Капитал в XXI веке
Шрифт:
Вместе с тем прежде чем учиться эффективной организации государственного финансирования, составляющего две трети или три четверти национального дохода, следовало бы улучшить организацию и функционирование государственного сектора, на который в настоящее время приходится половина национального дохода (включая замещающие доходы и трансферты), что не так уже мало. В Германии, Франции и Италии, в Великобритании и в Швеции споры, которые будут вестись вокруг социального государства в ближайшие годы и десятилетия, будут касаться прежде всего вопросов его организации, модернизации и консолидации. Если доля отчислений и расходов в пропорции к национальному доходу будет оставаться более или менее неизменной (или, возможно, немного повысится, если следовать логике потребностей), то как можно улучшить функционирование больниц и яслей, как менять систему возмещения расходов на услуги врачей и на лекарства, как реформировать университеты и начальные школы, как корректировать расчет пенсий или пособий по безработице с учетом роста продолжительности жизни или безработицы среди молодежи? Когда государственные расходы составляют почти половину национального дохода, все эти споры закономерны и даже необходимы. Если постоянно не задаваться вопросом о том, как адаптировать эти услуги к потребностям населения, то консенсус относительно высокого уровня отчислений, а значит, и относительно социального государства вечно не продлится.
Анализ перспектив реформ в этих сферах деятельности социального государства выходит далеко за рамки настоящей книги. Мы лишь уточним некоторые проблемы, связанные с двумя областями государственного вмешательства, которые имеют особенно важное значение для будущего и напрямую связаны с нашим исследованием: с одной стороны, речь пойдет о равенстве доступа к образованию, прежде всего к высшему; с другой — о будущем распределительных пенсионных систем в мире с низкими показателями роста.
Обеспечивают ли образовательные учреждения социальную мобильность? Во всех странах
Как мы уже видели в третьей части этой книги, существенное повышение среднего уровня образования, произошедшее в XX веке, не позволило сократить неравенство в трудовых доходах. Квалификация повысилась на всех уровнях (аттестат о начальном образовании стал аттестатом о среднем образовании, а аттестат о среднем образовании — дипломом ВУЗа), и, учитывая изменения, коснувшиеся техники и потребностей, зарплата на всех уровнях росла схожими темпами, в результате чего неравенство не изменилось. Сейчас мы ставим вопрос о мобильности: обеспечило ли массовое образование более быстрое обновление выигравших и проигравших в иерархии квалификации при заданном уровне неравенства? Если исходить из имеющихся данных, ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Межпоколенческое соотношение между дипломами и трудовыми доходами, которое измеряет воспроизведение иерархий во времени, не обнаруживает долгосрочной тенденции к снижению — скорее в последние годы оно увеличилось [511] . Тем не менее стоит подчеркнуть, что намного сложнее измерить мобильность в рамках двух поколений, чем неравенство в заданный момент времени, и что имеющиеся источники, касающиеся исторической эволюции мобильности, очень несовершенны [512] . Самый очевидный результат в этой сфере исследования заключается в том, что межпоколенческое воспроизведение слабее в странах Северной Европы и сильнее в Соединенных Штатах (коэффициент корреляции за океаном в два-три раза выше, чем в Швеции). Франция, Германия и Великобритания занимают промежуточное положение: мобильность в них ниже, чем в странах Северной Европы, но выше, чем в США [513] .
511
Согласно работам Андерса Бьорклунда и Арно Лефранка, посвященным Швеции и Франции, корреляция между поколениями немного уменьшилась для поколений, родившихся в 1940-1950-е годы, по сравнению с теми, кто родился в 1920-1930-е годы, и выросла для поколений, родившихся в 1960-1970-е годы. См. техническое приложение.
512
Можно измерить мобильность для поколений, родившихся в XX веке (при том, что точность и сравнимость между странами в этом вопросе не идеальны), однако почти невозможно углубиться в историю и измерить межпоколенческую мобильность в XIX веке, разумеется если не говорить о наследстве (см. одиннадцатую главу). Однако в данном случае речь идет о мобильности, отличающейся от мобильности в области квалификации и трудовых доходов, которая нас здесь интересует и на которой сосредоточены измерения межпоколенческой мобильности (данные, использованные в этих работах, не позволяют выделить мобильность в области трудовых доходов).
