Канон Смерти
Шрифт:
— Приходи завтра утром на восточный внутренний двор. Засветло.
И вышел, захватив с собой поднос и оставив удивленного полукровку гадать, что же он увидит утром.
Заснуть этой ночью юноша не смог, несмотря на то, что отдых требовался — мысли роились, как пчелы по весне. Он вертел в руках подвеску, то накручивая цепочку на палец, то снова отпуская, и думал, думал, думал…
Почему все — так?
Чем больше Рей узнавал о мире, тем больше поражался абсурдной несправедливости происходящего. Почему всех негласно устраивает то, что мир погружается в трясину невежества, суеверий и беззакония? Сородичи, выходит, не только ленивые трусы и забывшие прошлое невежды, они еще и сволочи. И другим это выгодно! Никто не
«А тебе самому-то не плевать? — шепнул внутренний голос. — Миру на тебя — да. С какой стати ты должен переживать за тех, кто сам себя топит в этом болоте?»
Действительно, с какой? Не долети до Кхайнэ тот зов, никто бы даже не узнал, что на свете жил и позорно сдох маленький черный дарри с огрызком обидного прозвища вместо имени. Рискни он сейчас покинуть Ареи-Калэн и выйти к людям, как его жизнь закончится очень быстро и печально, в лучшем случае, где-нибудь под забором, в худшем — снова греметь кандалами или сгореть заживо на костре.
Так почему он должен переживать за тех, кому все равно? Кот, неважно по каким причинам, не остался равнодушен, и значит, заслуживает и уважения к себе, и посильной помощи…
«А с другой стороны, если не я, то кто? Кто встанет на сторону таких как я?»
Плохо кончишь, идеалист, насмешливо отозвался все тот же ядовитый прагматичный голос. Если повезет, тебя просто сочтут блаженным придурком, а не повезет — ты подохнешь, спасая очередную невинную жертву. Всех не осчастливишь!
Рей упрямо тряхнул головой, не соглашаясь с шепотом собственного эго. Всех не спасешь и не осчастливишь, это точно. Но кого-то ведь можно Кто-то ведь тоже заслуживает шанс на новую жизнь, и не только полукровки — любой, кто по каким-то причинам не может защитить себя сам. Любой, кто одарен и талантлив, должен получить шанс жить и развивать свой дар. А если отвернуться и ничего не сделать, то все так и останется в топком болоте.
Сложная задача? Сложная. Почти невыполнимая! Но разве не Кхайнэ только что говорил о Воле и Желании, способных менять мир? И кто сказал, что такие задачи нужно решать быстро и поспешно?
«Я смогу! Выучусь, подготовлюсь и смогу! И Кхайнэ помочь смогу. И мир изменить так, чтобы он стал лучше — тоже смогу!»
Рей не замечал, что давно мечется по комнате, поднимая крыльями ветер и стискивая в руках подвеску, а золотистые настенные светильники заставляют глаза гореть еще ярче отраженным светом. Он вдруг взглянул на свою руку — уже не мальчишескую, но еще толком не знавшую ни оружия, ни какого-либо инструмента. И юноша был уверен, что работы мастеровых его руки уже не узнают, разве что на досуге. А что нужно знать для достижения его цели кроме воинского мастерства? Рей пока понятия не имел.
И вообще, почему Рей? Разве он обязан носить кличку? Да, спору нет, его многие уже привыкли так называть, но почему бы не сделать из нее полноценное имя? И будут называть себе так же, как привыкли, но само Имя будет другим. Нормальное полновесное Имя.
Например, Рейнар. И кому какое дело, что он дал его себе сам, кто об этом знает? И так и этак юноша покатал его на языке, произнося на разный манер. Крыс, ни с того, ни с сего объявившийся на подоконнике, внимательно слушал, шевеля усами.
— Что скажешь? — спросил у него даэйр.
Маар пискнул. Показалось — одобрительно.
— Ну, значит, так тому и быть, — заключил только что назвавшийся Рейнаром юноша.
