Кандидат
Шрифт:
— Сейчас блокаду порта ещё введут. Пока российская эскадра не прибудет.
— Зачем им?
— Ну… для внутреннего потребителя. И выторговать что-нибудь. Они, вроде как, союзнички, но такие — с хитрецой.
Мы миновали устье пролива Маныч-Аустралийский, через который шёл весьма существенный трафик в Оранжевое Море — цепочки судов виднелись и на юге, и на севере от нашего курса. Прибыли в порт Хайфа-Хадаши через три часа после отплытия, ещё полчаса ждали разгрузки. Порт выглядел едва ли не крупнее того, из которого мы выплыли, хотя сам город на берегу реки выглядел
Снова таможенный контроль, больше похожий на фильтрацию, после которого нас отправили в кабинет к сотруднику местных «особых органов».
Это был молодой парень в традиционном ортодоксальном еврейском облачении: с цилиндром, с характерной причёской, но что самое удивительное — в знакомом мне лёгком чёрном сюртуке-лапсердаке. Каждый раз, видя такие странные и внезапные параллели с другими мирами я испытывал лёгкое приятное удивление. Даже для нас, Секаторов, эволюция человеческой культуры в Ветвях Древа до конца непостижима и удивительна — как и эволюция видов животных или Вселенной. На плечах этого сюртука были вполне стандартные погоны, кажется, майорские, что, несомненно добавляло колорита.
Начал говорить он практически без акцента. Всё же, приятно быть в мирах, в которых твой родной язык в тройке самых популярных языков международного общения.
— Молодые люди. Меня зовут Яков Ааронович, рад приветствовать на земле Двух Израилей. Я понимаю, что вы — представители Курьерской Службы, серьёзной императорской государственной структуры. Структуры очень дружеского государства, да. Но по регламенту я должен удостовериться, что ваши цели пересечения границы не наносят урона нашему государству.
— Мы тут транзитом, — сказал я. — По сути, мы мало того, что не планировали пересекать границу Земли Обетованной. Мы не планировали пересекать и границу Новой Бессарабии. Просто оказалось, что так будет быстрее исходя из рейсов на материк.
— Увы, это слабые аргументы. Мне нужно… нужно что-то документальное.
И тут бюрократы, вздохнул я. Впрочем, за бюрократией мог укрываться и вполне естественный шпионаж и сбор разведданных. Я порылся в документах и выудил документы — путевые листы, распечатки заявки и прочие бумажки с серьёзными печатями. Изучали их долго, явно затягивая время.
— Яков Ааронович, — не выдержала Самира. — Мы очень хотим есть… А я ещё и пописать. Где у вас туалет тут?
— А, да, да, конечно, девушка, женский — слева по коридору. Сейчас я скажу, проводят, да, — оживился особист.
Как только она ушла за дверь, он заговорил, внезапно, совсем другим языком. Не то, чтобы не особо протокольным — не особо цензурным.
— Значит так, мля. Я понимаю, что требовать распаковки и досмотра не могу по хартии, но мне надо знать, что в коробке. Пока вы мне не скажете — хер вы отсюда уйдёте, ясно? У меня разнарядка, что кто-то из дворянских сословий Империи при поддержки Бессарабии попытаются привезти сюда сенситивное оружие.
— В документах указано, что это, — хмыкнул я. — Все характеристики.
— Что указано-то, мля? Что это «предмет»*? Цитирую: «Особый предмет, камнерезная мастерская Братьев Обля… охлябля… Охлябининых Универсалстрой», тридцать два Кейта. Что мне из этого ясно? На рентгенографии — какие-то штыри, сетки, коробки. Что это? Да мне, мля, даже спектрография ничего не скажет!
Он оживился, встал из-за стола, подошёл к крохотному окну.
— Вы понимаете, юноши мои дорогие дворянские, народ иудейский обделён от природы. Среди европейских евреев процент сечения редко бывает выше полпроцента. А у метисов…
— Не выше одного, я знаю, знаю… — поморщился Янко.
— Не перебивайте! Хорошо, есть евреи абиссинские, есть среднеазиатские… Ну полтора, ну два! Вы понимаете, что это значит?
— Я понимаю, что это значит, мы это в школе проходим, Иаков… как вас там.
«Как вам там» повысил голос.
— Мы веками искали способ ужиться со странами, с народами, которые способнее нас! Объединялись, повышали уровень образованности. Что мы получили? Да, землю. Хороший, плодородный кусок. Спасибо вам, мои дорогие! Но в самом сердце самого опасного, дикого континента, полного самых сенситивных аборигенных народностей!
— Вы хотите чего? Действительно узнать, зачем эта штука? Или вам надо написать хоть что-то в отчёт?
— Мне действительно, мой дорогой, нужно очень хорошенько разузнать, зачем вы везёте эту здоровенную херню в нашу страну.
Янко прищурился:
— Сколько… сколько нулей будет достаточным, чтобы занулить ваш отчёт? Занулить, а там — впишете что угодно.
Весьма элегантное предложение взятки, хмыкнул я. Взяточничество, особенно мелкое, я не то, чтобы не любил — презирал, хотя очень часто по пути к достижении цели миссии Секатора приходилось прибегать и к этому грязному инструменту. Особист размышлял пару секунд, затем сказал:
— Я не знаю, на что вы намекаете. Не понимаю. Какие-то обороты, которые я не учил.
Он покривился, бросив взгляд куда-то в угол. Ясно, значит, разговор записывается — что было вполне логично. Янко повернулся ко мне, прищурился.
— Вот пусть он ответит. Он лучше меня знает, что в коробке.
Проверка, вспомнил я. Экзамен, получается. Ладно.
— А если я скажу, что сам плохо представляю, а представляет только заказчик? Вы мне, конечно, не поверите? — спросил я.
— Нисколечко, молодой человек.
— Вы сказали, что боитесь, что данное оружие попадёт куда-то в руки террористов, или аборигенов. Это полный бред, и я смогу вам это доказать. Я предлагаю вам два варианта. Вы предоставляете за счёт вашего ведомства сопровождающих и личный транспорт до Голицына-Южного. Чтобы пугающая вас коробка как можно скорее оказалась за северной границей вашей страны. Либо я требую вызова сотрудника консульства. Дайте бланк.
Особист поджал губы, снял цилиндр, вытер платком лоб от пота.
— Вы-таки просто выворачиваете мне руки, юноша. Оба ваших предложения вполне разумны. Только вот… Мне нужно знать, понимаете? Знать, зачем эта хреновина может быть…