Капитан чёрных грешников
Шрифт:
— Ну?
— Вот скажите, как нормальный человек входит в дом?
— Что за вопрос? В дверь, конечно.
— А вот и не всегда.
— То есть?
— Кто-то, оказывается, и в окно входит. Вот я вам расскажу, что сейчас только что видел.
Бригадир сосредоточился и стал слушать.
— Как спускался я сверху сюда, — рассказывал Коробейник, — передо мной шел какой-то человек шагах в ста. Спустился и подошел сюда.
— Подошел и остановился?
— Ну да, у двери.
— И, должно быть, посмотрел в замочную скважину?
— Должно быть, так.
— А потом ушел.
— А вот и нет, пошел вокруг дома. Тут мне стало интересно. Спрятался я в куст и стал смотреть, что он будет делать.
— Ну?
— Обошел дом и стал кликать Симона.
— А Симон ему ответил?
— Ответил. Я так понял, сказал, что ему лучше уходить.
— И он тогда ушел?
— Да нет. Я был далеко, слышать их не мог, а видеть — все видел ясно.
— Так-так!
— Симон спустил ему лесенку, и он залез в дом через окошко.
— А мы сидели внизу?
— Ну да.
— Так вы, значит, думаете…
— А то! — ответил Коробейник. — Наверное, не просто так человек не хочет проходить мимо жандармов, а лезет наверх в окошко.
— Не сбежал бы!
— Я лесенку убрал, а окошко там высокое.
— Благодарю вас за ценные показания, — сказал бригадир. — Положитесь на меня. Я вам дам сопровождение до Экса.
— Ничего! — сказал Коробейник. — Я прямо сейчас и побегу, а ноги у меня хорошие.
И он со всех ног бросился прочь.
Бригадир вернулся в домик паромщика.
Он подозвал к себе одного из жандармов и сказал:
— Бери карабин и становись за домом под окошком.
— Зачем? — удивленно спросил жандарм.
— Если оттуда выпрыгнет человек — хватай и держи крепко.
Жандарм вышел.
Бригадир взял свечку со стола и приказал:
— Остальные за мной.
И, положив руку на эфес сабли, он поднялся по лестнице на чердак.
Услышав шаги жандармов, Симон в панике сказал Анри:
— Прячьтесь скорей, сударь! Залезайте под кровать.
— Нет, — сказал Анри.
— Прыгайте в окошко…
— Тоже не буду.
— Вы же пропали, если они вас увидят!
— Наоборот, — ответил Анри. — Тогда-то я и спасен.
Когда же появился бригадир, а за ним жандармы, Анри шагнул им навстречу и сказал:
— Должно быть, вы ищете меня?
— Может быть, — ответил бригадир. — Как ваше имя?
— Барон Анри де Венаск.
— Значит, именно вас.
— Прекрасно, — невозмутимо сказал Анри. — Я готов следовать за вами.
"Ну и выдержка у него!" — подумал паромщик Симон и засомневался: а может, он ошибался?
Часть третья
I
Экс не создан для веселья — чего нет, того нет. Этот город — развенчанная столица, низведенная до скромного положения субпрефектуры, завидует в глубине души богатому соседу — Марселю, и спасается от уныния новых времен, покидая старые запертые особняки и поросшие травой улицы.
Но есть период, когда старый город вдруг выходит из оцепенения: дни праздника короля Рене.
Король Рене — герой старинных народных легенд.
Именно в Эксе блистательный граф Анжуйский утешался в потере престола Обеих Сицилий, устраивая полухристианские, полуязыческие процессии.
Время от времени — раз в четыре года или в пять — жители Экса устраивают историческую кавалькаду, где правнуки очень искусно изображают своих средневековых предков.
В Эксе еще осталось с дюжину семейств, происходящих от сеньоров доброго короля Рене — они-то и затевают эти празднества, обычно продолжающиеся несколько дней.
Тогда старый город облекается в праздничные одежды, расцветает флагами в окнах, улицы его заполняются восторженной толпой зевак, а все, кто из экономии живет обычно в старом замке или в пригородном доме, устремляются в город и на неделю поселяются в своих ветхих особняках.
Так вот: спустя полтора месяца после событий, о которых мы только что рассказали, Экс предавался разгулу исторического карнавала.
Днем кавалькады и торжественные мессы, вечерами балы и концерты, не говоря уже о серенадах в честь разных надворных судей, вышедших в отставку вследствие "славных" июльских дней, и прогулок с факелами, куда со всей охотой отправлялись закованные в железо рыцари, пажи в желто-синих одеждах и прекрасные дамы с соколами на перчатках.
И все они смеялись и веселились безумно — так, как веселятся непривычные к забавам люди.
Был третий час ночи. Звезды в небе ярко блистали, факелы освещали улицы, а по булыжной мостовой весело позвякивали пустые ножны и тупые шпоры.
На Бульваре, напротив фонтана, рыцарь, носивший изящно застегнутый на плече белый плащ Мальтийского ордена, повстречал прекрасного трубадура с гитарой на перевязи и в берете с пером, развивавшимся на ветру, который шел, пошатываясь: видно, отмечал средневековый праздник шампанским самой модной марки.
— А, трубадур души моей! — сказал ему мальтийский рыцарь. — Право, для серьезного человека ты очень уж весело проводишь нынешний вечер. Откуда ты теперь?
— Только что сбежал от президентши де Буа-Коломб.
— А теперь на поздний ужин в кружок Секстия?
— Да нет, иду домой.
— Спать?
— Нет, работать.
Мальтийский рыцарь расхохотался:
— О, магистрат сердца моего! До каких же пор ты, с подобными тебе, будешь уверять нас, что так вот сочетаешь труд с глубокой ленью, а польку — с юриспруденцией?