Бурлящая аура улеглась, яркие всполохи эмоций утихли, сменяясь спокойными цветами. Но сон не шел, и Рейнар почти до самого утра просидел у приоткрытого окна, болтая с крысом и размышляя. Грандиозные планы выстраивались и тут же рушились под собственным весом, не выдерживая самокритики, но он не оставлял попыток. Его молчаливый приятель внимательно слушал, навострив уши, и только когда небо на востоке посерело, напомнил, что пора идти.
Глава 14 Брат и сестра
Днем ранее. Где-то на материке.
Люди бежали от войны. Толпы погорельцев и сирот наводнили дороги, покидая разрушенный взрывом Источника Нерос, который уже успела занять армия Канси, только и ждавшая того момента, когда остров и город перестанут прикрывать силовые поля. Что надеялся найти на руинах кансианский Тан-эйр Эльхар — никто не знал и знать не хотел. Особенно при виде храмовых ищеек, стекавшихся к руинам дворца — молчаливых людей с одинаково отрешенными лицами и глазами, от одного взгляда которых бросало в дрожь. Покидая остров, беженцы оседали кто где: у ближней и дальней родни в Канси и за его пределами, кто-то шел дальше, на север и запад. Кто-то уходил, наоборот, южнее, надеясь найти пристанище в вольном городе Кафире, среди магов и торговцев. Ну а кто-то предпочитал забыть прежние убеждения и принять веру в Единую Мать ради собственной безопасности. Тоже выбор, что поделать.
Но Его Светлость Эльхар не собирался останавливаться на достигнутом. Пользуясь поддержкой Храма, он двинулся дальше, подминая более мелких и слабых соседей. Целью Тан-эйра были новые земли, целью храмовников — люди, наделенные Даром. Если им попадался полукровка, неспособный взлететь и скрыться — его ждала незавидная судьба. Он погибал на месте, часто — показательно, как зверь, нелюдь и «нечистое порождение греховной магии», порочащей человечество. В окружении ищеек несчастный лишался всех сил и даже если сопротивлялся с оружием в руках — все равно оказывался в цепях, а после на костре.
Элани Бархатный Ветер в этом смысле повезло. Никто не видел в ней даэйра просто потому, что она женщина. Просто потому, что никто никогда не видел даэйрских женщин с Сантеки, а девочки, рождавшиеся на материке, были или слишком слабы, чтобы выжить при рождении, или быстро угасали, замученные тяжелой работой, похотью хозяев или супругов, или просто побоями. Не первый год глядя на все это, чистокровная уроженка Сантеки приходила в ярость, часто балансируя на грани оборота, но сдерживала себя. В конце концов, она была всего лишь полевым агентом Легиона, в ее задачи не входило вмешательство и спасение жертв насилия. Хорошая маскировка придавала ее ауре вид человеческой, цвет глаз и форму зрачков она давно научилась прятать сама. И это унылое человеческое болото, где задыхались и тонули маленькие сородичи, плоды полной безмозглости своих родителей, было лучше постылой родины. Здесь ни одна сволочь не могла принудить ее делать что-то против воли.
Пыльная дорога, по которой неторопливо топал ее грельв, была пустынна. Солнце висело прямо над головой и палило не по-весеннему. Справа и слева тянулись безлюдные поля и перелески, то и дело попадались деревеньки не больше десятка домов и попутчики, плетущиеся в ту же сторону, что и Элани — на запад, подальше от Единой. Кто-то тащился пешком, кто-то вместе с семьей и скарбом на запряженных быками подводах. Плач, хныканье, страх неизвестности впереди, ужас того, что осталось сзади, мрачная решимость или тупая усталость детей и взрослых. Иногда прорывалась робкая надежда на что-то, но почти тут же исчезала, задавленная повседневным отупением долгой дороги. Они исподлобья и с опаской поглядывали на всадницу, видя только жесткую, обшитую кое-где металлическими бляхами кожаную куртку и два меча за плечами. Что бы они ни сказала, что бы ни сделала, как бы ни вела себя — ее воспринимали угрозой. И Элани отводила животное на другую сторону дороги, подальше. Движимые страхом люди непредсказуемы, могут камень кинуть, а могут и с кулаками налететь. Грельв не оценит, покалечит еще.