Капитан 'Аль-Джезаира'
Шрифт:
"Ты сам себя обманываешь, Омар!
– говорит голос, идущий из глубины души.
– А вдруг они говорят правду?" Нет, нет, этого не может, не должно быть!
Сражения! Только в схватках спасение от таких пустых мудрствований.
Омар так и рвался в бой - это был единственный способ отринуть от себя сверлящие мозг мысли, вложенные в него Бенедетто Мецци.
Пока молодой офицер мучился сомнениями, бичевал себя, нанося удары не по коже, а глубже, в самое сердце, ренегат Бенелли прочесывал регентство, стремясь выйти на след Эль-Франси.
Эль-Франси - француз
Имена, как звук и дым, - они исчезают. Их можно сбросить с себя, как грязную рубашку, и заменить на другие, когда потребуется.
"Ну хорошо, - решил Бенелли, - коли так, надо обязательно сойтись с этим Жаном Менье - Эль-Франси лицом к лицу и выяснить наконец, не Луиджи ли Парвизи действует под этими именами". Сюрприза здесь, пожалуй, ожидать не приходится: очень уж прочные завязываются узелки между этим Менье и Парвизи. Он, Бенелли, просто нюхом чует, что не ошибся. Даже в мыслях иной раз путается: хочет сказать Парвизи, а говорит - Менье, думает о Менье, а говорит - Парвизи.
Он приказал схватить этого Эль-Франси и доставить в Алжир. Но его посланцы вернулись с пустыми руками. Всякий раз дичь умело ускользала от них. Ну как не зауважать такого человека! Возможно, своего земляка? Бенелли даже чуть было не возгордился им. Но - лишь на миг: он терпеть не мог рядом с собой никого, умного и понимающего тонкость интриги, такого же авантюриста, как и он сам. Пока Парвизи не ввязался еще в высокую, запутанную игру, называемую политикой. Пока нет. Но кто может гарантировать, что он не сделает этого завтра? А может, уже и сегодня?
Возможно, однако, что все это куда проще. Он ищет своего сына. Прочности регентства это никоим образом не угрожает. Снова и снова Бенелли урезонивал себя, призывал к спокойствию. Что ему этот человек? С чего бы щадить его? Из-за того, что он - генуэзец? К черту сантименты! Генуя, родина, давным-давно покинута и позабыта. Теперь она - не более чем точка на географической карте. Да, если речь идет только о розысках сына, это не так уж плохо. Но ведь этот Эль-Франси - преемник француза Эль-Франси! С ним даже и негр Селим, верный спутник того, первого. Почему первый передал второму это почитаемое и любимое в стране имя? Только ли для того, чтобы ему удобнее было искать мальчишку? Нет, не может быть - за этим, несомненно, кроется что-то иное. Парвизи работает на Францию. Если так, то это грозит опасностью, устранить которую может только один человек - он сам, Бенелли!
И безобидность Эль-Франси - всего лишь маска. То, что упустил туземный лазутчик, не ушло от внимания Мустафы. В стране много говорят об Эль-Франси. И верный друг-то он, и помощник, и советчик. Но чтобы подстрекал он народ против турок - об этом никаких сведений не поступало. За это его к ответу не притянешь. Ладно, пусть даже против турок он ничего и не замышляет, но он, и это много существеннее, наводит людей на размышления. Только что вспыхнувший пожар можно погасить быстро. Куда страшнее огонь, тлеющий под крышей, скрытый
– Я - Мустафа, советник дея, - представился Бенелли деревенскому старосте.
– Добро пожаловать, господин. Великая честь выпала нашей деревне. Что привело тебя к нам?
– Я на охоте, мой друг. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам? Не нападают ли хищные звери на ваши стада? Я могу расправиться с ними.
– Ты так добр, господин!
– снова поклонился кабил.
"Скрытный парень, - решил Бенелли.
– Может, не следовало представляться советником дея?"
– Повторяю: я охотно помогу вам.
– Спасибо, господин, но ты опоздал.
– Опоздал? Не понимаю тебя.
– Нам помог Эль-Франси, господин!
Бенелли удовлетворенно улыбнулся. Кабил заметил это.
– Ну вот. Я рад слышать это. Лихой парень этот Эль-Франси!
– Наш друг, господин.
– Вы можете гордиться им. Все, что я о нем слышал, мне очень нравится. Я с удовольствием сходил бы как-нибудь вместе с ним на охоту. Скажи, где я мог бы с ним встретиться? Ты ведь слышал обо мне, знаешь, что я...
– Да, господин.
– И что же ты знаешь?
– Что ты большой начальник.
Бенелли рассмеялся. Этот деревенский староста - остолоп, дурень, слабоватый умом.
– Вовсе не это хотел я сказать, мой друг, а то, что как охотник могу потягаться с вашим Эль-Франси. Мне хотелось бы поохотиться вместе с ним. Где он?
– Я не знаю этого, господин.
– Мне говорили, что его видели здесь еще вчера?
– Вчера, господин?
– Странно, что ты ничего об этом не знаешь.
Кабил не отреагировал.
– Жаль. Ты лжешь, старик!
– легко, будто так, между прочим, бросил Мустафа в лицо старосте оскорбительные слова.
– Я не отваживаюсь возразить тебе, такому великому и могущественному человеку, даже если в мыслях твоих нет правды.
– Проклятье!
– Из этого идиота все равно ничего путного не выудишь. Лучше, пожалуй, закончить разговор какими-нибудь дружелюбными словами. Извини, я не хотел тебя обидеть. Меня, должно быть, неправильно осведомили. Этой ночью мы останемся у вас. Я сам принимаю приглашение в твой дом. Для моих спутников найди подобающий кров.
То, что кабил и не думал его приглашать, Мустафу нимало не смутило. Он - господин, и дать ему приют все прочие должны почитать за великую честь.
Среди ночи Мустафа покинул деревню. Он неслышно выскользнул из хижины, осторожно миновал поселение и лишь после этого вскочил на коня.
Бенелли заблуждался. Деревенский староста с его смиренным "Да, господин!" вовсе не был ни остолопом, ни глупцом, но умным и опасным противником.
– Гляди, Селим!
– Луиджи Парвизи протянул негру трубу и показал направление, куда смотреть.