Капитан Два Лица
Шрифт:
— Все хорошо. А будет еще лучше. Скоро.
Самый ловкий обманщик — это надежда. В ту швэ пират Дуан Тайрэ, король Ино ле Спада, поверил принцу из Королевства-На-Корнях. Ему в голову не могло прийти, что, когда Лува, умывшись, привычно зашагает по небесной лестнице и пройдет половину пути, он сам отдаст приказ страже арестовать Фаарроддана о’Конооарра и привести в свои покои.
10
КРАСНЫЙ ФОНАРЬ
Пропавшая смотрела со всех городских стен и лукаво улыбалась. Ее рисовал новый придворный живописец, тилманец по происхождению. Народ
Новостей в тот день не напечатали вообще. Потому что пропавшая и была главной и единственно важной новостью. Город Ганнас метался в лихорадке. Ганнас исступленно спрашивал каждого встречного:
«Вы видели?»
«Вы знаете?»
«8000 варров за улицу, по которой она прошла».
«Титул за место, где она прячется».
«Корабль за имя того, с кем ее видели в последний раз».
«Рука принцессы Розинды тому, кто ее спасет».
Пропавшую невозможно было не узнать. Но далеко не все подгулявшие накануне гости замечали, что уезжают из города, на стенах которого пестреет множество одинаковых листовок.
Ни тогда, ни потом никто в точности не мог сказать, как именно пропала принцесса Розинда. Все, включая самого Дуана, сходились лишь на одном: после гуляний юная Королевская Роза невредимой вернулась к брату, была немного задумчива, но не грустна. Она вместе со всеми добралась до замка, пожелала добрых снов и удалилась с камеристками в женский флигель, где все, конечно же, поскольку устали, сразу легли спать.
Несколько дам, проснувшихся раньше всех, — вскоре после восхода Лувы, — не заходили к принцессе. Дверь ее спальни была заперта, внутри тихо. И когда настало время первой утренней трапезы, к которой встал король, дамы просто отдали распоряжение принести завтрак себе, а также сообщить его величеству и гостям, что ее высочество, — как, впрочем, почти всегда после больших мероприятий, — заспалась. Это никого не удивило и не встревожило. Даже когда принцесса не встала и ко второму завтраку. И даже когда камеристка, у которой был запасной ключ, после долгого стука решила все же заглянуть к ее светлости и увидела пустую неразобранную кровать. На краю небрежно валялось платье, в котором Розинда гуляла на отмели, окно было распахнуто.
Это тоже не встревожило сразу. Многие камеристки прожили с принцессой не один Круг и знали, как часто непокорное дитя сбегает: на рыночную площадь, в розарий или заезжий театр, к неугодным отцу друзьям из простого люда. Принцессу стали ждать, хотя несколько женщин все же отправились поискать ее в саду, в королевском зверинце, у воды и в других флигелях.
Но она не появилась. Только когда Лува украла тени, тревога, похожая на мелкие и все усиливающиеся волны, стала захлестывать Альра-Ган. А вскоре — когда обнаружилось, что все, включая обувь принцессы, осталось на месте, — здесь уже бушевал шторм.
— Что ты о ней знаешь? Что?!
Арро был бледен, как самая дорогая, чистая соль. Он не предпринял и попытки вырваться, когда Дуан схватил его за горло, а за стражей захлопнулась дверь покоев. Только губы у принца побелели, а глаза
— Ничего, — с расстановкой произнес он. — Не больше других.
Дуан бессильно зарычал. Он знал, что уже скоро до всех почтовых станций, постоялых дворов, а потом и до границ дойдет королевский приказ — обыскивать каждую выезжающую карету. Что корабли уже теперь (хорошо, что «Ласарра» ушла раньше) не выпускают из столичных портов без специального разрешения, а вскоре перестанут выпускать и из других. Что в двери простолюдинов, которых дамы вспомнили как друзей сестры, уже стучит стража. И… откуда-то он знал, что все это, скорее всего, не принесет плодов. Что-то случилось. Что-то неизбежное.
Фаарроддан о’Конооарр попытался разжать его пальцы, и Дуан опять уставился в белое лицо.
— Я видел, — с расстановкой произнес он и сам оттолкнул принца от себя. — Видел вас на охоте. Видел вас и вчера у огня. Она звала тебя о’хики. Ты должен знать больше.
Краска прилила к впалым щекам; левой рукой принц все тер и тер свое горло. Дуан сделал к нему новый шаг, в то время как ладонь легла на рукоять меча. Случайно глянув в зеркало, молодой король увидел там своего отца — с пылающим взглядом, оскаленным ртом, сжатыми кулаками. Будто одержимый разом всеми Темными. Но в ту швэ Дуану было наплевать.
— Не сделал ли ты чего-нибудь, что ей не понравилось? Там, у огня? Не уединялись ли вы потом? Ты прикасался к ней?
Впервые глаза Арро тоже сверкнули бешенством, и он сам подошел к Дуану вплотную. Он продолжал краснеть, неровными пятнами по лицу и шее — неизбежная метка жителей холодных земель, сбитый бег крови по сосудам. Но голос звучал твердо и ровно, без единого колебания.
— Я не смел бы. И предполагать такое может разве что грязный скот без чести.
Дуан, криво усмехнувшись, еще сильнее оскалил зубы.
— Что ж, легко приму подобное оскорбление. Поверь, достаточно я знаю благородных вроде тебя, которым честь знакома еще меньше. — Видя, что нирец молчит, Дуан продолжил: — И как ты смеешь удивляться моим вопросам, когда ты солгал мне?! Не сказал, что она благосклонна? Что ты уже целовал ее? Почему бы мне поверить, что за поцелуем не было…
Принц Арро отвел глаза. Руки его тоже были сжаты в кулаки, но более он явно не собирался показывать гнева. Он наконец снова поднял голову, посмотрел Дуану в лицо и откликнулся:
— Потому что так пожелала она сама.
Дуан опешил. Стало так тихо, что отчетливо послышалось взвизгивание запертого в соседней комнате Плинга. Очень медленно Дуан выпустил меч, шагнул к софе и опустился на нее. Прижав одну ладонь к виску, он жестом предложил принцу тоже сесть. Тот выбрал низкое криволапое кресло, неуклюже вытянул длинные, как у журавля, ноги и, сложив руки на подлокотниках, стал ждать. Поняв, что ждут всего лишь вопросов, Дуан попросил:
— Объясни.
И Арро объяснил.
— Впервые я узнал вашу сестру десять Приливов назад. Мы были в Альра’Илле с визитом вежливости, вскоре после того, как с вами случилась… — юноша помедлил, — та беда. Я был юн, отец и брат еще даже не вводили меня в курс дел, и все то время, что они проводили с королем Таллом, да хранит нас его сиятельный взор, я в основном гулял в ваших садах. Однажды на одной из скамеек я увидел плачущую девочку и подсел к ней. Розинда тогда горевала о вас.
Дуан, вздрогнув, отнял руку от лица, поднялся и пошел разводить камин. Ему становилось отчего-то очень холодно, пальцы как онемели. Наклоняясь и сгребая угли, он ощущал на себе взгляд.