазис символ остаётся на борту — жизнь течёт своим чередом.
У подножия штандарта, недвижимо развевающегося в центре полусферы прямо над главным генератором Базы, как и во всех других подразделениях Флота, традиционно проходили награждения героев и чествования павших. Как и везде, зачастую это были одни и те же люди, и скользившие в воздухе проекции имён и званий слева и справа от штандарта словно были двумя отражениями.
Группы десантников в парадной форме, переливающейся россыпями наградных огней на правых рукавах кителей, с именными элнами СПК или атрибутами других родов войск, одна за другой проходили в центр зала, чтобы назвать новые — имена и звания, имена и звания. Тех, кто погиб во время операции, и тех, кто сумел невозможное — и вернулся, чтобы лично увидеть своё имя скользящим в пустоте.
Два десантника, один в звании реал-капитана, второй — сержанта, не сговариваясь, кивнули друг другу и отошли почти к самой стене накрывающего зал купола, оба, похоже, специально дожидались друг друга, отстав от своих групп. Почему-то им обоим не казалось, что здесь посторонние разговоры будут неуместны, возможно, слишком часто их приводила судьба и служба в этот зал, и вне торжественного ритуала он сам по себе уже не казался святилищем.
Разговор их, словно некогда оборванный на полуслове, теперь на том же месте и продолженный, мало что сказал бы постороннему человеку, даже если бы тот сумел проникнуть в их личный канал. Разговаривать в голос в этих стенах им всё-таки в голову не пришло.
Первым вступил реал, на его лице при этом заиграла богатая гамма чувств от недовольства до смущения:
— И всё-таки ты вызвался.
Сержант, чей профиль выдавал в нём человека, больше привычного к вольному ветру, чем к лабораторному кондиционированию, оставался безэмоционален:
— Паллов, ты безнадёжен. Тряхни стариной, вернись в строй, слетай на пару мелких вылазок, сразу станешь лучше понимать своих людей.
— Ты не мой человек, Рихард, я
— Это всё, что ты хотел мне сказать?
Реал-капитан в ответ досадливо дёрнул головой.
— Нет. Я дам разрешение на подобный состав, раз уж ты сумел обойти ограничения совета миссии и медицину, тем более что дело скорее всего вообще не стоит нашего вмешательства, но я сперва должен был посмотреть тебе в глаза.
— Посмотрел?
— Рихард, не подначивай меня, я разрешил, я и запрещу, ты у меня вообще никуда не полетишь, и даже в Десант тебя не возьмут.
Оба молча уставились друг на друга злыми глазами. Каменнолицего Рихарда тоже, кажется, задело.
— Выговорился?
— Выговорился. Мы с тобой уже тридцать лет в одной команде, Рихард, и ты до сих пор полевой сержант, а я вот, засел в кресло, но ты ни разу ты меня не подводил, только поэтому я вообще начал этот разговор.
— Так чего же ты хочешь от меня? Только без экивоков — чётко и по делу.
— Мне кажется, что ты чего-то себе задумал. Не знаю, что именно, но эта история с Гретхен мне не нравится. Так вот, не перебивай, если ты вздумаешь втянуть в эти дела ребят из «Катрада»…
— Пф, «ребят». Ковальскому пятьдесят шесть, он сам без пяти минут сержант СПК, ему впору десятком манипулов командовать, серьёзные операции готовить, и его никто никуда уже не «втянет», даже ты, Паллов. Будь ты о себе хоть какого высокого мнения. «Ребята» его тоже уже не ребята, после несчастной Альфы, после «дела Консорциума» и прочих, не менее горячих выходов. И ты это знаешь.
Но реал-капитан стоял на своём:
— Значит, договорились?
— Не о чем нам договариваться, Паллов. Но если тебе это нужно для успокоения совести — хорошо, договорились.
Качая головой, реал-капитан молча направился к порталу южного выхода, он больше не оборачивался, только машинально сделал рукой движение к значку КГС на груди в салюте тому списку, что продолжал разматываться у него за спиной. Что-то его продолжало тревожить. А когда его что-то тревожило, список смертей и героев вскоре увеличивался на лишние пару имён и званий.
Сержант остался на месте, всматриваясь в бегущие буквы, но не слыша оглашаемых вслух по большей части незнакомых астрографических координат и названий операций. Он думал о том, что Старая База скоро совсем опустеет, штандарт перевезут, а вот места этого, где за сотни лет упокоилась слава множества таких, как он, не станет совсем.
Так какая разница, раньше или позже.
Встреча состоялась, оставаться здесь дольше не было никакой необходимости. Десантник со смешанным чувством покинул купол, направляясь к северо-восточному сектору Базы. Лента транспортёра плавно понесла его сквозь сплетения уровней, мелькающих грузовых платформ и полупрозрачных силовых переборок на стыке секторов решётки безопасности.
Он по привычке остановился в гостевом кластере для гражданских, подальше от казарменного уюта квартир для не приписанного личного состава. Сейчас, без Гретхен, это не имело особого смысла, сам он был чужд чрезмерного комфорта, но привычки всегда были сильнее его. Если подумать, работа была такой же привычкой.