Каникулы юной ведьмы
Шрифт:
Мы стояли посреди моей комнаты. Телевизор уже не работал. Очевидно, мама уже легла спать. «Конечно, ведь поздно уже», — подумалось мне.
— Ух ты, — восхищенно зашептал папа. — Аж не верится, черт побери, что это все с нами происходит!
Он выскользнул в коридор, а чуть погодя из кухни послышался грохот. Папа явно что-то разбил. Ой, и мама наверняка проснулась.
Я бросилась на кухню. Папа присел на корточки у перевернутого стула и собирал осколки своего бокала. Я схватила его за руку, и мы перенеслись обратно в деревню.
— Зачем тебе понадобился
— Да я хотел просто пошутить — поменять свой бокал местами с маминой чашкой. А стул сам выскользнул из — под ног, — стал оправдываться папа.
— Все! Отныне никаких самостоятельных действий. Только с моего разрешения. Хорошо? — придав голосу твердость, потребовала я.
— Это еще что такое? — заартачился папа. — Я, в конце концов, твой родитель, а не ты моя мама.
— Зато я могу перемещаться, а ты — нет. Так что если хочешь, чтобы я брала тебя с собой, дай обещание, что будешь слушаться.
Папа подулся, но разум победил, и он пообещал быть послушным. Пусть поклянется, подумала я, но потом решила, что это слишком по-детски. Посмотрим, как он сдержит обычное обещание.
Еще несколько экспериментов доказали, что я совершенно легко могу брать с собой не только папу, но и крестного. Дед Кузя, принесший открытки, был полностью сражен. Он недвижно стоял все это время — хотя мы побывали у Ниагарского водопада (так захотел папа, едва вытащил из стопки, лежащей на столе, нужную открытку), и в американском Диснейленде (это уже захотела я, хоть одним глазком взглянуть на него) — и, бедняга, не произнес ни слова.
Лишь дома, когда мы вернулись, он обрел дар речи:
— Тимофеич! Ложитесь-ка вы спать, поздно уже. А я пойду, пожалуй, к себе. У меня там с прошлого года штофик стоит. Как раз для такого случая. Ну и дочка у тебя! Черт знает что, и с боку бантик!
— А вот и нет у меня бантика, — бросила я вдогонку крестному. — Я в третьем классе перестала их носить.
Мы и правда скоро легли спать. Но я еще долго ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. А потом несколько раз попробовала перенестись из Белозера в Питер и обратно, прямо не вставая с постели.
Было немного жутковато. Казалось, что все это происходит не со мной, что все это — сон. Но нет. Это был не сон.
Хотя вскоре я все-таки заснула. Уже по-настоящему.
Глава XI Визит в Осло
С утра начались сборы в дорогу.
Когда пришел дед Кузя, мы с папой как стояли, так и сели на пол. Крестный был причесан, даже борода подстрижена, и в ней — ни одной соломинки. На голове красовалась черная шапка-ушанка из кролика. Вместо телогрейки на крестном обнаружились красная рубашка и коричневый костюм. А брюки были заправлены в новенькие блестящие сапоги.
Папа беззвучно катался по полу и только тихонько поскуливал. Я тоже еле сдерживала смех. Правда, больше оттого, что творилось с папой.
— Ну, Петрович! Ну уморил, — хохотал папа, — теперь нас точно заметет первый же полицейский на Западе. Ха-ха-ха! Как только мы там появимся, так все сразу поймут, что прибыл проклятый русский шпион. Ха-ха-ха!
Я даже не ожидала, что дед Кузя может так обидеться. Он молча повернулся и пошел со двора. Я схватила папу за руку, и мы побежали следом. Уже у ворот нагнали крестного и с двух сторон вцепились в рукава, повиснув как якоря.
— Ну, Петрович! Ну, миленький! Мы же пошутили, — упрашивали мы его. — Мы тебя любим, просто мы подберем тебе другую одежду. Более спокойную, что ли. Чтобы ты не выделялся так.
— Нет, а чем вам не нравится моя одежда? — стряхнул нас, как котят, сердитый крестный.
— Да нет, нормальная одежда, просто за границей так не принято одеваться. Ты будешь там как белая ворона.
— А почему это они, приезжая к нам, могут одеваться так, как это им нравится, а я нет? Я что — голым хочу там показаться? Мне так лично моя одежда по душе. И вообще, я вам не навязывался. Катитесь сами, куда хотите. Ты вон, Тимофеич, вообще уже большим стал, шибко умным даже. Авось и без меня не пропадешь с дочкой-волшебницей. От всего оборонит при случае.
И он пошел к своему дому. Я смотрела ему вслед и прекрасно понимала, что крестного надо вернуть. Иначе что — то плохое, нехорошее навсегда появится между нами. Но здесь я была согласна с папой, в таком виде ему действительно нельзя появляться там. И я нашла вдруг убедительный, как мне показалось, довод.
— Крестный! — крикнула я ему вслед. — Но ведь мы там будем не как туристы. У нас ни денег, ни документов, даже языков не знаем. Так что мы не должны привлекать к себе внимания.
Крестный остановился, не поворачиваясь, он призадумался.
— А какие шмотки нужны? — наконец спросил он.
Мы враз успокоились и, подбежав к деду Кузе, развернули его и потащили обратно к себе в дом.
Осмотрительность папы стала действовать мне на нервы (я вообще сторонница быстрых активных действий), и в разгар его пререканий с крестным по поводу того, как должны быть одеты русские туристы на Западе, я просто взяла, да и перенесла нас в Осло прямо такими, как есть.
Для этого я просто выхватила из вороха открыток, принесенных дедом Кузей, первый попавшийся вид. Только я не учла одного — открытки были старыми, еще дореволюционными, и на том месте, где была просторная площадь, теперь теснились дома-кубы из стекла и стали.
В результате я и дед Кузя оказались на тротуаре перед какой-то витриной, а активно жестикулирующий папа — внутри витрины…
Я тут же перенесла нас обратно.
— Ух ты, — задохнулся папа, — что же ты делаешь?..
Но я, не дослушав его, вновь устремилась в Осло, сделав, правда, поправку на увиденное.
Теперь мы оказались в крохотном скверике. Тут можно было и осмотреться. По большому счету — ничего особенного я не увидела. Дома, окружавшие сквер, как дома, только чистые, нарядные, что ли. Улицы как улицы, только тоже очень чистые. У каждой скамеечки урны. Люди как люди, только спокойные, уверенные в себе. Это подметил и дед Кузя: