Капитал в XXI веке

Пикетти Томас

Тем не менее есть много оснований полагать, что не очень разумно высекать бюджетные критерии в юридическом или конституционном мраморе. Прежде всего, исторический опыт подсказывает, что в условиях тяжелого кризиса зачастую необходимо быстро принимать бюджетные решения такого масштаба, который невозможно предугадать до кризиса. Оставлять конституционному судье (или комитету экспертов) задачу время от времени оценивать правомерность таких решений значит делать шаг назад на пути демократического развития. Кроме того, это сопряжено с риском. Вся история свидетельствует о докучливом стремлении конституционных судей пускаться в пространные, рискованные и, как правило, очень консервативные толкования юридических текстов, касающихся налоговых и бюджетных вопросов [691] . Сегодня такой юридический консерватизм особенно опасен в Европе, где прослеживается тенденция ставить право свободного перемещения людей, имущества и капиталов выше права государств отстаивать общие интересы, в том числе и права заставлять платить налоги.

691

В США Верховный суд долгое время блокировал введение подоходного налога в конце XIX — начале XX века, а затем минимальной зарплаты в 1930-е годы; кроме того, в течение почти двух веков он считал, что рабство, а позже расовая дискриминация прекрасно сочетаются с основными правами человека. По последним сведениям, один французский конституционный судья создал очень точную теорию верхней ставки налогообложения, которая, по его мнению, соответствует конституции: после глубокомысленных и известных только ему юридических умозаключений он колебался между 65 и 67 % и задавался вопросом, стоит ли учитывать налог на выбросы углекислого газа.

Прежде всего стоит подчеркнуть, что уровень дефицита или долга нельзя оценивать отдельно от множества других параметров, которыми

характеризуется национальное богатство. В данном случае, если принять во внимание всю совокупность имеющихся данных, больше всего поражает тот факт, что в Европе национальное имущество никогда не было таким большим, как сейчас. Конечно, чистое государственное имущество почти равняется нулю, однако частное имущество настолько велико, что сумма того и другого на протяжении целого столетия никогда не была такой высокой. Поэтому мысль о том, что мы оставим позорные долги нашим детям и внукам и что мы должны посыпать голову пеплом, вымаливая у них прощение, просто не имеет никакого смысла. Если исходить из настоящего золотого правила, которое ведет к полному накоплению национального капитала, следует сказать, что европейские страны никогда не были к этому так близки, как сегодня. Напротив, постыдная правда заключается в том, что национальный капитал очень плохо распределен, поскольку частное богатство опирается на бедность государства, в результате чего в настоящее время мы тратим намного больше на проценты по долгу, чем, например, вкладываем в высшее образование. Впрочем, это не новость: учитывая относительно медленный рост с 1970-1980-х годов, мы находимся в историческом периоде, когда долг очень дорого обходится государственным финансам [692] . Эта основная причина, по которой его нужно как можно скорее сократить; лучше всего это сделать при помощи чрезвычайного прогрессивного сбора с частного капитала или же посредством инфляции. В любом случае эти решения должны приниматься суверенным парламентом по итогам демократических дебатов [693] .

692

Речь идет о той же проблеме, которая касается доходности распределительных пенсионных систем. Пока рост остается сильным и налоговая база увеличивается столь же быстро (или почти столь же быстро), как и проценты по долгу, довольно просто сокращать объем государственной задолженности, выраженной в процентах к национальному доходу. При слабом росте складывается иная ситуация: долг становится бременем, от которого трудно избавиться. Если вычислить средние значения за период с 1970 по 2010 год, обнаружится, что во всех богатых странах выплаты по процентам намного выше среднего первичного дефицита, который практически равен нулю во многих странах, особенно в Италии, где средний объем процентов по долгу в рассматриваемый период в среднем достигал астрономического уровня в семь пунктов ВВП. См. техническое приложение, таблицу S16.1.

693

Если рассматривать эти вопросы в юридическом и конституционном ключе, не исключено, что такие решения, как прогрессивный налог на напитал, будут сочтены невозможными с юридической точки зрения.

