Каныш Сатпаев
Шрифт:
В тот день Каныш повел профессора на перевал и показал место, где, по преданию, были похоронены богатыри. Форма каменной гряды напоминала лежащего великана. «Вот где разгадка легенды... — подумал Усов. — Результат многовековой работы ветра и дождей». Но он не стал вслух говорить о своей догадке. Ему не хотелось разрушать у молодого человека веру в предание. Когда они снова спускались к озеру, профессор рассказал Сатпаеву историю, случившуюся в 1906 году в степях Джунгарии, когда Усов еще студентом сопровождал известного путешественника-геолога, своего учителя Владимира Афанасьевича Обручева.
— Однажды мы набрели на удивительный город. Трудно было сосчитать, сколько улиц в нем. Дома все разные, ни один не похож на другой. На площадях мы видели множество творений скульптуры. Горбатого медведя, грозного льва, бегущих лошадей, а также множество других животных — настороженных архаров, верблюдов, лежащих поодиночке или
Каныш внимательно слушал Усова. Хотя профессор ни словом не обмолвился о происхождении могилы Жасыбая, молодой челочек понял истинный смысл его рассказа. И когда гость умолк, Сатпаев проговорил:
— Михаил Антонович, хотя у нас и нет таких мертвых городов, я могу показать вам достаточно много скульптурных фигур из камней.
— Только не сегодня, дорогой. Может быть, на той неделе?
— Хорошо, я приеду еще раз, — обрадовался Каныш.
Профессор вспомнил его радостный взгляд и улыбнулся. «Интересный молодой человек! Грамотен, свободно говорит по-русски, воспитан. Вдумчив, ни одного слова зря не скажет. И все-таки не укладывается в голове, что он судья. Почти юноша... Даже в Европе, где хорошо поставлено юридическое образование, на такую должность вряд ли назначают столь молодых людей...»
Вечерело. Ученый окинул прощальным взглядом огромную чашу озера, недвижимо дремлющую в раме гористых берегов, и отправился в сторону своей юрты.
Приезд в Баянаул Михаила Антоновича Усова, магистра геологических наук, был не случаен. Два года назад он заболел туберкулезом легких, и врачи предписали ему проводить лето на свежем воздухе, хорошо питаться и пить кумыс. В Томске, где он жил и работал, ему удавалось хотя бы приблизительно выполнять первые два условия, но вот кумыса взять было негде. Его изготовляли только в казахских или башкирских степях. И профессор геологии стал выезжать на лечение. В прошлом году он побывал близ Чингисских гор, в ауле Турагула Кунанбаева, сына Абая. А теперь приехал с женой в Баянаул. Сопровождать Усова вызвался Алексей Николаевич Белослюдов, семипалатинский краевед и литератор, один из известных нам четырех братьев. Со старшим из них, Николаем, ученый познакомился еще в Томске, когда тот работал в типографии. А через него сошелся с Алексеем.
Баянаул, один из живописнейших уголков степи, давно сделался любимым местом отдыха сибиряков. Каждое лето сюда приезжали из Омска, Томска, Новониколаевска и других городов. Близ станицы всегда можно было найти и юрту, и свежее мясо, и отличный кумыс. Местные жители, отличавшиеся гостеприимством, уже привыкли снабжать приезжих всем необходимым. Но начиная с 1914 года берега Жасыбая делались от лета к лету безлюднее. А во время гражданской войны приток отдыхающих и вовсе прекратился. В год приезда Усова сибиряки, похоже, вновь вспомнили о Баянауле — с самой весны понемногу прибывали гости. Профессор и его спутники остановились на восточном берегу Жасыбая, у родника Тасбулак. Уже на следующий день по приезде их навестил народный судья 10-го участка Каныш Сатпаев, ехавший с зимовки Бокета, которая стояла в полутора верстах от озера. Прослышав о каких-то томских землемерах, Каныш захотел познакомиться с ними, да так и застрял возле Жасыбая.
Они путешествовали по его окрестностям целых три дня. Побывали и на озере Торайгыр. Заночевав на его берегу, с утра поехали в Мойылды-Булак, потом свернула на Айнабулак. Затем профессор пожелал побывать на Казан-Ауыз, где предприимчивый купец Степан Попов когда-то добывал медь, построив для этого примитивную печь. В довершение ко всему поднялись на Акбет, самую высокую вершину Баянаула.
Во второй свой приезд к Усову Каныш, как и обещал, свозил профессора к интересным каменным фигурам, образовавшимся в результате ветровой и водной эрозии. Но, к удивлению его, ученый недолго задерживался возле них. Только раза два обошел каменного «верблюда» да от нескольких «статуй» отбил молотком кусочки камня и, осмотрев сколы, тут же бросил их. Гораздо охотнее он задерживался в ущельях у свежих оползней или на обрывах, где поработали весенние воды. Он поднимал там совсем невзрачные камушки. Некоторые исчезали в его рюкзаке.
И Каныш когда-то любил собирать камни. Предпочитал цветные. Найдешь пару таких камней, ударишь их друг о друга ночью или в темной юрте и высечешь целый сноп искр. Но это давно в прошлом. Народному судье не очень-то идет увлекаться подобными безделицами. И теперь его удивляла
Но вскоре Каныш стал понимать смысл увлечения своего спутника. Усов был великолепным рассказчиком. О камнях он говорил с такой красочностью, что его интерес к ним передавался и слушателю. Ученый просто и доступно рассказывал об основных проблемах геологии, о строении земной коры и образовании разного рода минералов. Как бы между делом он объяснил и происхождение причудливых скал в окрестностях Баянаула. «Когда-то эти места были морским дном. Длительные геологические процессы преобразили лик земли, ваши края сделались сушей, поднялись горы и сопки. Над утесами поработала сначала вода — вот почему они имеют стертую, словно гладко отполированную, поверхность. Остальное довершили ветер и солнце. А возраст их — миллионы лет...» Конечно, Каныш и раньше знал о строении земли, ее возрасте. Но то, что он почерпнул в семинарии, до сих пор казалось ему какой-то отвлеченной премудростью, хотя ему даже приходилось пересказывать слушателям учительских курсов то, что было написано по этому предмету. Но он никогда не думал, что о таких сложных вопросах, как строение земной коры, можно рассказать так занимательно, как Михаил Антонович. Вот что значит иметь настоящее образование, думал молодой человек. Ведь, казалось бы, и он немало учился. Два года в аульной школе. Три в Павлодаре. Еще четыре в Семипалатинске. Но на поверку оказалось, что он знает очень мало. Что из того, что он грамотен, служит народным судьей? Вот если бы знать хоть сотую долю того, что ведомо этому магистру геологии!
— Сколько нового открыли вы мне в эти дни! Никогда прежде я не узнавал за один раз так много! — неожиданно для себя самого признался Каныш, подсаживая профессора на лошадь после очередного привала...
II
По прошествии нескольких дней Усов вернулся на берег Жасыбая, а Каныш отправился по неотложным делам в дальние аулы. Встретиться должны были в ауле Имантая — молодой человек договорился с отцом, что профессор проведет у него часть своего отпуска. Вместе с Канышем в поездку по волостям отправился Алексей Николаевич Белослюдов — для него как собирателя фольклора и мечтать нельзя было о лучшем переводчике, чем Сатпаев. Через несколько дней оба спутника добрались до берега реки Шидерты, в исконные места откочевок аулов Сатпая. Белослюдов громко выражал свое восхищение увиденным джайляу. Живописный речной ландшафт, густые заросли кустарника, синеющие на горизонте горы. Оказалось, что за геологом и его супругой уже высланы несколько джигитов.
Аул готовился к приему почетного гостя. По распоряжению Имантая перекочевали на новую стоянку по соседству, где трава была еще не вытоптана и окрестность выглядела свежо. Для профессора поставили отдельную гостевую юрту в стороне от остальных жилищ и кухни, чтобы оградить его от дыма и людского шума. Аул Сатпая умел принять гостей.
Михаил Антонович с женой прибыли на третий день. Удивил всех его распорядок дня: профессор вставал очень рано и сразу отправлялся на прогулку. Обычно он проходил каждое утро по 5 — 6 километров по берегу Шидерты. Предложили ему смирную лошаденку для таких моционов, Усов отказался, что немало удивило аульчан, привыкших по любому поводу седлать коня. Возвратившись с прогулки, он раздевался до пояса и шел умываться к речке. А потом садился за чай. Пил он его по казахскому обычаю со сливками и выпивал за раз изрядное число пиал. После этого его нельзя было беспокоить. Он уединялся в своей гостевой юрте и работал по нескольку часов подряд. Обычно в это время к нему приносили кумыс. Он не любил, чтобы кто-то сидел рядом и ухаживал за ним, и все делал сам. А вот обедать ученый предпочитал в компании, за достарханом он становился разговорчивым. После обеда к его юрте подводили оседланного коня. И несколько всадников — обычно это бывали Белослюдов, Каныш и его брат Бокеш — сопровождали профессора на прогулке. Возвращались вечером с дичью или с образцами различных минералов.
Но иногда Михаил Антонович сам нарушал сложившийся распорядок. Обычно это случалось в те вечера, когда молодежь затевала игру в алты-бакан, качели или когда в ауле появлялся заезжий певец-жыршы. Хотя профессор и не понимал слов, он любил слушать песни, подолгу сидел вместе со всеми на таких импровизированных концертах.
Ему нравились чистый воздух джайляу, напоенный ароматом трав, целительный кумыс и мирная тишина аула. И то, что степняки постоянно выглядели бодрыми и жизнелюбивыми, тоже радовало его душу. Охота, протяжные задушевные песни, обстоятельные беседы на лугу — все это вызывало хорошее настроение. Здоровье заметно поправлялось, стихали боли в груди. День ото дня Усов чувствовал себя все лучше.