Капитан чёрных грешников
Шрифт:
— Его честь — моя честь.
— Вот как! — в негодовании воскликнул старик.
— Вы так держитесь за семейные предания — почему бы мне не быть отважной ради моей любви?
— Ты слышишь, брат мой! Ты слышишь! — в отчаянье взывал старик.
Господин Жозеф де Монбрен ничего не отвечал.
— О несчастная! Она любит грабителя!.. Душегуба!..
Марта отступила назад.
— Дядюшка, — строго сказала она, — выслушайте меня хорошенько.
Голос ее был спокоен и отрывист, взгляд уверен и пронзителен, как лезвие меча.
— Выслушайте меня, — повторила она. — Я заклинаю вас объявить правосудию о том, что вы считаете истиной.
— Но послушай, бедное дитя мое… Ведь если он виновен, правосудие его покарает.
— Тогда, дядюшка, я брошусь перед вами на колени, попрошу у вас прощения и благословения и закончу свои дни в монастыре. Но если он невиновен… а я верю в это, и перед небом клянусь: правосудие объявит его невиновным!
Вот тогда, дядюшка, вы должны будете отречься от старинной вражды, должны будете согласиться на брак вашей племянницы с тем, кого вы теперь обвиняете!
И Марта поклонилась своему дяде.
— Теперь прощайте, — сказала она. — Разрешите мне пройти к себе в комнату и дожидаться там дня, когда восстановится справедливость. Дайте мне руку, батюшка…
Марта неспешно вышла, опираясь на руку ошеломленного господина Жозефа де Монбрена.
А старик упал в кресло, обхватил голову руками и заплакал…
VII
Марта де Монбрен решила не выходить больше из комнаты.
Напрасно отец пытался ее успокоить.
— Батюшка, — отвечала она, — есть женщины, которые могут усомниться в любимом человеке: такие женщины не достойны любви. Я не усомнюсь.
И господин Жозеф де Монбрен, склонив голову перед стойкостью дочери, удалился.
А Марта одна в ночи, при растворенном окне, стояла на коленях и молилась.
Она молила Бога как можно скорей привести сюда ее дорогого Анри, чтобы он смыл с себя тяготеющее на нем обвинение и устыдил клеветников.
И тут издалека до нее донесся знакомый свист.
Марта в беспамятстве встала с колен. Внутренний голос говорил ей: "Это он!"
Она подошла к окну и выглянула наружу.
Вновь она услышала тот же мотив.
Марта побледнела, задрожала и воскликнула:
— Это он!
Тут же она накинула на плечи шаль, закрыла окно (это означало, что сигнал услышан), открыла дверь спальни и стала прислушиваться.
Все в замке спали.
В родном доме Марта все знала так хорошо, что свет ей был не нужен.
Она потушила свечу и спустилась по главной лестнице, еле касаясь ступенек.
Внизу она пошла той же дорогой, по какой мы уже однажды шли вместе с ней: мимо теплиц, через цветники в парк.
Там она подбежала к калитке, за которой дожидался Анри де Венаск.
Бывают такие упоительные поэмы, которые не так-то просто обратить в слова.
На несколько минут в объятьях друг друга, под звездным небом, влюбленные — супруги перед Богом — забыли обо всей вселенной.
Как всегда, благородный Анри рассказывал Марте, как он тосковал, какие опасности перенес, как память о той, кому он поклялся в вечной верности, утешала его в долгой разлуке, после гибели всех его надежд, после поражения, быть может, более славного, чем победа!
А Марта слушала его и думала: "Он говорит, как герой — а они уверяют, что он бандит!"
Потом вдруг взяла его за руку и сказала:
— Пойдемте!
И повела его в парк.
— Куда вы меня ведете? — спросил Анри.
Она ничего не ответила, а просто увела в маленький павильон в углу парка, полускрытый зеленью дубов.
Этот павильон был любимым местечком Марты.
Там она читала, рисовала, занималась вышиванием в жаркие летние дни. Там часто засиживалась среди своих книг и картин; там же она читала прекрасные письма, простые и трогательные, своего дорогого Анри, когда только еще начиналась их любовь. Только у нее был ключ от павильона, и она всегда носила этот ключ у себя на шее.
Марта открыла замок, зашла внутрь и зажгла свет.
Потом вошел Анри, и она закрыла за ним дверь.
— Друг мой, — сказала Марта, — теперь мы должны поговорить не как влюбленные, а как супруги, посвятившие друг другу жизнь.
Внезапная важность в ее голосе, торжественно-печальное выражение ее лица поразили Анри де Венаска, и ему припомнилось, как странно встретил его паромщик Симон Барталэ.
Он ждал, чтобы Марта высказалась яснее.
— Любимый мой, — сказала девушка, — вы мне говорили, что объявлены вне закона?
— Да.
— Приговорены к смерти военным трибуналом?
— И потому должен скрываться до того времени, когда будет объявлена амнистия.
— Вы не должны скрываться, — сказал Марта.
Он глядел на нее, все больше изумляясь.
— Теперь вам надо пойти повидать вашу старую тетушку, — продолжала она, — а потом… потом отправиться в Экс.
— В Экс?
— И дать себя арестовать.
— Но, Марта, дорогая, — сказал Анри, — речь ведь идет о моей голове.
— Нет, — ответила Марта, — ведь вас амнистируют. Но даже если и так…
Ее голос дрожал, но за прерывистым дыханием угадывалась мужская отвага.
— Что тогда? — спросил он.
— Тогда, — ответила она, — лучше потерять голову, чем честь.
Он, пораженный, отступил от нее.
— Так ты же ничего не знаешь! — воскликнула Марта.
Он отступил еще на шаг.
— Любимый мой, — продолжала она, — мой отважный, мой благородный, ты, в ком я никогда не усомнилась — знаешь ли, в чем тебя обвиняют?