Глобальное потепление и государственный капитал. Вторым ключевым аспектом, на который оказывают значительное воздействие вопросы, связанные с золотым правилом, является глобальное потепление и в целом возможное истощение природного капитала в течение XXI века. В рамках глобального подхода к национальному и мировому капиталу речь, очевидно, идет о главной долгосрочной проблеме. Отчет Стерна, опубликованный в 2006 году, поразил общественное мнение расчетами, показывающими, что ущерб, который будет наноситься окружающей среде до конца текущего столетия, можно оценить, согласно некоторым сценариям, в десятки пунктов мирового ВВП ежегодно. В среде экономистов споры, вызванные отчетом Стерна, были сосредоточены вокруг того, какой должна быть ставка дисконтирования будущего ущерба. По мнению британца Ника Стерна, нужно применять относительно низкую ставку дисконтирования, равную темпам роста (1–1,5 % в год). В этом случае будущий ущерб представляется очень существенным с точки зрения будущих поколений. Американец Уильям Нордхаус, напротив, считает, что нужно применять ставку дисконтирования, приближенную к средней доходности капитала (4–4,5 %): в этом случае будущие катастрофы вызывают намного меньше беспокойства. Иными словами, все принимают одинаковую оценку будущего ущерба (которая и сама, разумеется, очень неточна), но делают из этого очень разные выводы. По мнению Стерна, потери общего благосостояния для человечества будут настолько велики, что следовало бы уже сейчас начать ежегодно расходовать сумму, равную минимум пяти пунктам мирового ВВП, для того, чтобы попытаться ограничить глобальное потепление в будущем. Нордхаус считает это совершенно неразумным, поскольку будущие поколения будут богаче и производительнее нас. Они найдут способ справиться с этой проблемой, далее если им придется меньше потреблять, что в любом случае обойдется для всеобщего благосостояния не так дорого, как предпринятое подобных усилий сейчас. В этом, в сущности, и заключается вывод из его ученых расчетов.

Если выбирать, то выводы Стерна мне представляются более разумными, чем выводы Нордхауса, которые, бесспорно, свидетельствуют о симпатичном оптимизме, очень удачно сочетающемся с американским нежеланием как-либо сдерживать выбросы углекислого газа, но звучат малоубедительно [694] . Тем не менее мне кажется, что этот довольно абстрактный спор о ставке дисконтирования плохо вяжется с основной дискуссией. В общественных дебатах, в первую очередь в Европе, а также в Китае и в Соединенных Штатах, все чаще говорится о необходимости масштабных инвестиций в разработку новых, незагрязняющих технологий и в поиск достаточно распространенных возобновляемых источников энергии, которые позволят обойтись без углеводородов. Этот спор о «новом экологическом витке» ведется в основном в Европе, поскольку в нем усматривают один из способов выхода из нынешнего экономического застоя. Такая стратегия тем более привлекательна, что процентные ставки, по которым многие государства занимают средства, в настоящее время крайне низки. Если частные инвесторы не знают, на что тратить и куда вкладывать средства, то почему государство должно лишать себя возможности осуществлять инвестиции ради будущего, которые позволят избежать вероятной деградации природного капитала [695] ?

694

О том. как тот и другой рассчитывают ставку дисконтирования, см. техническое приложение. Интересно отметить, что и Стерн, и Нордхаус используют то самое модифицированное золотое правило, которое мы описали выше, однако полностью расходятся во мнении относительно параметра вогнутости функции социального выбора (Нордхаус делает выбор в пользу параметра больше в духе Роулса, чем Стерн, для того чтобы обосновать причины, по которым он уделяет будущим поколениям лишь незначительное внимание). Более удовлетворительный логический ход заключается в учитывании того факта, что взаимозаменяемость между природным капиталом и другими формами богатства далеко не бесконечна в долгосрочной перспективе (это учли Роже Геснери и Томас Стернер). Иными словами, если природный капитал будет уничтожен, нам будет недостаточно сократить потребление iPhone для того, чтобы возместить ущерб.

695

Как мы отмечали, ситуация вокруг процентных ставок по государственному долгу, безусловно, отчасти является преходящей: в настоящее время для некоторых стран процентные ставки очень высоки, и маловероятно, что страны, которые сегодня занимают по ставке менее 1 %, смогут это делать в течение десятилетий (анализ периода 1970–2010 годов показывает, что для богатых стран долгосрочная реальная процентная ставка по государственному долгу составляет около 3 %; см. техническое приложение). Тем не менее это солидный экономический аргумент в пользу наращивания государственных инвестиций (по крайней мере, до тех пор, пока ставка будет оставаться на этом уровне).

Это одна из главных тем дебатов будущего. Вместо того чтобы беспокоиться по поводу государственного долга (который намного меньше частного имущества и который, в конечном итоге, довольно просто погасить), следовало бы озаботиться увеличением нашего образовательного капитала и избежать деградации капитала природного. Это намного более серьезный и трудный вопрос, поскольку недостаточно одного росчерка пера (или налога на капитал, что в данном случае одно и то же) для того, чтобы устранить парниковый эффект. На практике главная проблема заключается в следующем. Допустим, что Стерн был более или менее прав и что оправданно тратить каждый год сумму, равную 5 % мирового ВВП, для того, чтобы избежать катастрофы. Уверены ли мы в том, что знаем, какие инвестиции нужно осуществить и как их организовать? Если речь идет о государственных инвестициях, важно понимать, что речь идет о значительных суммах, намного превышающих, например, все государственные инвестиции, осуществляемые в настоящее время в богатых странах [696] . Если речь идет о частных инвестициях, следует уточнить способы государственного финансирования и природу прав собственности на технологии и вытекающих из них патентов. Нужно ли бросать все силы на передовые разработки для того, чтобы добиться быстрого прогресса в области возобновляемой энергии, или же необходимо немедленно значительно ограничить потребление углеводородов?

Безусловно, разумно сделать выбор в пользу сбалансированной стратегии, основанной на применении всех доступных инструментов [697] . Но помимо этого заключения, исходящего из здравого смысла, необходимо подчеркнуть, что на сегодняшний день никто не знает, какие ответы будут даны на эти вызовы и какую именно роль сыграет государство в том, чтобы избежать вероятной деградации природного капитала в XXI веке.

696

В последние десятилетия в богатых странах государственные инвестиции (очищенные от обесценения государственных активов) ежегодно составляли около 1–1,5 % ВВП. См. техническое приложение, таблицу S16.1.

697

В том числе, разумеется, и таких инструментов, как налог на выбросы углекислого газа, который заставляет платить дороже за различное потребление энергии в зависимости от объемов выбросов CO₂ (а не в зависимости от бюджетных капризов, которые обычно лежали в основе акцизов на бензин). Тем не менее все указывает на то, что эта сигнальная цена оказывает меньшее воздействие на сокращение выбросов, чем государственные инвестиции и строительные нормы (тепловая изоляция и т. д.).

Экономическая прозрачность и демократический контроль над капиталом. В целом в заключение мне представляется важным подчеркнуть тот факт, что одна из главных задач будущего, без сомнения, заключается в развитии новых форм собственности и демократического контроля над капиталом. Граница между государственным и частным капиталом далеко не так ясна, какой ее порой представляли после падения Берлинской стены. Как мы отмечали, уже существует множество видов экономической деятельности в области образования, здравоохранения, культуры, СМИ, в которых преобладающие формы организации и собственности имеют мало общего с двумя полярными парадигмами: чистого частного капитала (с моделью акционерного общества, полностью принадлежащего акционерам) и чистого государственного капитала (с вертикальной логикой, в рамках которой решения об осуществлении инвестиций принимает администрация). Существует также множество промежуточных способов организации, позволяющих с пользой использовать информацию и навыки каждого. Рынок и право голоса — это лишь две полярные формы организации коллективных решений; необходимо изобретать новые формы участия и управления [698] .

698

Мысль о том, что рынок и частная собственность позволяют координировать и эффективно использовать (при определенных условиях) информацию и навыки миллионов идей, является классической: ее можно найти как у Смита, так и у Хайека, Эрроу или Дебре. Мысль о том, что механизмы голосования представляют собой другой эффективной способ агрегирования информации (и в целом идей, размышлений и т. д.), которой располагает каждый индивид, также очень стара: она восходит к Кондорсе. О недавних исследованиях, касающихся этого конструктивистского подхода к политическим институтам и электоральным системам, см. техническое приложение.