513
Коэффициент снижается до 0,2–0,3 в Швеции или в Финляндии и поднимается до 0.5–0,6 в Соединенных Штатах. Великобритания (0,4–0,5) находится ближе к Соединенным Штатам, однако расхождение с Германией и Францией (0,4) не столь значительно. О сравнении коэффициентов корреляции трудовых доходов между поколениями (которые подтверждаются корреляцией между близнецами) см. прежде всего работы Маркуса Янтти. См. техническое приложение.
Эти результаты явно расходятся с верой в «американскую исключительность», которой на протяжении долгого времени была пропитана заокеанская социология и в соответствии с которой отличительной чертой Соединенных Штатов была невероятно высокая социальная мобильность по сравнению с классовыми обществами европейского типа. Безусловно, общество колонистов начала XIX века было более мобильным. Также мы отмечали, что размеры наследства в Соединенных Штатах исторически были ниже и что имущественная концентрация в течение долгого времени была меньше, чем в Европе, по крайней мере до Первой мировой войны. Однако в XX и в начале XXI века все данные показывают, что в конечном итоге социальная мобильность в Соединенных Штатах ниже, чем в Европе.
Эти результаты могут быть отчасти обусловлены тем фактом, что в Соединенных Штатах для получения высшего образования или по крайней мере для попадания в самые элитные университеты нужно вносить плату, которая зачастую очень велика. Учитывая ее сильное повышение в американских университетах в 1990-2010-е годы, которое, впрочем, хорошо коррелировало с ростом самых высоких доходов, можно предположить, что показатели межпоколенческого воспроизводства, наблюдавшиеся в Соединенных Штатах в прошлом, еще больше усугубятся для грядущих поколений [514] . Вопрос неравенства в доступе к высшему образованию за океаном обсуждается все чаще. Так, недавние исследования показали, что доля выпускников ВУЗов оставалась на уровне 10–20 % среди детей, родители которых относились к двум самым бедным квартилям в иерархии доходов, тогда как среди детей верхней квартили (25 % самых богатых) это соотношение выросло с 40 до 80 % в 1970–2010 годах [515] . Иными словами, доход родителей стал почти идеальным показателем доступности университетского образования.
514
В Гарварде в 2012–2013 годах плата за обучение составляет 54 тысячи долларов в год для undergraduate (студента), включая комнату и различные расходы (в том числе 38 тысяч долларов собственно за обучение). В некоторых университетах обучение стоит еще дороже, чем в Гарварде, который получает высокие доходы со своего целевого капитала (см. двенадцатую главу).
515
См.: Duncan G., Мигпапе R. Whither Opportunity? Rising Inequality, Schools, and Children’s Life Chances. Russel Sage Foundation, 2011 (прежде всего шестую главу). См. техническое приложение.
Меритократия и олигархия в университетах. Такое неравенство повторяется и на вершине экономической иерархии не только потому, что плата за обучение в самых престижных частных университетах очень высока (в том числе и для родителей, принадлежащих к верхним слоям среднего класса), но и потому, что решение о зачислении в университет в значительной степени зависит от финансовых возможностей родителей, позволяющих им перечислять пожертвования университетам. Одно исследование показало, что пожертвования бывших студентов своему университету странным образом в основном делались тогда, когда их дети достигали возраста абитуриентов [516] . Сравнивая различные имеющиеся источники, можно подсчитать, что средний доход родителей студента Гарварда сегодня составляет около 450 тысяч долларов, т. е. равен среднему доходу 2 % самых богатых американских домохозяйств [517] . Это плохо увязывается с представлениями о том, что отбор студентов осуществляется исключительно на основании их личных достоинств. Контраст между официальным меритократическим дискурсом и реальностью достигает крайних форм. Также следует подчеркнуть полное отсутствие прозрачности в том, как действуют процедуры отбора [518] .
