Капитан чёрных грешников
Шрифт:
Только несколько дней спустя старый лакей Антуан по секрету сказал егерю Жерому и фермеру Мартену Бидашу:
— Мы с господином Жаном отлично знаем, в чем тут дело и кто у черных братьев капитан.
Те оба так и ахнули, а старый лакей добавил:
— Только господин Жан взял с меня клятву ничего не говорить — так я ничего и не скажу.
Понемногу по округе пошли слухи, что господин Жан де Монбрен много знает о черных грешниках, но упорно молчит.
Отчего же?
В том-то и загадка.
Братья помирились.
Но господин Жан де Монбрен, исцелившись от страшной раны, однажды сказал племяннице:
— Дитя мое, я чуть не погиб, и ты была бы невольной причиной моей гибели. Никогда больше ни о чем меня не спрашивай.
Изумленная и потрясенная, девушка смотрела на дядю, а тот еще сказал:
— И думать забудь, чтобы выйти за господина де Венаска. Он уже давно отсюда уехал, и что с ним стало — неизвестно.
— Я знаю, — сказала Марта.
Кровь бросилась в лицо старому дворянину:
— Знаешь? — воскликнул он. — Ты — знаешь?
— Знаю. Он уехал в Вандею сражаться за дело герцогини Беррийской.
— Ах, вот как! — усмехнулся господин Жан де Монбрен.
— И он, — взволнованно сказала Марта, потупившись, — должно быть, погиб: после сражения при Пенисьере о нем не было никаких вестей.
— Да, — заметил господин де Монбрен, — я вижу, у тебя сведения верные.
Марта ничего не ответила.
Дядя и племянница еще немного помолчали, а потом господин де Монбрен сказал:
— Что ж, дитя мое: господин де Венаск куда-то пропал, ты думаешь, что он мертв — так и нечего о нем больше толковать.
— Дядюшка!
— Ты вольна даже плакать о нем.
Эти слова Марта поняла неправильно.
— Ах, дядюшка! — воскликнула она и прыгнула ему на шею. — Я знала, как вы добры и благородны. Вы простили тому, кто был нашим врагом, потому что он любит меня, потому что он пролил кровь за наших законных государей…
Господин де Монбрен пожал плечами.
— Ничего я ему не простил, — сказал он. — И если вдруг когда-нибудь он сюда явится, если станет опять домогаться твоей руки…
— Что тогда, дядюшка?
— Тогда я написал завещание, — сказал старый дворянин. — И даже если я умру, ты это завещание прочтешь, а прочтя увидишь, что не можешь быть женой этого человека. Впрочем, — продолжал господин де Монбрен с сердцем и непреложным тоном, — хватит об этом. Он не вернулся, ты его считаешь мертвым — так и мне нечего больше сказать.
И с этого дня господин Жан де Монбрен не говорил больше ни слова.
Протекли недели, потом месяцы.
Марта часто потихоньку плакала и молила Бога за своего возлюбленного Анри.
Иногда она уже не надеялась его увидеть, иногда же надежда возвращалась в бедное измученное сердечко.
Как и почему?
Скажем об этом в нескольких словах.
Семейство Монбрен долго было протестантским, потом, в прошлом веке, вернулось опять в католичество, но сохранило либеральный образ мыслей и не простило монархии преследований, которым подвергалось после отмены Нантского эдикта.
Господин Жан де Монбрен приветствовал Июльскую монархию. Он даже согласился занять должность мэра.
Его брат не интересовался политикой — он занимался только будущим своей дочери.
Господин Жан де Монбрен выписывал либеральные газеты, а либеральным газетам мало было дела до схваток в Вандее.
Но Марта тайком получала газету роялистов, которую ей посылали под видом модного журнала, а эта газета была тогда официозом вандейского восстания.
Таким образом мадемуазель де Монбрен де Сент-Мари была в курсе событий на Западе и видела имя Анри де Венаска сначала среди героев Пенисьера, а после в списках заочно приговоренных к смерти.
И вот как раз в тот самый день, когда Анри де Венаск завершил свой долгий путь и явился к паромщику Симону, в этой газете появилась такая заметка:
"До Луи-Филиппа наконец дошло, что чаша переполнена и негодование общества не позволяет идти дальше.
Мадам томится в замке Блэ, ее защитники, как дикие звери, рыщут по лесам, чтобы избежать казни, — все это уже слишком.
Король Франции подписал амнистию, и отважные дворяне, пролившие свою кровь за правое дело, не сложат голову на эшафоте".
Газету приносили по вечерам.
Конюх Красавчик, которого Марта сделала своим поверенным, ходил забирать ее на почту в соседнюю деревню.
Так что Марта открывала газету часов в восемь вечера, когда вся семья готовилась сесть за стол. Она лихорадочно прочла всю заметку, а приписка к ней заставила ее вскрикнуть:
"Мы боялись, что один из отважнейших бойцов Пенисьера, господин барон Анри де Венаск, погиб.
Рады уведомить, что это отнюдь не так. Частные письма, полученные нами из Вандеи, позволяют нам утверждать, что он жив и не покидал Франции".
На этот радостный крик Марты вошел господин Жан де Монбрен.
— Дядюшка, — воскликнула она, — нате, читайте! Анри жив! Анри вернется… и если есть у вас еще причина отказать мне в своем согласии… скажите что-нибудь!
В ее голосе, в ее позе, во всем ее поведении была такая решимость, что господин Жан де Монбрен воскликнул:
— Но ты не знаешь, несчастная, что этот человек — грабитель и душегуб!
VI
Если бы у самых ног мадемуазель Марты ударила молния, она бы меньше перепугалась.