Ключевой аспект состоит в том, что различные формы демократического контроля над капиталом в значительной степени зависят от объема имеющейся информации. Экономическая и финансовая прозрачность — это не только налоговая задача. Она также, а возможно, и в первую очередь является задачей демократического управления и участия в принятии решений. С этой точки зрения задача заключается не только в финансовой прозрачности имущества и доходов на индивидуальном уровне, который на самом деле сам по себе не представляет интереса, за исключением разве что очень специфических обстоятельств, например если речь идет о политиках [699] или о ситуации, в которой отсутствие доверия иначе исправить невозможно [700] . В целом самая важная задача для коллективного действия заключается в обнародовании подробных счетов частных компаний (как, впрочем, и государственных органов), форма публикации которых в настоящее время явно недостаточна для того, чтобы сотрудники и простые граждане могли составить себе представление о принимаемых решениях и уж тем более влиять на них. Например, если обратиться к конкретному случаю, который мы привели в самом начале данного исследования, счета, которые публикует компания Lonmin, владеющая гигантской платиновой шахтой в Марикане, где в августе 2012 года были застрелены 34 бастующих шахтера, даже не дают возможности точно рассчитать распределение производимого богатства между прибылью и зарплатами. Впрочем, эта черта присуща счетам, которые публикуются компаниями по всему миру: данные объединяются в очень широкие статистические категории, которые позволяют сообщать минимум сведений о реальных целях или передавать ценную информацию только инвесторам. После этого легко говорить, что сотрудники и их представители недостаточно осведомлены об экономических реалиях компании [701] . Без подлинной бухгалтерской и финансовой прозрачности, без обмена информацией экономическая демократия не может существовать. С другой стороны, без подлинного права принимать участие в принятии решений (такого как право голоса сотрудников в административных советах) прозрачность не имеет особого значения. Информация должна укреплять налоговые и демократические институты — сама по себе она не является целью. Для того чтобы однажды демократия смогла взять капитализм под свой контроль, необходимо исходить из принципа, согласно которому конкретные формы демократии и капитала нужно постоянно изобретать заново [702] .

699

Например, важно иметь возможность исследовать, каково положение политиков различных стран в иерархии доходов и имущества своего времени (см. предыдущие главы). Тем не менее следует подчеркнуть, что здесь может быть достаточно подробных статистических таблиц: строго индивидуальная информация обычно не нужна.

700

Интересно отметить, что одним из первых действий революционных законодательных собраний в 1789–1790 годах стало создание «Большой книги пенсий», которая позволила составить полный именной список рент, выплачивавшихся королевской властью (рент, которые состояли из выплат долгов, пенсий бывшим королевским чиновникам и простых пожалований). Именной список, содержавший 1600 страниц и включавший в себя 23 тысячи имен с подробным указанием сумм (различные ренты объединялись в одну личную графу), министерства, возраста, года выплаты, причин присвоения и т. д., был опубликован в апреле 1790 года. Об этом интересном документе см. в техническом приложении.

701

Это обусловлено тем, что зарплаты обычно указываются в одной графе с промежуточным потреблением (т. е. с закупками у других компаний, которые, в свою очередь, также оплачивают и труд, и капитал). Вследствие этого публикуемые счета не позволяют ни рассчитать распределение между прибылью и зарплатами, ни исследовать возможные злоупотребления, которые касаются промежуточного потребления (и могут быть важным фактором, способствующим повышению уровня жизни руководителей или акционеров). Пример счетов Lonmin и шахты в Марикане см. в техническом приложении.

702

Такой требовательный подход к демократии, который высказывает философ Жак Рансьер, здесь совершенно необходим. См. прежде всего: Ranciere J. La Haine de la ctemocratie. La Fabrique, 2005.

Заключение

В этом исследовании я попытался отразить современное состояние наших исторических знаний о динамике распределения доходов и имущества начиная с XVIII века и изучить уроки, которые можно извлечь из них для начинающегося столетия.

Еще раз повторим: источники, собранные в этой книге, более обширны, чем источники, использовавшиеся другими авторами, однако и они несовершенны и неполны. Все выводы, к которым я пришел, по природе своей хрупки и должны стать предметом обсуждения и споров. Исследования в области общественных наук не преследуют цель установить математически точные истины и заменить собой демократические и состязательные общественные дебаты.

Ключевое противоречие капитализма: r > g. Общий урок, вытекающий из моего исследования, заключается в том, что динамическая эволюция рыночной экономики и частной собственности, предоставленных самим себе, содержит в себе существенные силы сближения, связанные прежде всего с распространением знаний и навыков, и мощные силы расхождения, которые могут стать угрозой для наших демократических обществ и для лежащих в их основе ценностей социальной справедливости.

Главная дестабилизирующая сила обусловлена тем, что частная доходность капитала r может заметно и в течение длительного времени превышать темпы роста дохода и производства g.

Неравенство, выраженное формулой r > g, означает, что рекапитализация имущества, накопленного в прошлом, протекает быстрее, чем растут производство и зарплаты. Это неравенство отражает фундаментальное логическое противоречие. Предприниматель неизбежно склонен превращаться в рантье и усиливать свое господство над теми, кто владеет лишь собственным трудом. Накопленный капитал воспроизводит себя сам быстрее, чем увеличивается производство. Прошлое пожирает будущее.

Это может привести к опасным последствиям для долгосрочной динамики распределения богатства, особенно если к этому прибавить неравенство в доходности, предопределяемое размерами начального капитала, и если процесс расхождения имущественного неравенства приобретет мировой масштаб.