516
См.: MeerJ., Rosen Н. Altruism and the child cycle of alumni donations // American Economic Journal: Economic Policy. 2009.
517
Это не значит, что Гарвард набирает студентов исключительно из 2 % самых богатых американцев. Это просто означает, что зачисление студентов, не относящихся к группе 2 % самых богатых, случается достаточно редко, а тех, кто входит в эту группу, принимают достаточно часто для того, чтобы получался такой средний показатель. См. техническое приложение.
518
Такие элементарные статистические данные, как доход или среднее имущество родителей студентов, обучающихся в различных американских университетах, очень трудно получить, и они мало исследованы.
Вместе с тем было бы ошибкой полагать, что неравенство в доступе к высшему образованию существует только в Соединенных Штатах. Это один из самых важных вопросов, с которыми социальное государство сталкивается в XXI веке. В настоящее время ни одна страна не дает на него удовлетворительного ответа. Конечно, плата за обучение в европейских университетах намного ниже, за исключением Великобритании [519] .
519
Максимальная плата, которую могут требовать британские университеты, была поднята с тысячи фунтов в 1998 году до трех тысяч в 2004 году и до девяти тысяч в 2012 году. Доля средств, полученных от платы за обучение, в общих ресурсах британских университетов в 2010-е годы вернулась на уровень 1920-х годов и сравнялась с американскими показателями. См. интересные исторические данные, собранные В. Карпантье: Carpentter V. Public-private substitution in higher education II Higher Education Quarterly. 2012.
520
В Баварии и в Нижней Саксонии в начале 2013 года даже было принято решение упразднить плату за обучение в университетах, составлявшую 500 евро в семестр, и перейти к полностью бесплатному обучению, как в остальной Германии. В странах Северной Европы плата не превышает нескольких сотен евро, как и во Франции.
Однако было бы наивным думать, что бесплатности образования достаточно для того, чтобы решить все проблемы. Часто на смену финансовому отбору приходят более тонкие механизмы социального и культурного отбора, вроде тех, что Пьер Бурдьё и Жан-Клод Пассерон проанализировали в книге «Наследники», изданной в 1964 году. На практике французская система элитных высших школ часто ведет к тому, что большая часть государственных расходов направляется на студентов, вышедших из более состоятельных социальных слоев, а меньшая — на университетских студентов, вышедших из более скромной среды. Здесь официальный дискурс о республиканской меритократии вновь вступает в резкое противоречие с реальностью (государственные средства усиливают неравенство в социальном происхождении) [521] . Согласно имеющимся источникам, средний доход родителей студентов, обучающихся в Институте политических исследований, в настоящее время составляет около 90 тысяч евро, что примерно соответствует среднему доходу 10 % самых богатых французских домохозяйств. Контингент, из которого отбираются студенты, в пять раз больше, чем в случае Гарварда, но он все равно довольно ограничен [522] .
521
Такое же распределение обнаруживается и в сфере начального и среднего образования: ученикам самых неблагоприятных начальных и средних школ преподают наименее опытные и наименее подготовленные учителя, в результате чего средние государственные расходы на ребенка в них меньше, чем в лучших школах. Это тем более досадно, что лучшее распределение средств, выделяемых на начальную школу, позволило бы сильно уменьшить неравенство возможностей среди учеников. См.: Piketty Т., Valdenaire М. L'lmpact de la taitle des classes sur la reussite scolaire dans les ecoles, colleges et lycees frangais. Ministere de Education nationale. 2006.
522
Как и в Гарварде, такой средний доход не означает, что студентами Института политических исследований становятся исключительно представители 10 % самых богатых. Полное распределение доходов родителей студентов, обучавшихся в институте в 2011–2012 годах, см. в техническом приложении.
Нет никаких данных, которые позволили бы осуществить подобные расчеты для других элитных школ, однако вполне вероятно, что результат отличался бы несильно.
