Капитан Филибер
Шрифт:
Странная невиданная туча остановила его прямо посреди Барочной, напротив знакомого двухэтажного дома. Он спешил, думал совсем о другом — и случайно скользнул взглядом по серому небу. Снег падал до самого утра, затем перестал, но облака никуда не ушли, напротив, стали еще гуще, еще темнее. Но то, что увидел, все-таки поразило: не облако, не туча даже — гигантская черная глыба в насупившихся мрачных небесах. Твердь, наконец, стала твердью, маски сброшены, убран нестойкий флер.
Каменная гора — небесный антрацит — казалось живой. Она росла, двигалась, неторопливо наползала на плоские крыши невысоких домов, погребая под собой беззащитный город.
Он не верил в знамения. У Мира имелись иные возможности напомнить о себе, заставить слушать. Но это внезапное явление небесной горы, нависшей над обреченным на скорую и страшную гибель Новочеркасском, заставило остановиться, забыв о спешке, о неотложных делах, даже о близкой войне.
Он, суетливый муравей, стоял у самого подножия. Он хотел даже не подняться наверх, нет — сокрушить, опрокинуть черное страшилище, перевернуть набок, сбросить в бездну… На что надеялся? На то, что у Мира, им сотворенного, нет от него тайн, и ему, единственному среди сотен миллионов, ведомо Будущее? Но так было лишь вначале. Изменившийся Мир обрел право на тайну Грядущего. Никогда не бывшее Сегодня обернется непредсказуемым Завтра.
Душа-бабочка мчалась, несомая холодным зимним ветром, в сонме душ иных, столь же беззащитная и слепая, как и мириады когда-то живших, живущих и собирающихся жить.
Он бросил окурок в грязный затоптанный снег и шагнул навстречу черной горе.
Лабораторный журнал № 4
19 марта.
Запись одиннадцатая.
Честно дочитываю Журнал № 2, хотя полезного откровенно мало. Материал любопытный, но скорее для психолога, чем для того, кто готовится к «погружению». Чем дальше, тем больше Второй уходит от всякой конкретики, описывая исключительно собственные мысли и ощущения. Встречаются порой и суждения, с которыми я бы охотно поспорил, но не страницах журнала, а лично с автором. Последнее, увы, невозможно.
Одна запись сделана как будто специально для меня:
«В Q-реальности можно найти только себя самого. Это не „машина времени“. Глупо и смешно использовать „погружения“ для проведения научных экспериментов. С тем же успехом можно ставить опыты во сне. Историку советую забыть о своей профессии. Все мы теперь — только пациенты…»
Чуть ниже:
«…Раздражающий всякого нормального человека догматизм историков с их извечным заклинанием: „История не знает сослагательного наклонения…“»
Да уж… Рискну заметить, что опыты во сне ставятся уже много лет. Причем не только «хакерами» и последователями Джимми-Джона, но и представителями самой что ни на есть «официальной» науки. Насчет же догматизма… Проще всего присоединится к дружному хору критиков, обвиняющих моих коллег во всех смертных грехах, тем более «догматиков» и сам не выношу. Однако никто не судит об уровне науки по количеству плохих ученых. Историков же ругают обычно в тех случаях, когда не нравится История. В болезни обвиняют врача-диагноста.
Фраза насчет «сослагательного наклонения» историками употребляется крайне редко. Ее обожают политики (в России, скажем, Геннадий Зюганов, а в «позднем» СССР — Михаил Горбачев) и повторяющие их заклинания журналисты. Любой грамотный историк прекрасно знает, что суть его работы как раз и заключается в постоянной возне с «сослагательными». Изучая причину того или иного события, каждый раз видишь «боковые отростки», иногда весьма и весьма разветвленные.
Между прочим, столь критикуемые историки предприняли серьезный поиск автора помянутой фразы. Не нашли, однако выяснили, что среди «наших» этого умника нет. Натан Эйдельман, услышав в очередной раз про «сослагательное», заметил: «Ерунда! Даже смерть знает сослагательное наклонение!» Q-реальность свидетельствует, что он абсолютно прав.
Иное дело, «машина времени». Точнее, без кавычек — Машина Времени (МВ). Здесь Второй совершенно прав. Q-реальность — возможность весьма точной реконструкции прошлых эпох в человеческом сознании. Насколько точной — судить пока рано. Чтобы не распространяться больше на эту тему, замечу, что историки не слишком обрадуются появлению настоящей МВ. В этом случае наука История в ее нынешнем виде просто исчезнет, став чем-то средним между географией и этнографией. Не говоря уже о том, что МВ, мягко говоря, очень сильно изменит всю нашу жизнь. Не уверен, что к лучшему.
К «погружениям» в Q-реальность все это прямо не относится. Она вполне допускает эксперимент — в тех разумных пределах, как и всякая реальность. Мечников выпил сыворотку с холерными эмбрионами, что куда опаснее, чем проводить полевые исследования в «очень настоящем сне».
Исторический эксперимент в Q-реальности безопасен не только для Истории как таковой, но и для самого экспериментатора. В последние месяцы довелось прочитать немало популярной и художественной литературы о всяческих «янки при дворе», легко и с успехом меняющих Историю. Мои коллеги не обращают на эту писанину никакого внимания — и зря. Она не только исчерпывающе характеризует авторов и потенциальных читателей, но и может служить великолепным пособием по «технике безопасности» для будущих «хронолопилотов». Я им заранее сочувствую. Взяв за образец практически любую подобную книгу, они смогут прожить в Прошлом недолго — зато очень мучительно.
Материальное перемещение в чужое Время, особенно достаточно отдаленное (век-два) опасно само по себе. Первыми отважного «хронопилота» встретят местные микробы. Иных встречающих может не понадобиться.
Q-чип позволяет отчасти снять подобные проблемы и дотянуть до ближайшего усатого городового — или стражника с копьем наперевес.
Возьмем на вооружение схему, предложенную моим предшественником. Фаза «А» — снятие накопившихся за жизнь проблем, она же — возможность как следует «встряхнуться». Отчего бы и нет? Где мой пулемет «Вулкан»?
Одного пулемета, конечно, мало. Вот образец тщательной подготовки очередного «янки»:
«Сашка был хорош! Очевидно, он тоже задумался о своем предстоящем существовании.
Облаченный в белый костюм с жилеткой, белые кожаные туфли на пуговицах, в стетсоновской шляпе и с тростью, он выглядел этаким Чеховым Антоном Павловичем, излеченным от чахотки и вместо Сахалина побывавшем на каторге Новой Каледонии.
Приветствовав меня небрежным кивком, он счел нужным заметить: