Капитализм и свобода

Фридман Милтон

Переоценка масштабов монополизации сопровождается — по тем же примерно причинам — переоценкой значения технических изменений, способствующих монополизации, по сравнению с изменениями, увеличивающими конкуренцию. Например, очень много говорят о распространении массового производства. Куда меньше внимания уделяется новшествам в области транспорта и связи, способствовавшим развитию конкуренции путем снижения важности местных региональных рынков и расширения сферы действия конкуренции. Растущая концентрация в автомобильной промышленности является общим местом, однако развитие автотранспортных перевозок, уменьшающее зависимость от больших железных дорог, проходит почти незамеченным, и то же самое относится к снижению концентрации в сталелитейной промышленности.

2. Монополия в профсоюзах. Существует аналогичная тенденция переоценивать монополизацию

в профсоюзной сфере. Проф союзы объединяют около четверти работающего населения, что ведет к значительной переоценке их роли в установлении ставок заработной платы. В действительности же многие профсоюзы совершенно неэффективны. И даже мощные профсоюзы оказывают на структуру заработной платы лишь ограниченное влияние. В случае профсоюзов истоки тенденции преувеличивать масштабы монополизации еще очевиднее, чем в промышленности. При наличии профсоюза всякое повышение зарплаты проходит через него, даже если оно и не являлось следствием профсоюзной деятельности. На пример, за последние годы резко возросла зарплата прислуги. Если бы существовал соответствующий профсоюз, все надбавки проходили бы через него и соответственно ему бы приписывались.

Все это не значит, что профсоюзы не играют важной роли. Как и промышленная монополия, они делают важное дело, благодаря чему многие ставки зарплаты стали иными, чем если бы их устанавливал только рынок. Недооценивать их так же ошибочно, как и переоценивать. Однажды я приблизительно подсчитал, что благодаря профсоюзам от 10 до 15 % работающего населения получило надбавку к зарплате в размере 10–15 %. Это означает, что у 85–90 % работающего населения зарплата понизилась где-то на 4 %^{31}. С тех пор как я сделал эти подсчеты, другие произвели куда более детальные исследования. Насколько я понимаю, они получили результаты примерно такого же порядка.

Если профсоюзы добиваются повышения зарплаты рабочих какой-то специальности или отрасли, они неизбежно сокращают число рабочих мест по этой специальности или в этой отрасли — точно так же как повышение цены уменьшает количество проданного товара. Результатом этого является увеличение числа людей, ищущих какую-то другую работу, что ведет к понижению зарплаты в других областях. Поскольку профсоюзы обычно бывают крепче всего у тех групп, которым и так платили бы высокую зарплату, результатом их деятельности явилось повышение зарплаты высокооплачиваемых рабочих за счет низкооплачиваемых. Поэтому профсоюзы не только нанесли ущерб обществу и рабочим вообще, приведя к ненормальному использованию трудовых резервов, но и подняли неравенство доходов рабочего класса, сократив возможности, открытые самым низкооплачиваемым рабочим.

В одном отношении между промышленной и профсоюзной монополией имеется важное различие. Если за последние полвека тенденции к увеличению масштабов промышленной монополии почти не наблюдалось, профсоюзная монополия определенно продолжала расти. Значение профсоюзов заметно выросло во время Первой мировой войны, уменьшилось в 1920-е и 1930-е годы, а затем сделало огромный скачок вперед в период Нового курса. Во время и после Второй мировой войны они консолидировали свои завоевания. В последнее время они просто удерживают завоеванные позиции и даже ослабевают. Упадок этот отражает не упадок в рамках отдельных отраслей или специальностей, но, скорее, снижение значения специальностей или отраслей, в которых профсоюзы сильны, по сравнению с теми, в которых они слабы.

Различие, которое я провожу между профсоюзной и промышленной монополией, в одном отношении является слишком резким. В какой-то степени профсоюзы служат средством установления монополии на продажу отдельных товаров. Самый очевидный пример — уголь. Угольный закон Гаффи представлял собой попытку подвести юридическую базу под картель шахтовладельцев, занимавшихся назначением цен. Когда этот закон был объявлен в середине 1930-х годов неконституционным, в образовавшейся бреши появилась фигура президента профсоюза рабочих горнодобывающей промышленности (United Mine Workers) Джона Льюиса. Объявляя забастовки всякий раз, когда количество выданного на гора угля грозило привести к понижению цен, Льюис контролировал выработку и соответственно цены при негласном сотрудничестве шахтовладельцев. Доходы от такой картельной системы делились между хозяевами и шахтерами. В случае шахтеров доход этот выражался в более высоких ставках заработной штаты, что, разумеется, уменьшало число занятых шахтеров. Поэтому доходы от картеля перепадали лишь тем шахтерам, у которых была работа, да и у них большая часть этого дохода выражалась в увеличении досуга. Профсоюзы имеют возможность выполнять

такую роль из-за того, что в шермановском антимонопольном законодательстве для них было сделано исключение. Этим изъятием из правил воспользовались многие профсоюзы, которые лучше характеризовать как деловые предприятия, продающие услуги по картелизации отраслей промышленности, а не рабочие организации. Видимо, прежде всего тут следует отметить профсоюз водителей грузового транспорта (Teamster's Union).