Поясним: нет простого способа добиться реального равенства возможностей в области высшего образования. Это ключевая задача для социального государства в XXI веке, и идеальную систему еще предстоит придумать. Высокая плата за обучение создает неприемлемое неравенство в доступе, однако обеспечивает автономию, благосостояние и динамизм, которые делают американские университеты привлекательными во всем мире. В теории можно совместить достоинства децентрализации с преимуществами равного доступа, обеспечив университетам масштабное стимулирующее государственное финансирование. В определенном смысле именно это делают государственные системы медицинского страхования: они опираются на некоторую автономию производителей (врачей, больниц) и вместе с тем берут на себя стоимость медицинского ухода, благодаря чему он становится доступным для всех пациентов. То же можно было бы сделать и применительно к университетам и студентам. Подобной стратегии придерживаются университеты стран Северной Европы. Разумеется, это требует серьезного государственного финансирования, которое непросто обеспечить в контексте текущей консолидации социального государства [523] . Однако подобная стратегия представляется намного более удовлетворительной, чем другие недавно опробованные системы, будь то введение платы за обучение, размер которой зависит от дохода родителей [524] , или займов, выплата которых осуществляется за счет прибавления определенной суммы к подоходному налогу [525] .
523
Тем не менее следует отметить, что по сравнению с другими расходами (такими как пенсии) будет не очень дорого перейти от более низких расходов на высшее образование (1 % национального дохода во Франции) к более высоким (от 2 до 3 % в Швеции и Соединенных Штатах).
524
Например, в настоящее время плата за обучение в Институте политических исследований составляет от нуля для самых скромных доходов до примерно 10 тысяч евро для родительских доходов, превышающих 200 тысяч евро. Достоинство этой системы состоит в том, что она обеспечивает данные по доходам (которые, к сожалению, мало исследуются). Однако по сравнению со скандинавским уровнем расходов такая система, грубо говоря, приводит к приватизации использования прогрессивного налога: за счет того, что платят состоятельные родители, оплачивается обучение их детей, а не других; очевидно, что это в их интересах, а не в интересах других студентов.
525
Income-contingents loans (займы, зависящие от доходов), практикующиеся в Австралии или в Великобритании, представляют собой займы студентам скромного происхождения, которые выплачиваются лишь тогда, когда студент достигает определенного уровня дохода. Это похоже на дополнение к подоходному налогу для небогатых студентов, тогда как самые состоятельные студенты получают дарения (как правила, не облагаемые налогом) от своих родителей.
В любом случае для того чтобы добиться прогресса в этих вопросах, имеющих ключевое значение для будущего, начать следовало бы с обеспечения большей прозрачности. В Соединенных Штатах, во Франции и в большинстве стран выступления, в которых восхваляются национальные меритократические модели, редко основаны на внимательном анализе фактов. Чаще речь идет об оправдании существующего неравенства, без учета зачастую очевидных провалов имеющейся системы. В 1872 году Эмиль Бутми, создавая Институт политических исследований, определил для него четкую задачу: «Поставленные под власть более многочисленных, классы, сами себя называющие высшими, могут сохранить свою политическую гегемонию, лишь опираясь на право достойнейшего. Необходимо, чтобы, вслед за рушащейся стеной их привилегий и традиции, поток демократии наталкивался на второй бастион, созданный из блестящих и полезных достоинств, из очевидного превосходства, из способностей, отказаться от которых было бы безумием» [526] . Попытаемся серьезно отнестись к этому невероятному заявлению: оно означает, что высшие классы отказались от праздности и изобрели меритократию из инстинкта самосохранения, поскольку в противном случае всеобщее избирательное право грозило их лишить всего. Безусловно, можно принять во внимание контекст той эпохи: совсем недавно была уничтожена Парижская коммуна и восстановлено всеобщее избирательное право для мужчин. Однако это заявление напоминает о ключевой истине: придание смысла неравенству и легитимация положения выигрывающих представляет собой жизненно важный вопрос, который иногда оправдывает любые приближения.
526
См.: Boutmy Ё. Quelques idees sur la creation dune Faculte libre d'enseignement superieur. 1871. См. также: Favre P. Les sciences d'Stat entre determinisme et liberalisme. Emile Boutmy (1835–1906) et la creation de l'Eсоlе libre des sciences politiques // Revue frangaise de sociologie. 1981.