Каникулы в стране сказок
Шрифт:
— Нет.
— А вот я смертельно скучаю, — сказал Великий Завистник. — Все мне врут, и, кроме дочки, меня никто не любит. А ты думаешь, мне не хочется, чтобы меня любили, старик? (В минуту откровенности он любил называть подчиненных на «ты».) Очень хочется, потому что, если подумать, я совсем неплохой человек.
Лекарь-Аптекарь молчал. Он размешивал микстуру стеклянной палочкой и старался не подсыпать в нее крысиного яду.
— Все, что угодно, можно сказать обо мне, — продолжал Великий Завистник. — Я простодушен, нетребователен, терпелив; меня легко обмануть. На
— Готово, — сказал вслух аптекарь. — Примите, и я ручаюсь, что через полчаса вы прекрасно уснете.
Возможно, что самое главное произошло именно в эту минуту.
Великий Завистник встал и подтянул брюки — он забыл дома свой пояс. Разумеется, он сделал это по возможности незаметно: в присутствии подчиненных неудобно подтягивать брюки. Но у Лекаря-Аптекаря был острый глаз, и, пробормотав: «Извините, пожалуйста», он торопливо прошел в маленькую комнатку за аптекой.
— Таня, — прошептал он одними губами.
Сорока, забившаяся в темный уголок, встрепенулась.
— Лети к нему. Он забыл дома свой пояс. Ты помнишь адрес?
— Да.
Лекарь-Аптекарь распахнул окно.
— Я постараюсь задержать его. Принеси мне пояс. Забудь о том, что ты девочка. Ты — Сорока-воровка.
Таня и Петька ищут пояс
Днем Великий Завистник ссорился с дочкой: все хотел превратить Петьку в летучую мышь, а она не хотела. Днем Лора приходила и показывала, как она теперь ловко ставит ножки, когда ходит, и как изящно складывает их, когда сидит. А ночью Петька был один-одинешенек.
Никто не мешал ему читать и читать. Некоторые книги он перелистывал — они были холодные, точно на каждой странице лежала тонкая ледяная корка. Зато от других невозможно было оторваться!
Однажды — это было как раз в ту ночь, когда Великий Завистник отправился в аптеку «Голубые Шары», — Петька заметил, что он похудел. Теперь уж никто не назвал бы его толстым мальчишкой! Это ему понравилось. Плохо только, что штаны стали падать. Он поискал веревочку — не нашел. У Великого Завистника на спинке кровати висел ремешок. Недолго думая, Петька затянулся им и опять принялся за книжку.
Лора сладко похрапывала в своей комнате — устала, повторяя на память уроки вежливости и приличных манер; кошка с разбойничьей мордой шумно метнулась на кухне — поймала мышонка, — и все утихло, ни звука, тишина. Только страница прошелестит — прочитана, до свидания!
Вдруг кто-то постучал в окно. Петька взглянул одним глазом. Ничего особенного — сорока. И он перевернул страницу. Но стук повторился.
— Открой.
«Гм… Странно. Сорока, а говорит человеческим голосом. Впрочем, в этом доме лучше не удивляться».
— Открой, ты слышишь? Сию же минуту.
Петька лениво распахнул окно и швырнул в Сороку пустой чернильницей — жаль, не попал!
— Хорош, — влетая в комнату, укоризненно сказала Таня. — Не пускает, да еще и кидается. Дай срок, влетит тебе от меня, глупый мальчишка.
Они принялись искать ремешок. Но, конечно, Петька забыл, что он подтянул им брюки, — ведь это случилось между двумя страницами, из которых одна была интереснее другой! Да и трудно было представить себе, что Великий Завистник носил этот старенький ремешок. Его пояс — так им казалось — должен был состоять из стальных колец, тонких, как паутина.
Нет и нет! Зато в письменном столе Таня нашла рецепт Главного Городского Врача и бережно спрятала его под крыло.
Они искали все время, пока Великий Завистник, зевая, шел домой из аптеки «Голубые Шары». Он задремал в лифте — так сильно подействовала на него микстура. Полусонный, еле передвигая ноги, он вошел в свою комнату, и только тогда Таня с Петькой перестали искать ремешок. Полумертвые от страха, они притаились под кроватью, на которую он рухнул, едва стащив с себя пиджак и брюки.
— Надо бежать, — прошептала Таня.
Но пришлось подождать, пока Великий Завистник уснет. Наконец негромкие свисточки послышались в комнате — Великий Завистник всегда сначала посвистывал, а уж потом начинал храпеть. На цыпочках они выбрались в переднюю, оттуда на лестницу — и кубарем с девятого этажа! Кубарем катился Петька. Огорченная, громко вздыхая, повесив клюв, за ним плавно спускалась Сорока.
Впервые в жизни — веселые сны
Он еще посвистывал, как уходящий поезд, а сны уже стояли в очереди, толпились: «Я первый!» — «Нет, я! Позвольте, граждане, вот этот длинный сон может подтвердить, что первый именно я».
Это были не длинные и не скучные, а восхитительные, приснившиеся впервые в жизни легкие сны! Мальчик, на которого Великий Завистник наступил в прошлом году, явился смеющийся, розовый и сказал, что ему совсем не было больно. Девочка, которую он превратил в Старую Лошадь, долго старалась втиснуться в лифт и наконец, стуча копытами, вскарабкалась на девятый этаж — только для того, чтобы поблагодарить его: с тех пор как она стала лошадью, для нее началась настоящая жизнь. Божья коровка, которую он убил, летала вокруг него, напевая: «Так мне и надо, тра-ля-ля», и когда он спросил ее во сне: «Почему?» — она ответила: «А потому, что нечего было притворяться мертвой».
Да, самое лучшее в мире — это сон, но нет ничего хуже, как проснуться от детского плача. А между тем случилось именно это. Кто-то громко плакал в соседней комнате. Неужели этот уткнувшийся носом в книгу мальчишка?
Вскочив с кровати, Великий Завистник накинул халат, распахнул дверь… Плакала Лора. Она сидела на полу среди разбросанных книг; в руках у нее было длинное сорочье перо, и она плакала так громко, что у Великого Завистника защемило сердце: он очень любил свою дочь.
— Что случилось? — крикнул он с ужасом.