3. Государственная и поддерживаемая государством монополия. Прямая государственная монополия на производство товаров на продажу в США распространена не очень широко. Основными примерами являются почта, производство электроэнергии, — Управление развития водного, энергетического и сельского хозяйства долины р. Теннеси (Tennessee Valley Authority, TVA) и прочие государственные электростанции, — услуги по строительству и содержанию автодорог, продаваемые косвенным образом посредством налога на бензин или прямо через взимание дорожной пошлины, муниципальная система водоснабжения и другие коммунальные предприятия. Кроме того, при нынешних огромных ассигнованиях на оборону, освоение космоса и научные исследования федеральное правительство стало, по сути дела, единственным закупщиком продукции многих предприятий и целых отраслей промышленности. Все это чревато весьма серьезными проблемами в смысле сохранения свободного общества, но проблемы эти лучше разбирать не в главе, посвященной монополии.

Использование государства для создания, поддержки и обеспечения картельных и монополистических отношений между частными производителями развивалось куда более стремительными темпами, чем прямая государственная монополия, и имеет в настоящее время куда большие масштабы. Одним из ранних примеров является Комитет по межштатному транспорту и торговле, деятельность которого распространилась с железных дорог на грузовые автоперевозки и на другие виды транспорта. Самой одиозной является, бесспорно, сельскохозяйственная программа. По сути дела, это картель, созданный государством. Другими примерами являются Федеральная комиссия по связи, контролирующая радио и телевидение, Федеральная энергетическая комиссия (Federal Power Commission), контролирующая нефть и газ, транспортируемые в процессе межштатной торговли, Управление гражданской авиации (Civil Aeronautics Board), контролирующее авиалинии, и Совет управляющих Федеральной резервной системы (Federal Reserve Board), устанавливающий максимальную процентную ставку, которую банки имеют право выплачивать на срочные депозиты, и следящий за соблюдением запрета на выплату процентов на депозиты до востребования.

Все эти примеры относятся к федеральному уровню. Кроме этого, аналогичные процессы происходят на штатном и местном уровнях. Техасский железнодорожный комитет, не имеющий, насколько я понимаю, никакого отношения к железным дорогам, ограничивает выработку нефтяных скважин путем ограничения числа дней нефтедобычи. На словах это делается ради экономии ресурсов, но на деле — для контроля над ценами. В последнее время Комитет получил большую поддержку за счет федеральных импортных квот на нефть. Искусственные простои скважин, организуемые для взвинчивания цен, — это, с моей точки зрения, точно такая же так тика «фезер-беддинга» (feather-bedding), как в тех случаях, когда кочегарам, работающим на дизельных локомотивах, платят за ничегонеделанье. И тем не менее некоторые представители деловых кругов, громче всех осуждающие профсоюзный «фезер-беддинг» как нарушение правил свободного предпринимательства, хранят гробовое молчание по поводу той же тактики в нефтедобывающей промышленности.

Разбираемые в следующей главе процедуры лицензиата являются еще одним примером созданной и поддерживаемой государством монополии на уровне штата. Ограничение числа находящихся в эксплуатации таксомоторов представляет типичный пример аналогичных ограничений на местном уровне. «Медальон», дающий право на вождение собственного такси, продается сейчас в Нью-Йорке где-то тысяч за двадцать-двадцать пять долларов, а в Филадельфии — за пятнадцать. Другой пример на местном уровне — это принятие строительных кодексов (building codes) считанных якобы для обеспечения норм безопасности, но находящихся на самом деле под контролем местных профсоюзов строи тельных рабочих или ассоциаций частных подрядчиков. Таких ограничений существует множество, и им подвергаются самые разнообразные виды экономической деятельности как на городском уровне, так и на уровне штата. Все они представляют собой совершенно произвольные ограничения свободы частных лиц вступать в добровольный взаимообмен друг с другом. Одновременно с ограничением свободы они ведут к разбазариванию ресурсов.